Анна и чувство, когда кто-то умрет
На днях, совсем рано утром, когда рассвет только-только закончился и вдоль домов в центре города все еще текла белая дымка, меня попытались ограбить.
Это вышло ужасно неожиданно.
Начать с того, что из меня, в общем-то, плохой ограбляемый. Я росла в 90-е на Ленинском; вид пистолета не вызывает у меня панического ужаса. Не, я прекрасно знаю, что с его помощью можно делать в людях дырки, и что это опасно. Но во мне нет страха перед ним - так вышло.
Мальчик с пистолетом об этом понятия не имел.
По первой фразе можно было бы решить, что он аскает. Он спросил, есть ли у меня немного денег, потому что ему надо.
Про "надо" он мог бы и не говорить - у него все на лице было написано. Ну и вряд ли кто-то без причины будет шляться в полпятого утра вокруг монастыря, где никаких людей больше нет. У меня причины было сразу две, и обе важные - Ингресс и городская хандра
Я честно ответила, что ни хрена у меня нет, все на карточке, а до банкомата я не побегу.
Он удивился - как так может быть.
Бывает, - сказала я. - Я москвичка, избалованная цивилизацией, и так вышло, что наличку с собой не ношу от слова вообще.
Я сам москвич, - брякнул он. - Давай по-хорошему, у меня тут друзья вокруг, а я подошел один, чтобы по-хорошему, неужели жалко 50 рублей...
И в этот самый момент со мной что-то случилось. Это было, как запах прогорклого масла в шаурме. Или звук порвавшейся струны. Это произошло за мгновение до того, как я увидела пистолет; ощущение захватило меня полностью и оказалось почему-то намного более важным, чем этот пистолет.
Это неправда, - перебила я. Я знаю правила. Если ты сталкиваешься с кем-то, кто чего-то от тебя хочет, и у него есть пистолет, надо стоят, бояться и не прятать деньги. У меня просто не нашлось ресурса на то, чтобы играть по правилам.
Ты не из Москвы.
Так заметно? - спросил он.
Нет, я просто знаю, - отозвалась я. - Как тебя зовут?
Рома, - сказал он, не убирая руки с пистолета.
Рома, - повторила я. И тут вдруг мне стало совершенно очевидно, что он приехал в Москву этой зимой, ему то ли 23, то ли 24 года, он совершенно один, и у него проблемы с печенью. Я открыла рот и сказала ему об этом. Не потому, что попонтоваться хотелось - просто не сказать оказалось невозможно.
Ужасно смешно, но разошлись мы полюбовно. Он уходил, пятясь - как будто этот крепкий мальчик с пистолетом почему-то боялся меня больше, чем я его.
- Разойдемся по-хорошему? - уточнил он перед тем, как свалить. - Никаких претензий?
Претензии?
Это слово что-то зацепило во мне.
Как будто ножиком ковырнули гнилой яблочный бочок. Я узнала, что он умрет, как только на опавшие листья ляжет снег.
Никаких, - согласилась я.
В самом деле, какие могут быть у меня претензии к человеку, который уже закончился, просто не знает об этом.
Это вышло ужасно неожиданно.
Начать с того, что из меня, в общем-то, плохой ограбляемый. Я росла в 90-е на Ленинском; вид пистолета не вызывает у меня панического ужаса. Не, я прекрасно знаю, что с его помощью можно делать в людях дырки, и что это опасно. Но во мне нет страха перед ним - так вышло.
Мальчик с пистолетом об этом понятия не имел.
По первой фразе можно было бы решить, что он аскает. Он спросил, есть ли у меня немного денег, потому что ему надо.
Про "надо" он мог бы и не говорить - у него все на лице было написано. Ну и вряд ли кто-то без причины будет шляться в полпятого утра вокруг монастыря, где никаких людей больше нет. У меня причины было сразу две, и обе важные - Ингресс и городская хандра
Я честно ответила, что ни хрена у меня нет, все на карточке, а до банкомата я не побегу.
Он удивился - как так может быть.
Бывает, - сказала я. - Я москвичка, избалованная цивилизацией, и так вышло, что наличку с собой не ношу от слова вообще.
Я сам москвич, - брякнул он. - Давай по-хорошему, у меня тут друзья вокруг, а я подошел один, чтобы по-хорошему, неужели жалко 50 рублей...
И в этот самый момент со мной что-то случилось. Это было, как запах прогорклого масла в шаурме. Или звук порвавшейся струны. Это произошло за мгновение до того, как я увидела пистолет; ощущение захватило меня полностью и оказалось почему-то намного более важным, чем этот пистолет.
Это неправда, - перебила я. Я знаю правила. Если ты сталкиваешься с кем-то, кто чего-то от тебя хочет, и у него есть пистолет, надо стоят, бояться и не прятать деньги. У меня просто не нашлось ресурса на то, чтобы играть по правилам.
Ты не из Москвы.
Так заметно? - спросил он.
Нет, я просто знаю, - отозвалась я. - Как тебя зовут?
Рома, - сказал он, не убирая руки с пистолета.
Рома, - повторила я. И тут вдруг мне стало совершенно очевидно, что он приехал в Москву этой зимой, ему то ли 23, то ли 24 года, он совершенно один, и у него проблемы с печенью. Я открыла рот и сказала ему об этом. Не потому, что попонтоваться хотелось - просто не сказать оказалось невозможно.
Ужасно смешно, но разошлись мы полюбовно. Он уходил, пятясь - как будто этот крепкий мальчик с пистолетом почему-то боялся меня больше, чем я его.
- Разойдемся по-хорошему? - уточнил он перед тем, как свалить. - Никаких претензий?
Претензии?
Это слово что-то зацепило во мне.
Как будто ножиком ковырнули гнилой яблочный бочок. Я узнала, что он умрет, как только на опавшие листья ляжет снег.
Никаких, - согласилась я.
В самом деле, какие могут быть у меня претензии к человеку, который уже закончился, просто не знает об этом.