Голем (глава 9, начало)

[mordorwind]

Начало: здесь.
Глава девятая, в которой Голем отправляется в последнее путешествие.
- Бейте по морде… Тогда доедете скоро…
КороленкоТо же самое сказал ему Голем несколько дней спустя, когда они вместе сидели утром в квартире и пили чай с малиновым вареньем, присланным Серегиной бабушкой. Голем сам неожиданно вызвался встретить посылку, прибывавшую утренним поездом, под тем предлогом, что людям необходимо высыпаться, а он может вполне без этого обойтись. Кроме того, ему от Даши добираться ближе.

- Да ничего такого не произошло, Леш. Так, чепуха. - Уверенно заявил Голем и махнул рукой.

Он сидел на стуле, закинув ногу на ногу, держа в одной руке дымящуюся кружку, а в другой не менее дымящуюся сигарету. От всей его фигуры так и веяло здоровьем и жизнерадостностью. Одет он был в новые джинсы, гавайскую рубашку в красных тонах и резиновые шлепанцы на босу ногу. Один из шлепанцев каким-то чудом держался на большом пальце големовской ноги.

- Это не назовешь добрым делом, да что там, - поморщился Голем и вновь махнул рукой, отчего шлепанец на его ноге начал отчаянно раскачиваться, - это даже развлечением не назовешь. Мне просто...

- Хорошенькое развлечение, - перебил Леша, - трое в реанимации. Не то, чтобы меня можно было заподозрить в излишнем гуманизме, но…

- Зато можно заподозрить в излишней глупости, - на этот раз уже Голем перебил Лешу. Казалось, что он немного, самую малость рассержен. Впрочем, угадывалось это по каким-то малозначительным черточкам. Голос Голема оставался все таким же спокойным и немного насмешливым. - В тот день нескольким людям было определенно суждено оказаться в реанимации, а я просто постарался, чтобы этими людьми оказались те, кто сильнее заслуживал. Ни больше, ни меньше. Нежные они уж очень. - Он шумно отхлебнул из чашки, похвалил чай и продолжил. - Говоря совсем уж формально, мне просто стало обидно, что невинных бьют, а остальное - естественное следствие этого, в сущности, хорошего, ты не находишь, Леша, - не преминул вставить с ехидцей Голем, - чувства. Наконец, - он вздохнул, как учитель, уставший объяснять ученикам очевидные вещи, - если верить газетам и журналам, которые ты, Леша, так настойчиво рекомендовал мне прочитать, то как минимум один из оказавшихся в реанимации орлов - не моих рук дело. Там пишут, - Голем схватил с грязноватого кухонного стола журнал с яркой обложкой, на которой красовался перевернутый автозак с выбитыми стеклами и прочитал, - «в главном управлении бла-бла-бла сообщают, что один из пострадавших сотрудников правоохранительных органов был забит до бессознательного состояния своей же собственной дубинкой». Не припоминаю, чтобы там кто-то мог похвастаться сознательным состоянием, но в то же время не припоминаю и того, чтобы я хоть раз в жизни бил кого-то дубинкой. - Помню, как однажды я, - Голем явно оживился от нахлынувших приятных воспоминаний, - оторвал колесо от телеги и метнул его прямо в гущу городских стражников. Потом, - он принялся на полном серьезе загибать пальцы, - опрокинул тяжелый дубовый стол на австрийского жандармского подполковника. Наконец, как-то я уронил массивный портик с кариатидами на скачущий во весь опор казачий отряд, но чтобы дубинкой… - Голем скривил рот, резко опустив уголки губ, и энергично помотал головой, - не припоминаю. Так что один - точно не моя вина.

Он умолк, скрестил руки на груди, и некоторое время сидел с торжествующим видом человека, который не только единственный оказался прав, но и умудрился убедить в своей правоте всех заблуждающихся.
Леша тоже помалкивал, размышляя над тем, почему все независимые СМИ с завидным упорством говорят о каких-то стихийных выступлениях, а государственные даже о подготовленных отрядах боевиков, когда он, Леша, своими глазами видел, что не было никаких штурмовых отрядов, что стихийное выступление народа было весьма условным, а главной причиной всего произошедшего на площади был Голем. Тот самый Голем, который прямо на глазах у Леши разнес «черепаху» из щитов и перевернул всю спецтехнику, тот самый Голем, который сминал ограждения и прорывал оцепление, тот самый Голем, который каким-то волшебным образом умудрился остаться всеми или почти всеми не замеченным. Стихийные выступления, Леша внутренне усмехнулся, разве что с ударением на слове «стихия». Он сидел у стола сгорбившись, растрепанный и даже более неряшливый, чем обычно.В последнее время Леша как-то немного потускнел, потеряв изрядную долю прежней самоуверенности. По ночам его преследовали кошмары, а днем он подолгу сидел задумчиво с сигаретой в руке, глядя прямо перед собой, и считал, считал, рассчитывал, вертел в голове самые различные сценарии и варианты, но никак не мог представить себе возможный исход происходящих событий.

Молчание неожиданно прервал Серега, который еще не одевался и сидел на постели заспанный, в одних трусах на костлявом и жилистом теле. Чашка чая стояла на тумбочке в изголовье его кровати, а розетка из дешевого хрусталя, наполненная вареньем, на полу возле Серегиной ноги.

- Не, не, не, - заметил Серега, - насчет реанимации ты не прав. Мусора, они как бы знают, как правильно бить, поэтому вероятность того, что они отправят кого-то в реанимацию меньше. Ну, чем когда это обычные люди делают.

Леша схватился за голову. Ведь Серега неглупый парень. Ну, почему же он порой несет такую околесицу. Впрочем, и сам Леша не лучше. Ему вдруг начало казаться, что все вокруг поглупело, устарело, потеряло всякое значение, и только Голем и связанные с ним события сохранили смысл, яркость и внятность. А когда Леша пытается доказать, что взгляд на мир не ограничивается лишь големовскими идеями и подходами, то Серега раз за разом доводит Лешины замечания до такого абсурда, что хочется сквозь землю провалиться. Да и это бессмысленно, потому что Голем повсюду.

Даже странно, что Леше обидно. Раньше вокруг была совершенно невыносимая смертная тоска и, куда ни сунься, расставленные капканы. Теперь же, когда Голем с удивительной легкостью находит выход из любой, казалось бы, совершенно беспросветной ситуации, Леша неожиданно оказывается не в состоянии воспринять это со спокойным достоинством и ищет защиты, если и не в том самом беспросветном прошлом, то в каких-то идеях, которые прекрасно с этим прошлым сосуществовали. Мол, хорошо, чтобы без тоски и капканов, но чтобы никто при этом и не попадал в реанимацию. Мол, неплохо бы, чтобы все было и справедливо, и ново, и хорошо, но в то же время и безопасно, как в гандоне, и приятно, как будто без него, да еще вдобавок не лишено какой-то щемяще-сладкой пустопорожности. И чтобы совесть была чиста, как выстиранный пододеяльник. Вслух Леша, однако, сказал другое:

- Тебе не кажется иногда, Серег, что ты ученик чародея, который вызвал духов нижнего мира, но совершенно не способен с ними совладать.

Серега отмахнулся от него с неожиданным раздражением.

- Да не вызывал я никого. Будто меня кто-то спрашивал.

А Голем только поинтересовался:

- А нужно ли пытаться с ними совладать?

- Как-то все это не очень справедливо в конечном итоге, ты не находишь? - Было не очень понятно, к кому конкретно Леша обращается с этим вопросом - к Сереге, к Голему или к самому себе. Големовского замечания он будто бы и не заметил. - Разве тебе не кажется, что только опытные волшебники должны иметь право вызывать духов?

Серега в ответ только пожал плечами, а Голем сказал устало: «Мы уже сто раз это обсуждали. Я думаю, что в конечном итоге это как раз совершенно справедливо - дать опытным волшебникам немного передохнуть. Мне кажется, мир уже сейчас выглядит так, будто им правят опытные волшебники. - Он вдруг насмешливо фыркнул. - Ну, или те, кто себя таковыми полагают. И посмотри на этот мир! Кроме того, - добавил Голем уже несколько более серьезным тоном, - опытные волшебники могут помочь неопытным совладать со всеми превратностями бытия, если, конечно, не будут чересчур зациклены на своем внутреннем мире и обратятся в какой-то момент к миру внешнему».

Леша ничего не ответил, а Голем откинулся на стуле, отхлебнул чаю и поинтересовался: «Ну, что? Куда сегодня отправимся»?

Леша вытянул обе руки перед собой и отчаянно замотал головой.

- Э-э-э, нет, - громко заявил он, - я уже с тобой нагулялся. От так! - Леша чиркнул отставленным большим пальцем над макушкой. - В ходе этих прогулок я нарушил несколько довольно важных гуманистических принципов… про статьи уголовного кодекса я даже и не говорю, - Леша легкомысленно махнул рукой, - выслушал, наверно, добрую сотню моих недалеких сограждан, причем чуть не рехнулся от их откровений. А в прошлый раз по мне пробежала стая испуганных обезьян. Да еще вдобавок мне уже полторы недели снятся кошмары. Совпадение? - саркастически поинтересовался он, затем тут же скривил рот и уверенно покачал головой. - Не думаю. Так что я, пожалуй, повременю с прогулками. Буду, вон, - он указал на стол перед собой, - варенье есть, пить чай и, соответственно, отчаиваться.

- Другими словами, - переформулировал на свой лад Голем, - если отбросить всю никчемную шелуху отрицания, то ты согласен двигаться в любом предложенном направлении. В Сереге я в этом смысле не сомневаюсь.

Леша рассмеялся.
- Как ты все всегда поворачиваешь, - сказал он и добавил решительно: - Нет, сегодня я бы и впрямь передохнул.

Голем посмотрел на него с мягкой насмешливостью, как на нашкодившего ребенка.

- У нас запланирована необычайно мирная прогулка, - убежденно сказал он. - Куда-нибудь в Неможаец или Волоколамск, или в Нарядино. Мне только нужно одним глазком посмотреть, что там и как. Просто чтобы подтвердить кое-какие мои подозрения. А потом сразу обратно. Нет, - поправился Голем, - не сразу. Еще мы посмотрим тамошний кремль, то, что под кремлем, - на этих словах Голем улыбнулся Леше, - чего, возможно, никто не видел уже тысячу лет, а потом прогуляемся по окрестностям, может, по лесу. Повторяю, прогулка будет мирной. Я обещал Даше мирную лесную прогулку и больше ни-че-го. Чтобы пахло сыростью, землей и прохладой - это я цитирую, она любит молоть такую милую чепуху, - пояснил он и добавил немного смущенно: - никаких приключений и уж тем более насилия. И я намерен выполнить свое обещание, поскольку в противном случае меня отлучат от тела, а это, к сожалению, не вариант. - Он откусил кусок от бутерброда с вареньем и добавил с набитым ртом, чтобы получилось грубее. - Мне даже обидно, что я к этому так серьезно отношусь. Вроде бы, обычная девица, но если подумать, то, может быть, не такая уж пустая. В любом случае мне почему-то не хочется ее обижать.

Серега поднялся с кровати и посмотрел на приятелей.

- Не знаю, как ты, Леш, а я поеду. - Он потер покрытый редкой, но длинной щетиной подбородок. - Нет, правда, должен же кто-то и за Дашей проследить. Ну, в смысле, - он замялся, - чтобы с ней все в порядке было, а то на площади вы куда-то усвистали, и я один остался ее… - Серега помолчал подыскивая слово, - оберегать.

Вообще Серега считал свой грамотный отход с заранее занятых позиций большим достижением, едва ли не подвигом. Леша с Големом великодушно его не разубеждали.

- Кроме того, на учебу я все равно подзабил, на работу - тоже. - Серега безнадежно осклабился. -
Пойду умываться.

И побрел в ванную.

- Работа у тебя была раздавать у метро листовки, Серег, - прокричал Леша ему вслед, - так что не надо строить из себя жертву. А кстати, - обратился он уже к Голему, - давно хотел спросить: мы-то вам на что? Ехали бы вдвоем с Дашей, добрались бы до Неможайца, а там сразу - в номера. В президентский люкс неможайского «Ритца».

Голем помялся.

- Ну, вот примерно из каких-то таких соображений, - ответил он наконец, - мол, вся эта поездка задумана не для моего ублажения, а в вашем присутствии я постесняюсь домогаться до нее прямо на улице, - Голем предостерегающе поднял палец, - что, кстати говоря, неправда. Вообще, м-да, - он вдруг засмущался, как мальчик, - устроили мне тут на днях головомойку из-за площади.

Голем вдруг вспомнил Дашу, сидящую на кровати с совершенно холодным, неприступным и отстраненным видом, не реагирующую на поцелуи и нежные прозвища, а потом вспомнил себя самого, прекрасно понимающего, что все это какая-то игра, но вдруг с ужасом осознающего, что при желании девушка может играть в эту игру сколь угодно долго, хоть до самой смерти. Потом он ее все-таки расколол. По дыханию, которое делалось неровным от его прикосновений. Увидев, что ее уличили, Даша быстро перестала притворяться и остаток вечера они провели с большим толком и вкусом, но мгновение страха и какой-то тоски от бесплодных усилий Голем не забыл.

- Честно говоря, - продолжил он, - я не очень понимаю, почему я так сильно на это реагирую. Все ваша чертова обезьянья физиология. - Голем шутливо похлопал себя по груди, бокам и коленям.

- Погоди, ты еще ее маму не видел, - заметил Леша, неожиданно испытавший к Голему сочувствие, но выразивший его со свойственной себе неумелостью.

- А ты что, видел? - спросил Голем совершенно серьезно и посмотрел на Лешу с искренним интересом.
Боже, ведь она из кого угодно может сделать дурака, пронеслось у Леши в голове. Даже из Голема. Он же уже всерьез о теще думает. Одним бы глазком на эту встречу глянуть. Вслух же он ответил просто: «Нет, не видел, но могу догадаться».

Голем усмехнулся, почувствовав, что спорол глупость, закурил сигарету и задумался. Закурил и Леша. Такими, задумчивыми и пускающими синеватый дымок в потолок и застал их вышедший из ванны Серега.

- О чем разговор, - бодро поинтересовался он и тут же осекся. - Чувствуется, что беседа у вас не из оживленных.

Леша стряхнул с сигареты длинный столбик пепла и ответил зевая: «А-а-а, скучные взрослые разговоры. Тебе еще рано слушать такие вещи».

Серега несколько раз перевел взгляд с одного приятеля на другого, но, очевидно, никто не собирался давать ему какие-либо комментарии. Тогда Серега подсел к столу, тоже потянулся за сигаретой и воскликнул с шутливым раздражением: «Черт, кажется, я опять все пропустил».

***До Неможайца пришлось добираться почти полтора часа в медлительной, останавливавшейся возле каждого столба и зеленой, как сама тоска, электричке. В тот утренний час вагоны поезда, ехавшего в пригороды, были почти пусты, хотя кое-кто особенно рачительный все же умудрился разбросать игральные карты по полированным деревянным скамьям, резервируя места для себя и своих попутчиков. Голем наблюдал на все это со свойственным ему любопытством. С не меньшим интересом смотрел он и на череду самородков-исполнителей, дисциплинированно обходящих почти безлюдные вагоны в поисках заработка. Репертуар этих певцов был весьма узок, тембр голосов неприятен, зато мощь глоток была такова, что позволяла, к лучшему это или к худшему, расслышать их пение даже сквозь рокотание моторных вагонов. Вслед за певцами тянулись - совсем не по сезону - продавцы мороженого, а также пирожков, шоколадок, чистящих средств, складных ножей, а иногда и совсем уж фантастических товаров, вроде гнущихся увеличительных стекол, ручек с невидимыми чернилами и стеклорезов, выполняющих двадцать разнообразных функций.

Голем смотрел на все это с детской непосредственностью, с которой несколько контрастировала Даша, забравшаяся к нему на колени и, как кошечка, свернувшаяся у него на груди. Вообще, Голем был как Голем: во все совал свой нос, шутил, вступал в разговоры, сорил по мелочам деньгами, рассказывал свои бесконечные истории, а увидев какую-нибудь особенно причудливую человеческую особь, исступленно рекламирующую свой товар, негромко фыркал и восклицал: его бы в Вавилон, на городской рынок. И только проницательный Леша заметил, что Голем сегодня не столько веселится, сколько имитирует веселье. Леша, в основном, грешил на Дашу, но было что-то еще, явно не шедшее у Голема из головы и заставлявшее его вести себя настороженно. Это что-то появилось внезапно на выходе из метро, когда Голем, до этого с увлечением рассказывавший неизвестные науке подробности из половой жизни сумчатых кротов - его речь была пересыпана множеством понятных только ему и Даше намеков - вдруг резко остановился под аляповатой гигантской люстрой и несколько секунд стоял на месте, нахмурившись и глубоко вдыхая носом воздух. Затем он подошел к одной из колонн в вестибюле, тихонько провел по ней пальцем, а потом уже привычным медленным движением прислонил этот палец к языку, словно осторожно пробуя что-то на вкус.

- Какие-то проблемы? - поинтересовался Леша, но лицо Голема к тому времени приобрело уже обычное беспечное выражение.

- У кого-то - возможно, - ответил тот с обычным альфа-самцовым нахальством и больше не возвращался к этому разговору, но Леша, изучивший повадки своего приятеля вдоль и поперек, заметил, что големовское беспокойство так до конца и не прошло.

Даша, позабыв былые обиды, прижималась к Голему, Серега смотрел куда-то в пространство и мигал совершенно пустыми глазами, а Леша рассеянно поглядывал в окно, за которым с каждым километром взгляду открывались все более и более нищие пригороды. Мелькали посеревшие от времени многоэтажки, кое-где расцвеченные всполохами нелепых и ярких вывесок. Уныло тянулись редкие и чахлые лесопосадки, перемежаемые убогими дачными домиками. Ненадолго застывали перед глазами, а потом медленно уплывали куда-то назад станционные платформы: вначале крытые и с газетными киосками, потом просто крытые, но без киосков, затем открытые и, наконец, представляющие собой всего лишь выщербленные бетонные плиты с тонким слоем полуистаявшего асфальта.
Лица людей, стоявших на перронах, были под стать окружающему пейзажу. Лица непроницаемые, как выщербленный бетон. Лица, истаявшие, как промытый дождями асфальт. Серые лица, словно подернутые пеленой мелкой осенней мороси. Изредка мелькнет среди них молодое, красивое, правильное, здоровое, заставляющее залюбоваться собой лицо, отчетливо выделяющееся на фоне блеклой действительности за окном, словно яркий цветок, выросший на растрескавшейся от летнего зноя глине заброшенной стройки, словно цветное стеклышко, сверкнувшее на мгновение среди груды щебня, словно умный и тонкий парнишка, выросший в большом семействе, интересы представителей которого редко выходили за пределы самой тусклой обыденности: борщей, компотов, колорадского жука, эфемерных цветных бумажек и потрепанной зимней резины. Мелькнет такое лицо и заставит задуматься, куда, откуда и зачем движутся по печальной железнодорожной колее эти волшебные черты? Или тем более, чего они ждут на этой убогой, пронизанной всеми ветрами и усыпанной докуренными до фильтра окурками платформе. Узнали ли уже эти черты себе цену? Долго ли сохранятся они незамутненными и яркими или, спустя короткое время, совершенно сотрутся и растворятся в океане пустоты, серости и бессмыслицы?

Голем с неожиданной мягкостью потрепал Лешу по плечу. Просыпайся, приехали! Как Леша ни силился удержаться, он все-таки задремал по дороге.

***Неможаец - город медленной исторической деградации. Некогда бодрый, хотя и второстепенный торговый пост, основанный еще в домонгольские времена на высоком берегу реки Немоги, он был столько раз сожжен, разорен в ходе различных нашествий и разрушен в результате самых разнообразных катаклизмов, что его неприглядный внешний облик не должен был вызывать удивления. Удивительной была необычайная живучесть Неможайца. Не его жителей, которые как мухи мерли от болезней, голода, пожаров, набегов, а больше всего от благодетельных указаний правительства, но именно самого города, все время восстававшего из пепла, как ободранный, лишенный половины перьев и хвоста Феникс. Налетали ли монголы, приходил ли к ним с доблестными опричниками грозный Иоанн, сбегали ли вразвалочку с купеческих лодок на берег чумные крысы, ударяла ли молния в самую гущу неказистых деревянных домишек, а город все равно возникал на том же самом месте, умудрившись даже сохранить с дюжину по-настоящему старинных зданий, остатки каменной стены и изначальную радиальную планировку в центре. Любопытно, заметил Голем, что Иван Грозный приказал вырезать население Неможайца не потому, что что-то против них имел, а потому, что не хотел, чтобы заможайцы успели сообщить в Торжок о том, что приближается царь со своим войском. А новоторы в свою очередь могли сообщить об этом в Новгород, который и являлся окончательной целью похода. Пикантность в том, что тот поход он в конечном итоге отменил, но существенная часть заможайцев уже не могла порадоваться этому факту.


Неможаец - город медленной исторической деградации.
Источник изображения: здесь.
Во времена Российской империи в городе не произошло ровно никаких событий, которые могли бы хотя бы претендовать на попадание в учебники истории, если не считать того, что Неможаец был крайне невезуч на стихийные бедствия. Говорят, что царь Александр I, под конец жизни начавший склоняться к мистицизму, в очередной раз услышав об уничтожившем две трети города пожаре, даже всерьез подумывал о том, чтобы Неможаец не отстраивать, а жителей переселить в другое, чуть менее проклятое богом место. Однако один из придворных острословов, прекрасно знавший, что новым счастливым местом вполне может оказаться военное поселение, тонко заметил, что в таком случае ему всю Россию, кроме, может быть, столиц, придется на другое место переселять. Царь рассмеялся… и все осталось как есть.

Революция не принесла в город процветания, хотя надо отдать большевиками должное, благодаря им в городе появились несколько чадящих, но работающих заводов, школы, детские сады, поликлиника, библиотека, кинотеатр, небольшой микрорайон, застроенный стереотипными пятиэтажками, дворец культуры «Бытовой химик» и универсам, полки которого, впрочем, большую часть времени пустовали. Появилась возле города и военная часть, обслуживающая наполовину секретную, а на вторую половину режимную радиолокационную станцию. Впрочем, перед этим город был еще раз разрушен во время войны, вначале немецкой авиацией при подготовке решительного наступления танковых частей маршала фон Бока, а потом советской артиллерией во время не менее отчаянной контратаки частей генерала Конева. Отстроившись после войны, город стал выглядеть по-советски уныло, но уютно и достаточно многолюдно. Аккуратные маменькины дочки чинно ходили под ручку с молодыми офицерами, а их старшие товарки уже катили им навстречу маленькие разноцветные коляски с крошечными советскими гражданами и гражданками. Кое-кто из этих товарок уже успел познать и теневую сторону семейной да и не только семейной жизни: пеленки, ползунки, крики, пьянство мужа, на поверку оказавшегося не таким уж правильным мальчиком, как на первый взгляд, недостаток домашнего уюта, а главное, какую-то невероятную щемящую скуку и тоску, с которой Советский Союз умел справляться гораздо хуже, чем со строительством городов, институтов, космических кораблей и подводных лодок.

Но худо-бедно жизнь продолжалась и, когда на улицах маленького и не слишком опрятного, бетонно-асфальтового Неможайца зацветали сирень и черемуха, ночи становились темнее и загадочнее, а обмелевшая сонная многое повидавшая Немога тихо струилась куда-то вниз к слиянию с более крупными и мощными реками, то могло на мгновение показаться, что жизнь не так уж и отвратительна, стоит только немного очистить ее от прогорклого бытового налета. Мгновения эти, впрочем, были очень недолгими. Хрупкие девушки с толстыми косами еще не успели окончательно расплыться в крикливых растрепанных мамаш, а их мужья еще не успели привыкнуть к выпирающим животам и протертым семейникам, как на сцену пожаловало безумие Перестройки и мрачноватое, как шутки гробовщика, веселье эпохи реформ. Неможайцы немногое сумели захватить от великого праздника босых идей - поскольку мир уже начал сжиматься и фрагментироваться, все самое интересное происходило где-то там, далеко, в культурных и экономических центрах, зато похмелье в чужом пиру у них оказалось знатным.

К моменту, когда Голем сотоварищи ступил на территорию Неможайца, город казался уже не просто захиревшим, а наполовину заброшенным. Редкие рыдваны колесили по пустынным улицам. В небольших и грязных магазинах-павильонах с нелепыми яркими вывесками усталые от жизни продавщицы торговали преимущественно водкой и нехитрыми закусками. Редко-редко забредет сюда посетитель. Безлюдно и на улицах. Вот стая бродячих собак перешла дорогу, аккуратно обходя многочисленные заполненные водой колдобины. Собаки смотрят уныло и с безнадежной сосредоточенностью нюхают воздух. В центре города простенький монумент героям войны выцвел, плита с именами погибших уроженцев треснула, и только тлел на центральной площади полузадавленный бетонными плитами маленький вечный огонек. На окраине тихо ржавели под моросящим дождем турники и лесенки детского сада. Там же, возле пятиэтажек, сидели, не боясь сырости, на лавочках старухи, лузгая семечки и громко переговариваясь друг с другом и с соседками, выглядывающими с крошечных и застекленных как попало балконов.

На Дашу и Серегу, воспитанных в атмосфере пусть и относительного, но благополучия, все это производило тяжелое впечатление. Даша уткнулась лицом в плечо Голема, а тот продолжал смотреть на все молча, причем его обычно живой взгляд на этот раз ничего не выражал. С редкими прохожими он не заговаривал, только сунул в ладонь изнемогающего от жажды попрошайки-алкаша несколько цветных бумажек и раздраженно отмахнулся от навязчивого потока пересыпаемых благородным матерком благодарностей.

Историческая часть города представляла собой возвышение, на котором стояло несколько не представляющих большой художественной ценности церквей, окруженных старыми тополями, густо усеянными вороньими гнездами. Голем подошел к подножию холма и вопросительно посмотрел на Лешу, мол, будем смотреть, что там. Тот как-то затосковал.

- А там, внутри, под слоем земли и глины такого много? - Леша неопределенно мотнул головой в сторону расстилавшегося вокруг убожества.

Голем покачал головой, но это покачивание не обозначало отрицания.

- Изрядно, - негромко ответил он.

- Тогда пойдемте лучше в лес, - попросил Леша и вдруг сказал резко и зло. - Не хочу, не могу больше все это наблюдать.

- О-о-о, - возразил Голем, - ты еще даже и не начинал смотреть по-настоящему. Впрочем, ты прав. - Он посмотрел на холм, под которым скрывалась вся причудливая, хотя и несколько однообразная, история Неможайца. - Может, и не стоит все это ворошить сейчас. Все и так понятно. Пойдемте лучше в лес. Дойдем до соседней станции.

Возражать никто не стал. Город оборвался внезапно и неожиданно. Еще минуту назад они шли по утопающим в грязи улочкам частного сектора, и вот уже оказались посреди самого настоящего леса, пусть осеннего и негостеприимного. Ухоженная и одетая в клетчатый плащик, Даша была единственным ярким пятном посреди угрюмых и мокрых деревьев. Но как ни печален был лес, запах сырой земли и пропитанной влагой древесины подействовал на всех успокаивающе. Даша как-то ловко умудрилась немного отстать вместе с Големом, а отстав, принялась откровенно на нем виснуть, подставляя губы и глаза его поцелуям. Шедшие впереди пелотона Серега и Леша вдруг разговорились, развеселились и принялись рассказывать друг другу истории из своей институтской жизни, истории, которые они оба прекрасно знали и тысячу раз рассказывали, но отчего бы не повторить историю, если она забавна? Они так увлеклись, что, казалось, сейчас начнут играть в пятнашки, и наблюдавший за ними украдкой Голем вдруг вспомнил, что ребятам только едва перевалило за двадцать и что, в сущности, они просто дети.

Тропинка, по которой они шли, петляла, то и дело обрывалась и, наконец, исчезла совсем, утонув в грязи. Тогда Голем улыбнулся, присел на корточки и приложил руку к земле.

- Думаю, что уж тропинку я нам обеспечить сумею, - заявил он, - в каком-то смысле это моя основная специальность. - Он несколько неуверенно погладил холодную землю и пояснил. - Здесь, правда, мне сложновато. Болото. Мы кое-как пробирались посуху, но справа и слева, - он показал глазами, - тут трясина. Полно воды, торфа, а еще, - Голем помолчал, - ржавого железа, рваных тряпок и старых костей. Я вам потом покажу. Убрать бы все это, - казалось, что он разговаривает не с ребятами, а с самим собой, - приличная была бы почва, а так… Даже не знаю, как это назвать. - Он подумал. - Нехорошая структура. Рваная. Как-то так это можно назвать по-человечески.

- Может, неустойчивая структура, - подсказал Леша.
Но Голем покачал головой в ответ и возразил.

- Нет, она как раз устойчивая. Просто рваная. Много всего намешано в глубине. - Он вновь ковырнул пальцами землю и посмотрел на Лешу уже бодрее. - Но какую-нибудь тропку через этот лес мы все-таки найдем.

Голем прикрыл глаза, откинул голову, сосредоточился, и спустя несколько мгновений ребята увидели, как прямо у них на глазах из земли медленно-медленно, словно изображение проявляющееся на фотобумаге, поднимается дорожка, пусть несколько грязноватая и влажная, пусть петляющая, пусть окруженная болотом, кочками и замшелыми древесными стволами, но все-таки вполне пригодная для того, чтобы двигаться дальше.

- Когда-то очень давно здесь уже была тропа, - пояснил Голем вздохнув, - но потом ее затянуло. Так что я немного схалтурил. По идее, надо бы здесь все переделать и сделать дорогу прямой и ровной, но это вы уж как-нибудь сами, без меня. Голема глупо использовать для мелких строительных работ. И так я уже у вас мыл посуду, о чем, впрочем, в конечном итоге не пожалел. - Он указал глазами на Дашу, и тут Леша обратил внимание, что девушка смотрит на Голема как-то пристально и настороженно.

- Тебе нехорошо? - спросила она.

Леша чуть было не хмыкнул, настолько странной показалась ему мысль, что Голему может быть нехорошо, но, переведя на него взгляд, понял, что Даше нельзя было отказать в наблюдательности. Голем и впрямь выглядел несколько бледным и утомленным и посеревшим, словно болото и сделанная только что работа вымыли из него все краски.

- Нехорошо - это сильно сказано, - ответил Голем, осознав, что отпираться глупо. - Просто я немного переоценил свои силы сегодня, расхвастался. Я пока еще недостаточно силен, чтобы безо всяких последствий совладать с целым болотом, полным отсыревших костей Иванов и Фрицев. Пойдемте, - он улыбнулся, - это все ерунда. Я очень скоро приду в себя.

И они двинулись дальше по дороге, которой еще недавно не было, и оттого все путешествие казалось фантастическим и невозможным. Казалось, что посреди серого промокшего леса вот-вот произойдет чудо, и прямо под ногами, на бедной болотистой почве, вдруг расцветут пышные, яркие и невиданные ни в каких землях цветы, сочные плоды нальются на бледных осинах, скромных березах и поникших ракитах, а там, где еще недавно стоял только затхлый запах мокрой земли и гниющего дерева, повеет весенней свежестью и запахнет пьяняще-медовым нектаром.

«Нет, - сообразил Леша, - все Голем врет. Здесь дело явно не ограничилось одной тропинкой. Похоже, одним небольшим усилием он попытался изменить весь этот неказистый и чахлый осенний лес. - Он усмехнулся. - Неудивительно, что он так устал».

- Смотрите, - убежавший вперед Серега прервал Лешины размышления. - Там, на дороге.

Серега указывал на что-то темное в десятке шагов от них. Подойдя ближе, Леша понял, что перед ними останки давным-давно погибшего солдата - полуистлевшая гимнастерка, каска и несколько желтоватых костей. Останки явно вынесло на поверхность волнами того земляного океана, которым так играючи управлял Голем. Очевидно, у устроенного им обновления были кое-какие побочные эффекты.

- Это бывает. - Голем мягко оттер Лешу плечом, бросил беглый взгляд на гимнастерку и продолжил своим задумчиво певучим баритоном. - Рядовой. Видимо, пехотинец. Несомненно, мертв. Это мы исправим. Ну, не то, что он мертв, конечно, а то, что он вдруг оказался у нас перед глазами.

Он положил руку на тропинку, и останки начали на глазах погружаться в землю.

- Погоди, - попросил Голема Серега. Тот оторвал руку от земли, а Серега продолжил. - Погоди, а может, надо посмотреть, ну, - он замялся, - проверить, нет ли у него документов. Он же, он же наверняка без вести пропавшим до сих пор числится. Может быть, - несмело проговорил Серега, - его до сих кто-нибудь ждет.

- А хозяйка ждет милого, не убитого, живого, - процитировал Леша, на лице которого было написано сомнение.

А Голем только покачал головой и сказал серьезно.

- О, нет, мой друг. Никто уже не ждет его живого, здорового, пахнущего с дороги потом, табаком и чесноком. Это было бы странно, если бы кто-то до сих пор ждал. Пускай так и остается неизвестным солдатом. Не надо все это ворошить.

Голем вновь положил руку на землю, и в то же мгновение выражение его лица изменилось с равнодушного на встревоженное. Именно такое выражение видел у него Леша на вокзале.

- А вот это нехорошо, - произнес Голем веско и огляделся по сторонам. - Что-то происходит. Слишком много народу в этом лесу. И движутся они странно, будто кольцо сжимают.

Леша напрягся. Он ничего тревожного не видел и не чувствовал, но причин не доверять големовскому чутью у него не было никаких. Серега, похоже, еще не осознал, что случилось что-то серьезное, и нелепо вертел головой по сторонам, будто спросонья.

Голем негромко выругался на незнакомом языке.

- Кажется, я допустил ошибку, - он схватил Дашу за руку так, что она ойкнула, и потащил куда-то в сторону по крохотной, залитой водой тропке, которую раньше никто даже не замечал. - Скорее, нам надо двигаться. Скорее, скорее, Серега, не зевай. Черт, здесь даже под землей не спрятаться, - бросил он через плечо, - мне сейчас не удержать всю эту влажную толщу. Я сегодня что-то ужасно устал.

И они побежали. Голем поддерживал Дашу, а Серега и Леша справлялись сами.

- Куда мы так несемся, - прокричал Леша на ходу, - и от кого?

Он бежал рядом с Големом, то и дело спотыкаясь, поскальзываясь и расплескивая с каждым шагом грязь и холодную воду из луж. Ботинки его были полны воды.

- Тут есть одно место. Я вас спрячу, а сам посмотрю, что и как. - Голем, понятно, почти не запыхался. - А
бежим мы от людей с оружием, Леша. Он был совершенно спокоен внешне. Только торопился немного. - От нехороших людей.
Продолжение: здесь.


Источник изображения: здесь.