Про нарциссизм Квазимодо
Вот подумал, что нарциссизм, кажется, не совсем точное название, дезориентирующее. За точность терминов я не ручаюсь, там вроде вариаций вагон с тележкой, но та общая суть, что под этим подразумевается, как-то не соответствует легенде про Нарцисса.
Нарцисс, вроде, и правда был красив? В него влюблялись все подряд, даже богиня какая-то воспылала, а уж всякие нимфы да наяды просто толпой клубились. Может, среди прочих и парочка похотливых сатиров затесалась, древние греки те еще были проказники. То есть сначала было всеобщее обожание и подарки, от которых у парня и съехала крыша. Увидев себя в отраженьи ручья, он и понял, что это он видит совершенство. Ну раз все такого мнения.
В то время как по всему выходит, что в "нарциссизме" все наоборот. Сначала та жуть, что человек видит в ручье, а потом лихорадочная ловля всех наяд по полям и лесам, с ненасытным вымогательством любви и восхищения, чтобы компенсировать и убедить себя и всех вокруг, что вовсе он не жуток. Скорее это "квазидомодизм", чем "нарциссизм". Красота-то как раз под сомнением, раз так пытаются всех убедить.
Что ж могло так до пожизненной икоты спужать-то?
Я это понимаю как чувства младенца, которому всего-то хочется, чтобы его покормили молочком, перепеленали, погладили и поворковали с ним. В каком-то смысле это "людоедство", поскольку для младенца это единственно возможно и нормально (но только для младенца).
Он, наверное, еще даже не знает, что ему хочется вот этого всего, ему просто "хочется". И, наверное, он без понятия, что то Большое, Мягкое и Теплое, что это с ним делает, это называется мама, она имеет к нему какое-то отношение и все такое прочее. Что он вообще может понимать? Скорее, это только чувство голода (по маме) и отсутствие чувства голода (по маме). И что он может предложить миру за "маму"? У него ж ничего нет. У него ручки-ножки не слушаются, в глазах туман, мысли путаются, если эти сны можно назвать мыслями. Он совершенно беспомощен, совершенно.
Он может только плакать/жаловаться (спасите, помогите, сирота помирает), или кричать/требовать (а ну покормили-перепеленали, а то щас как встану, всех на тряпки порву). Он как крохотное "я", запертое в кулечек. Полностью зависимое от добра и ласки других. Он не может "сам себя выжить". Не гипербола, не абстракция - за спиной самая настоящая смерть. Долго ли проживет ребенок сам по себе. Он не знает, что это "смерть", это просто большая и страшная пустота, сквозящее сквозь него Ничто, ледяными костлявыми пальцами прямо сейчас тянущее его в холодное небытие. Он в эту секунду, в каждую секунду - умирает. И на самом деле умрет. Если не придет Мама. И все, что может сделать кулечек - это кричать, звать, требовать, угрожать, умолять. Ему хочется жить. Мама, мамочка, приди, спаси!
А если эта колобкова корова где-то шарится?
Ну нет ее. Никто не приходит на его зов, когда он зовет. Или приходит в какие-то непредсказуемые моменты, чтобы сунуть титьку, когда ей удобно, а не когда ему хочется. И снова исчезает. Мир не реагирует на его зов. Мир равнодушен к нему. Мир занят только собой, а ты хоть сдохни.
Младенцу нерегулярным подкреплением навсегда в душе отпечатывают, что нет у него ангела-хранителя. Никому не нужный больной уродец, родившийся без чего-то важного, что должно было бы быть для жизни, но у него этого точно нет. Жив только чудом, случайным везением. И если появляется в пределах досягаемости титька, то отрасти зуб и куси ее этим зубом единственным намертво, чтоб не думала уйти. Потому что больше может не придти. А это смерть.
И это чувство страшной смерти от "истощения всего", смерти от брошенности - остается с ним навсегда.
Вот это чувство, я думаю, и есть причина "нарциссической травмы". Потом вокруг всего этого он нагородит множество запутанных слов и туманных представлений, а в основе просто был просто страх смерти. Мало титьки, ну не помер же с голоду, а вот не дали уверенности, что есть в этом мире титька, которая к тебе неровно дышит, и даже если ее нет прямо сейчас - ты не волнуйся, гугукай себе, думай о радостях жизни, она помнит о тебе, ты нормальный уродился, ты достойный ее любви, все в порядке с тобой, ты только позови, она примчится.
А если совсем он в этом не уверен? И даже точно уверен, что нет у него такой титьки? Ни своей титьки нет, ни качеств, который соблазнили бы чужую титьку взять его на попечение. Вот это и есть смертельный недостаток. То, что спужало в буквальном смысле до смерти. Ничто не защищает тебя от смерти. Нет у тебя лома, против этого приема. Квазимодо уродился, отказник. Слов таких у него еще нет, а чувство будет - что между ним и смертью никого и ничего. Младенец пошел в жизнь задом наперед, пятясь попой к жизни, лицом к смерти. Ее и увидел в том ручье, что у других ручей, а у него речка Стикс. Тут, наверное, продерет мороз по коже. Когда всей "кожи"-то у человечка четыре кило, это еще до того, как покакал.
На самом деле вовсе бывшее дите никакой не урод. Нормальный человек. У него давно есть что дать в обмен на добро и ласку. Есть у него уже своя "титька". Это раньше не было, а теперь уж есть. Но он в это не верит. Тепло можно только украсть или выцыганить обманом. Все то, что делают люди друг другу - это все обманки, разнообразные способы обжулить. Способа вообще всего два - разжалобить или выбить силой, а все остальное это тысячи хитрых вариаций и комбинаций этого. Люди выросли, но они все те же дети. Планета детей, семь миллиардов голодных и жестоких беспризорных, круговорот воровства и насилия. Если не урвешь свой кусок, все хорошее съедят без тебя. Ты постоянно на грани смерти.
Этот жуткий страх видно, в какие-то моменты, когда он "прорывается", сквозь все наваленные на внутреннюю дверь шкафы. Нарциссу страшно одному, если он один, у кого же он возьмет "еду" для жизни. Ему страшно с кем-то, если он с кем-то, вдруг он отберет его "еду" для жизни. Ему вообще страшно. Он маленький и слабый, это он ловко притворяется, что он большой и взрослый, красивый и сильный характером. Надо только сильно-сильно в это верить, и ты убедишь других. Потому что если тебя разоблачат, тебе каюк. Все засмеются и снова бросят его, как уже было. И это было страшно.
Думаю, этого не должны помнить, откуда это чувство. Или даже не мочь его отследить и описать, потому что отпечаталось это там, где еще не было слов и мыслей. Но уже был ужас.
То есть, в конечном итоге, анфан террибль боится именно смерти. Не знает, что боится именно ее, потому что когда он ее забоялся, он такого понятия еще не имел. Это просто "пустота", небытие, не-обладание-ничем-для-жизни. Реально его жизни давно ничего не угрожает, но ведет он себя так, будто бы ребенок откручивается от смерти всеми способами. Так что "я взрослый" для него означает, если присмотреться к описанию - младенца-нинзю. Зубов у этого дитя уже как у акулы в три ряда. Шипов шо у ежика. Броня как у танка. Он уже не тот слабенький, ходить умеет, он эту мамочку сам сыщет и ужо покажет ей кузькину мать. Ишь, ребенка обижать. Не на того ребенка напала. А ну покорми и перепеленай и поцелуй, видишь, какой я замечательный и красивый, годный для любви и жизни, и только скажи что нет - руку сломаю.
Нет ни границ, ни принципов. Какие границы и принципы, когда борешься за жизнь? Неважно сколько, чего и какими способами натащено под матрас, где оно все и сгниет. Важен сам процесс сосания, перевода под свой контроль всего в любом количестве. Любите меня, бойтесь меня, да что хотите делайте, но только признайте меня своим и дайте титьку. Это только и гарантия, это и есть "чувство жизни" - высасывание других людей.
Нифига себе коленку поцарапало, да?
Нарцисс, вроде, и правда был красив? В него влюблялись все подряд, даже богиня какая-то воспылала, а уж всякие нимфы да наяды просто толпой клубились. Может, среди прочих и парочка похотливых сатиров затесалась, древние греки те еще были проказники. То есть сначала было всеобщее обожание и подарки, от которых у парня и съехала крыша. Увидев себя в отраженьи ручья, он и понял, что это он видит совершенство. Ну раз все такого мнения.
В то время как по всему выходит, что в "нарциссизме" все наоборот. Сначала та жуть, что человек видит в ручье, а потом лихорадочная ловля всех наяд по полям и лесам, с ненасытным вымогательством любви и восхищения, чтобы компенсировать и убедить себя и всех вокруг, что вовсе он не жуток. Скорее это "квазидомодизм", чем "нарциссизм". Красота-то как раз под сомнением, раз так пытаются всех убедить.
Что ж могло так до пожизненной икоты спужать-то?
Я это понимаю как чувства младенца, которому всего-то хочется, чтобы его покормили молочком, перепеленали, погладили и поворковали с ним. В каком-то смысле это "людоедство", поскольку для младенца это единственно возможно и нормально (но только для младенца).
Он, наверное, еще даже не знает, что ему хочется вот этого всего, ему просто "хочется". И, наверное, он без понятия, что то Большое, Мягкое и Теплое, что это с ним делает, это называется мама, она имеет к нему какое-то отношение и все такое прочее. Что он вообще может понимать? Скорее, это только чувство голода (по маме) и отсутствие чувства голода (по маме). И что он может предложить миру за "маму"? У него ж ничего нет. У него ручки-ножки не слушаются, в глазах туман, мысли путаются, если эти сны можно назвать мыслями. Он совершенно беспомощен, совершенно.
Он может только плакать/жаловаться (спасите, помогите, сирота помирает), или кричать/требовать (а ну покормили-перепеленали, а то щас как встану, всех на тряпки порву). Он как крохотное "я", запертое в кулечек. Полностью зависимое от добра и ласки других. Он не может "сам себя выжить". Не гипербола, не абстракция - за спиной самая настоящая смерть. Долго ли проживет ребенок сам по себе. Он не знает, что это "смерть", это просто большая и страшная пустота, сквозящее сквозь него Ничто, ледяными костлявыми пальцами прямо сейчас тянущее его в холодное небытие. Он в эту секунду, в каждую секунду - умирает. И на самом деле умрет. Если не придет Мама. И все, что может сделать кулечек - это кричать, звать, требовать, угрожать, умолять. Ему хочется жить. Мама, мамочка, приди, спаси!
А если эта колобкова корова где-то шарится?
Ну нет ее. Никто не приходит на его зов, когда он зовет. Или приходит в какие-то непредсказуемые моменты, чтобы сунуть титьку, когда ей удобно, а не когда ему хочется. И снова исчезает. Мир не реагирует на его зов. Мир равнодушен к нему. Мир занят только собой, а ты хоть сдохни.
Младенцу нерегулярным подкреплением навсегда в душе отпечатывают, что нет у него ангела-хранителя. Никому не нужный больной уродец, родившийся без чего-то важного, что должно было бы быть для жизни, но у него этого точно нет. Жив только чудом, случайным везением. И если появляется в пределах досягаемости титька, то отрасти зуб и куси ее этим зубом единственным намертво, чтоб не думала уйти. Потому что больше может не придти. А это смерть.
И это чувство страшной смерти от "истощения всего", смерти от брошенности - остается с ним навсегда.
Вот это чувство, я думаю, и есть причина "нарциссической травмы". Потом вокруг всего этого он нагородит множество запутанных слов и туманных представлений, а в основе просто был просто страх смерти. Мало титьки, ну не помер же с голоду, а вот не дали уверенности, что есть в этом мире титька, которая к тебе неровно дышит, и даже если ее нет прямо сейчас - ты не волнуйся, гугукай себе, думай о радостях жизни, она помнит о тебе, ты нормальный уродился, ты достойный ее любви, все в порядке с тобой, ты только позови, она примчится.
А если совсем он в этом не уверен? И даже точно уверен, что нет у него такой титьки? Ни своей титьки нет, ни качеств, который соблазнили бы чужую титьку взять его на попечение. Вот это и есть смертельный недостаток. То, что спужало в буквальном смысле до смерти. Ничто не защищает тебя от смерти. Нет у тебя лома, против этого приема. Квазимодо уродился, отказник. Слов таких у него еще нет, а чувство будет - что между ним и смертью никого и ничего. Младенец пошел в жизнь задом наперед, пятясь попой к жизни, лицом к смерти. Ее и увидел в том ручье, что у других ручей, а у него речка Стикс. Тут, наверное, продерет мороз по коже. Когда всей "кожи"-то у человечка четыре кило, это еще до того, как покакал.
На самом деле вовсе бывшее дите никакой не урод. Нормальный человек. У него давно есть что дать в обмен на добро и ласку. Есть у него уже своя "титька". Это раньше не было, а теперь уж есть. Но он в это не верит. Тепло можно только украсть или выцыганить обманом. Все то, что делают люди друг другу - это все обманки, разнообразные способы обжулить. Способа вообще всего два - разжалобить или выбить силой, а все остальное это тысячи хитрых вариаций и комбинаций этого. Люди выросли, но они все те же дети. Планета детей, семь миллиардов голодных и жестоких беспризорных, круговорот воровства и насилия. Если не урвешь свой кусок, все хорошее съедят без тебя. Ты постоянно на грани смерти.
Этот жуткий страх видно, в какие-то моменты, когда он "прорывается", сквозь все наваленные на внутреннюю дверь шкафы. Нарциссу страшно одному, если он один, у кого же он возьмет "еду" для жизни. Ему страшно с кем-то, если он с кем-то, вдруг он отберет его "еду" для жизни. Ему вообще страшно. Он маленький и слабый, это он ловко притворяется, что он большой и взрослый, красивый и сильный характером. Надо только сильно-сильно в это верить, и ты убедишь других. Потому что если тебя разоблачат, тебе каюк. Все засмеются и снова бросят его, как уже было. И это было страшно.
Думаю, этого не должны помнить, откуда это чувство. Или даже не мочь его отследить и описать, потому что отпечаталось это там, где еще не было слов и мыслей. Но уже был ужас.
То есть, в конечном итоге, анфан террибль боится именно смерти. Не знает, что боится именно ее, потому что когда он ее забоялся, он такого понятия еще не имел. Это просто "пустота", небытие, не-обладание-ничем-для-жизни. Реально его жизни давно ничего не угрожает, но ведет он себя так, будто бы ребенок откручивается от смерти всеми способами. Так что "я взрослый" для него означает, если присмотреться к описанию - младенца-нинзю. Зубов у этого дитя уже как у акулы в три ряда. Шипов шо у ежика. Броня как у танка. Он уже не тот слабенький, ходить умеет, он эту мамочку сам сыщет и ужо покажет ей кузькину мать. Ишь, ребенка обижать. Не на того ребенка напала. А ну покорми и перепеленай и поцелуй, видишь, какой я замечательный и красивый, годный для любви и жизни, и только скажи что нет - руку сломаю.
Нет ни границ, ни принципов. Какие границы и принципы, когда борешься за жизнь? Неважно сколько, чего и какими способами натащено под матрас, где оно все и сгниет. Важен сам процесс сосания, перевода под свой контроль всего в любом количестве. Любите меня, бойтесь меня, да что хотите делайте, но только признайте меня своим и дайте титьку. Это только и гарантия, это и есть "чувство жизни" - высасывание других людей.
Нифига себе коленку поцарапало, да?