Oct 09, 2006 20:56
Вместо бесконечного количества сведений, прибавляющих к тому хаосу, который царит и без того в сознании каждого маленького ребенка, значительную сумму смутных, хаотических впечатлений, преподносимых обычно путем многословия, в виде так называемых бесед в детском саду, Монтессори дает детям ключ к приобретению не сведений, а знаний, настоящих чистых знаний, к которым стремится каждый здоровый ребенок. Одним из таких ключей является письмо и чтение. Метод Монтессори обучения письму, а вместе с ним и чтению, дает возможность детям не только научиться с легкостью и приятностью писать и читать, но научиться делать это хорошо.
Упражнения, практикуемые в ее методе для этой цели, дают детям возможность подготовки к работе, ведут их незаметным и косвенным путем к прямой цели: дети сами приходят к идее о необходимости подготовиться, прежде чем делать пробу, и усовершенствоваться, прежде чем продолжать, что имеет большую педагогическую ценность. «Смело берясь за вещи, которые он делает дурно и которых еще не достоин, ребенок притупляет в себе чувствительность к своим ошибкам», говорит Монтессори. «Мой метод письма», говорит она дальше, «педагогичен: он внушает ребенку благоразумие, побуждающее его предотвращать ошибки, - достоинство, которое заставляет его смотреть вперед и ведет к совершенству».
Дети, воспитываемые по системе Монтессори многочисленными упражнениями на дидактическом материале для воспитания чувств, незаметно и без участия преподавания подготавливаются косвенным путем к процессу письма. Руки детей привыкают ощупывать предметы, благодаря чему они приобретают точные движения (например, при ощупывании геометрических вкладок в направлении письма), глаза получают способность находить сходство предметов материала с предметами окружающей обстановки, благодаря чему они способны делать целый ряд самостоятельных открытий; эти же глаза учатся узнавать тождество предметов с их изображениями (при накладывании плоских вкладок на карточки), ухо воспитывается в восприятии ясно и точно произносимых слов - названий предметов или их качеств. Таким образом, в детях непосредственно рождается неудержимое стремление к выявлению накопившейся энергии, желание приложить приобретенные ими навыки к столь заманчивому для всех детей действию - письму. Из этого, равно как и из других приобретений детей, как, например, в счете, рисовании, изучении объектов природы, мы убеждаемся непоколебимо в том, что все предметы материала связаны между собой одной неразрывной цепью, одной общей идеей; упражнения на одном дают усовершенствование в другом, развивают и укрепляют навыки, вырабатывая в детях одно общее драгоценное свойство - метод в работе. Стремление к методичности заложено в каждом здоровом ребенке; Монтессори своим материалом и приемами только поддерживает это стремление, не давая ему угаснуть. А потому, повторяю, разрывать материал и вносить его частично в детский сад среди другого материала не имеет никакого смысла.
Я не могу вдаваться подробно в описание дидактического материала для письма и чтения в данной работе. Желающий познакомиться более подробно с этой стороной вопроса может обратиться к моей книжке «Обучение грамоте и развитие речи по Монтессори». Материал, предназначенный собственно для письма, состоит, во-первых, из десяти железных геометрических вкладок для обрисовывания и заполнения штрихами цветных карандашей и наждачных букв, наклеенных на гладкий, лучше даже на глянцевитый картон. Первые служат для упражнения в развитии мускульного аппарата (кисти руки), необходимого для держания и управления орудием письма. При помощи их ребенок подготавливается к механизму письма без прямых упражнений в письме. Благодаря тому, что у него есть границы (контур фигуры), которые он сам себе определяет, очерчивая фигуру, он, стремясь не выйти за контуры, координирует движения кисти и пальцев, и вместе с тем он здесь несравненно больше свободен, чем при линейках, на которых он должен писать палочки (элементы письма), или при чистом листе бумаги, где он проводит линии безо всяких границ. В первом случае его стесняет слишком большая задержка, во втором - расслабляет полное отсутствие таковой. Штрихуя, дети проводят линии различной длины и во всех направлениях, что вырабатывает в них свободу движения кисти и твердость пальцев при держании орудия письма.
Когда они берут карандаш или перо, для того, чтобы приступить к письму по настоящему, они орудуют им так же хорошо, как человек, много писавший. Этой работе дети и самые маленькие, и постарше отдаются подолгу с самым горячим увлечением.
Большинство детей, пяти и даже четырехлеток, неудержимо стремятся к буквам. Ощупывание их доставляет им удовольствие, как осязательное ощущение. Интерес же к звуку, к произнесению его появляется не у всех детей одинаково: одни долго их ощупывают, не желая знать их произношения, другие сразу интересуются их звуком. Таким детям мы даем индивидуальные уроки, описанные у Монтессори и в моей книжке; но большинство детей узнает их без непосредственных уроков, прислушиваясь к тому, как произносят их другие.
Когда дети узнают несколько гласных (три, четыре) и столько же согласных, они приступают к составлению слов из подвижного рукописного шрифта, вырезанного из цветного картона (голубой - согласные и розовый - гласные). Три упражнения, идущие параллельно, ведут детей к настоящему самопроизвольному письму: штриховка, ощупывание наждачных букв и составление слов. И здесь различные дети приступают к письму различно: одни долго ощупывают буквы и составляют слова и начинают писать лишь тогда, когда составление слов является для них легким делом: тогда они пишут сразу слова и целые предложения: другие же пишут подолгу буквы всего алфавита одну за другой или же повторяют одну и ту же букву, одно и то же слово. Бывают и у нас случаи, описываемые Монтессори, взрывов неожиданного умения писать: ребенок, накопивший в себе потенциально все необходимое для этого акта, в один прекрасный момент берет мел или карандаш и пишет свое имя или какое-нибудь слово, изумляясь и бесконечно радуясь своему неожиданному умению. Обычно дети, начавшие писать, пишут неудержимо и с увлечением. У них, по выражению Монтессори, рождается мания письма.
Само письмо для пишущего ребенка является не упражнением, а проверкой собственного умения. Подготовка к этому умению не прямая, а косвенная, она заключается в ощупывании наждачных букв и штриховке. Дети сами чувствуют свое усовершенствование или свои недостатки: в первом случае они, созерцая свою работу, говорят: «теперь я лучше пишу», а во втором возвращаются смиренно к прежним упражнениям.
У Монтессори большое внимание обращается на детское произношение - и упражнение с буквами при простом их произношении или при составлении слов является прекрасным средством для их исправления, - конечно, если эти дефекты не имеют органической причины.
Наряду с письмом идет и чтение. Ребенок, составляющий самостоятельно слова из подвижного шрифта, умеющий быстро разложить диктуемое или задуманное им самим слово на составляющие его звуки и прочитывающий его, уже начинает читать. Дидактический материал для чтения заключается в карточках с написанными отчетливым курсивом словами. Карточки помещаются в коробках и конвертах, и дети читают их по собственному желанию. От слов, как и в письме, они переходят к фразам и от рукописного шрифта незаметно для нас переходят к печатному шрифту. Мы приготавливаем тогда карточки с фразами печатного шрифта. Коробка и конверты помещаются на низких полочках, и дети могут свободно ими пользоваться. И тут мы замечаем то же постоянство, которое отмечала Монтессори: наши дети не бросаются от коробки к коробке, а исчерпывают одну до дна раньше, чем перейти к другой.
Отличительной чертой в чтении у детей Монтессори является то, что они читают, не спотыкаясь на буквах: ребенок смотрит на карточку с написанным на ней словом и, если он его мысленно прочел и понял, он произносит его целиком, если же нет - он качает отрицательно головой. Дети приучаются, благодаря индивидуальным и самостоятельным занятиям, читать про себя. Чтение вслух приходит позднее, в школе.
Рисованию в детском саду Монтессори отведено значительное время и почетное место. Подробное изложение принципов и приемов рисования по Монтессори можно найти в моей работе «К вопросу о рисовании по методу Монтессори». Дидактический материал для рисования заключается в тех же железных вкладках, которые служат для подготовки к письму. Подготовкой к рисованию, в котором наши дети достигают часто удивительных результатов, служит опять таки косвенным путем дидактический материал для воспитания чувств; геометрические вкладки воспитывают детский глаз в восприятии правильных соотношений линий и красоты форм, цветные таблички - гармонии цветов; упражнения в штриховке дают возможность руке овладеть карандашом. Дети рисуют свободно, рисуют по вкладкам, комбинируя их формы часто в сложные и изящные орнаменты, рисуют с натуры. У детей, благодаря развивающимся навыкам к наблюдению упражнениями на материале, вырабатывается привычка зарисовывать все, что проходит через их руки, что способны охватить их глаз и сознание. Главным принципом Монтессори в отношении рисования является не обычная цель, преследуемая в детских садах, заключающаяся в культивировании так называемого «детского творчества», а стремление дать всем детям максимум технических навыков и метода наблюдения, т.е. умения смотреть. Творчество же Монтессори оставляет свободным. Придет время этого истинного, а не так называемого «детского творчества», и ребенок станет творить и без нашего вмешательства. Навыки же и возможная техника у него уже будут в запасе соответственно его возможностям, приобретенные в том возрасте, когда дети так склонны к техническим упражнениям.
Кроме того, в детском саду Монтессори практикуется раскрашивание готовых контуров, изготовленных руководительницей. Эти рисунки, преследуемые обыкновенно учителями, дают нам возможность изучать естественное развитие ребенка, как наблюдателя среды, главным образом в хроматическом отношении, а также они являются как бы мостом от реальности к сознанию ребенка, помогая ему видеть предметы не только в их естественной окраске, но и форме. Маленьким детям у Монтессори для рисования даются цветные карандаши, а не краски; краски получают только те дети, у которых координация движений в достаточной степени уже окрепла. Окрашивание рисунков карандашами помогает детям развивать способность образования пространственных представлений, вызывая необходимые для этого мускульно-осязательные ощущения, что не достигается при орудовании кистью.
Для счета в дидактическом материале Монтессори есть ряд предметов, дающих возможность ребенку ознакомиться с числом не только в пределах первого десятка, но и дальше, смотря по возможностям и стремлениям отдельных детей. Есть дети мало интересующиеся счетом, есть и такие, которые считают с упоением и выказывают склонность к большим числам, особенно мальчики. «Сто», «тысяча», «миллион» и «миллиард» - являются для них чем-то в высшей степени привлекательным; и не тысяча предметов, а тысяча или миллион сами по себе, как число. Дети в детском саду Монтессори, упражняясь на ее материале для счета, который так же прост и точен, как и все остальное, очень скоро выказывают стремление к отвлеченному счету, и как только приобретают известные навыки, отбрасывают всякие вспомогательные средства, как бы не желая тратить лишнего времени. Материал построен применительно к десятичной системе: длинная лестница, на которой дети приобретают понятие о длине, служит также и для счета от одного до десяти. Брусок - десять представляет собою метр, разделенный на десять частей (дециметров), брусок - один является одним дециметром. Дети считают единицами (от 0 до 9) на самых простых предметах (колышках в счетных ящиках и кубиках или шашках, раскладываемых на столе соответственно данным цифрам, наклеенным на карточки); для этого им не нужны бесконечные ухищрения в виде всяких игрушек, картинок, объектов природы, как сухие листья, плоды и прочее. Число есть понятие отвлеченное, и Монтессори на конкретном, но весьма простом материале дает ребенку возможность этого отвлечения. Кроме колышков и кубиков, дети считают бусы, соединенные в цепочки также в десятичной системе: десяток, сотня и тысяча; при помощи брусков длинной лестницы делают сложение, вычитание, умножение и деление до десяти; эти же бруски дают возможность детям переходить через десяток; дальнейший же счет они производят на цепочках бус и на счетах из бус. Прекрасным пособием для таблицы умножения служат те же бусы, располагаемые детьми в углублениях на картонной таблице. Этим упражнением интересуются уже пятилетние дети. Детей приучают в их арифметических действиях к точному арифметическому языку, и, научившись писать цифры, они скоро выучиваются записывать на дощечках и тетрадях свои вычисления.
Что касается так называемого и широко рекомендуемого в настоящее время «введения ребенка в мир природы», то и здесь Монтессори придерживается того же принципа ограничения относительно количества и разнообразия материала. Она рекомендует там, где возможно, давать детям индивидуальные, маленькие, не больше половины квадратного метра, грядки, на которых дети не моложе четырех лет могли бы разводить растения и самостоятельно за ними ухаживать; если возможно, то хорошо иметь каких-нибудь животных, уход за которыми доступен малым детям. Там, где это невозможно, достаточно «горшка цветов» на окне. Сущность «природы в воспитании», по Монтессори, заключается не в количестве приобретаемых сведений на бесконечно разнообразном, часто недоступном детскому пониманию, материале, как это рекомендуется в настоящее время для дошкольников, а в качестве самостоятельных наблюдений, в простом детском, но отчетливом и точном подходе, так сказать, методе к изучению объектов природы. Никаких коллективных уроков в этом направлении нет у Монтессори: те дети, которые выказывают интерес к наблюдению объектов природы, получают ответы на свои вопросы и советы в тех или других действиях от руководительницы. С такими можно вести и коротенькие беседы, когда они в этом явно нуждаются; но к ним никогда не привлекают непременно всех детей. Детям предоставляется свобода интереса, свобода выбора объекта наблюдения. Каждый ребенок подходит к объектам по- своему. Старшие обыкновенно зарисовывают все наблюдаемое и записывают свои наблюдения в тетрадки. Дидактический материал Монтессори в этом отношении является прекрасным средством для развития в детях способов наблюдения и умения видеть: их глаз привыкает к правильному методическому смотрению на простых и ясных предметах материала, и к объектам природы, всегда сложным и многообразным, они подходят с готовыми средствами в виде в достаточной для того степени развитых органов чувств и умения анализировать. Для детей Монтессори не приходится брать объекты природы, как дидактический материал для развития внешних чувств. В этом отношении она является истинным натуралистом, с точки зрения которого подобное превращение объектов природы в дидактический материал совершенно неприемлемо, как по причине их бесконечной сложности и многообразия, так и по самой идее воспитания в ее принципах, так прекрасно изложенных в ее книге «Дом ребенка», в главе «Воспитание в природе». Почти все дети с любопытством относятся к объектам природы: срывать цветы и траву, собирать сухие листья, отыскивать земляных червей и жуков, гоняться за бабочкой, собирать камушки - к этому неудержимо стремятся маленькие дети. В это хаотическое стремление к познаванию мира Монтессори вносит порядок, но не прямым путем наблюдения самих объектов природы, а косвенной подготовкой на дидактическом материале. В этом отношении она поступает аналогично своим приемам обучению письму и рисованию, где само письмо в виде готового изложения, хотя бы самых простых и коротеньких самостоятельных мыслей, как и рисунок, изображающий какой-нибудь предмет, являются уже результатом косвенных упражнений на простых предметах материала. К этому приступают только готовые, достойные подобной работы. И если такое простое знание, как письмо, не подпускает к себе непосвященных, то тем более природа, ибо «поучения ее строги». Смотреть удивленными и восхищенными глазами на ее дары, - еще не значит проникать в ее тайны. Ученый приносит в свою лабораторию самую крохотную частицу природы и с любовью и методически ее изучает с готовыми уже к тому средствами. То же самое делает Монтессори и с детьми, внося в их обстановку самое небольшое количество объектов природы, ограничивая и в этом отношении поле сознания ребенка, давая ему возможность сосредоточиться на малом. Дело не в количестве приобретаемых сведений, а в качестве производимых наблюдений, в методе. Важно не напичкать ребенка всевозможными сведениями, часто не присущими маленьким детям, но не угасить тот пытливый дух, которым они отличаются, что так легко сделать притаскиванием детей к пассивным наблюдениям, к упражнению органов чувств на объектах природы, что для истинного натуралиста является профанацией самой природы, к обязательным урокам и беседам с примешиванием к ним и сказок, и песен, и вырезания, и лепки, совершенно ненужной мишуры для истинного познания природы. Познать цвета, формы, поверхности объектов природы нашим детям, подготовленным на искусственном материале, гораздо легче, чем воспитываемым на самих объектах непосредственно, ибо это даже и невозможно по причине их бесконечной сложности и разнообразия. Важно дать возможность развиться в детях чувству природы и доверия к живым существам, а не превращать детский сад в зоологический или ботанический кабинет. Первое больше всего развивается при разведении живых организмов, что в детском саду ограничивается выращиванием каких-нибудь растений. У нас бывали примеры, когда дети выкапывали в саду ранней весной едва пробивающиеся ростки клена, дуба, орешника и выращивали их в комнате годами; ребенок сажает зерно или луковицу в землю и ждет результатов, на большее в этом отношении не способны четырех, пятилетние дети. И при этом у каждого ребенка старше пяти и до семи лет должен быть свой индивидуальный горшок с растением; к коллективному труду, к общему какому-нибудь огороду, в этом возрасте дети еще абсолютно не способны, и нельзя насильственно вложить в них это стремление. Это чувство общего труда и в этом отношении развивается позднее, и мы должны ждать терпеливо его проявления.
Вернемся теперь обратно - к рабочему утру в детском саду Монтессори. Дети работают от часу до полутора, а иногда и больше. Одни, у которых работа стала привычкой, работают все время без перерыва над одним каким-нибудь предметом или сменяют их один на другой, другие работают с перерывами, возвращаясь все же после перерыва к той же работе, третьи, прервав, отвлеченные чем-нибудь самопроизвольно или чем-нибудь посторонним, забывают первую работу и переходят к другой или совсем отходят от работы; есть и такие, которые ничего не делают. Около двенадцати часов руководительница дает сигнал к окончанию работы; она ничего не говорит, а только пишет на доске «Убирайте вещи». Одни дети уже окончили работу и убрали свои вещи еще до сигнала, другие заканчивают и убирают; есть и такие, которые продолжают свою работу еще долго и после сигнала. Тихой музыкой руководительница приглашает детей на урок тишины.
Уроки тишины имеют большое значение в смысле воспитания воли у ребенка. На этих уроках руководительница знакомит детей не словесно, разговорами, а опытно с различными степенями тишины в обыденной жизни. На уроке тишины не то важно, чтобы дети сидели «абсолютно тихо». Это идеал, который достигается со временем путем длительных упражнений. Важно, главным образом, видеть, как каждый отдельный ребенок приходит к умению сохранять тишину: спокойно сидеть, молчать, бесшумно вставать и пробираться между столами и стульями, улавливать свое имя, произносимое шепотом руководительницей на значительном расстоянии; важны не результаты, а путь, т.е. повторные упражнения, гимнастика воли, которую неизбежно должен проделать каждый ребенок на уроках тишины. Подождав, пока дети усядутся спокойно, и дав им посидеть тихо несколько секунд, руководительница тихо встает, тихо отходит в сторону и тихим шепотом вызывает детей по именам. Подготовленные и отдохнувшие в более или менее абсолютной тишине нервные слуховые пути становятся восприимчивее, а частыми повторными упражнениями и сам слух обостряется и утончается. Ребенок, которого некоторое время приходится вызывать по два, по три раза, переходя от шепота к повышенному голосу, начинает мало-помалу слышать едва уловимые звуки шепота руководительницы. Вызываемые дети один за другим встают и идут к руководительнице; и тут ясно сказывается и индивидуальность ребенка, и степень его умения владеть собой; один, заслышав свое имя, стремительно вскакивает, часто опрокидывая стул, и так же стремительно бежит, громко смеясь или болтая, другой встает тихо-тихо, стараясь не задеть ни стола, ни стула, тихо-тихо пробираясь между мебелью, сохраняя на время серьезность и молчание, третий, вскакивая порывисто, вдруг останавливается, как бы сдерживаясь, стараясь изо всех сил овладеть непослушными мускулами, и выражение удовольствия от сознания одержанной победы написано на их лицах. Обычно руководительница вызывает первыми самых неспокойных; сидящие же абсолютно тихо остаются последними. Быть вызванным последним, оказаться благонравным, дети считают за честь, и к этому они приходят самостоятельно, без всяких внушений или моралистических разглагольствований старших; на это толкает их внутреннее влечение к победе духа над непослушным телом. Не все дети обязаны присутствовать на уроке тишины: принимают участие лишь те, которые сами добровольно идут на это. У большинства детей упражнения в тишине и молчании входят в привычку. Если почему-либо урока тишины не было, они недовольны и смотрят на это, как на нарушение установившегося порядка.
Существует убеждение, что детям присуще постоянное движение, шум, крики, болтовня. Если наблюдать маленьких детей длительно в благоприятной для их жизни обстановке, мы увидим, что это убеждение ошибочно, и что спокойные, уравновешенные движения им также необходимы, как беготня и возня, и что болтливость и резкие движения отнюдь не составляют непременных атрибутов здорового жизнерадостного ребенка, как это часто думают. Дети болтают так много потому, что вокруг них и с ними слишком много болтают взрослые, по той же причине они и кричат. Взрослые, 'большею частью, говорят с детьми гораздо громче, чем это нужно для нежного детского уха. Уроки тишины, упражняя волю и внимание, приучают детей сохранять и уважать тишину, сосредотачиваться не только на внешних явлениях жизни, но и внутренних собственных движениях души. Нам, русским, такое воспитание, быть может, нужно гораздо более, чем другим народам.
Вызванные руководительницей дети ходят под музыку по начерченному на полу эллипсу или кругу («веревочке», как называет его Монтессори), служащему для уравновешивания детских движений. Руководительница играет мотивы, меняя темп, и дети сами отыскивают в себе ритм и жесты, смотря по индивидуальности. Хождение по «веревочке» является прекрасным упражнением для усовершенствования движений детей. Из опытов, произведенных помощницей Монтессори, Маккерони, даровитой музыкантшей, оказалось, что маленькие дети (до 7 лет) нечувствительны к музыкальному тону, а только к ритму. Повторяя одни и те же такты долгое время, можно добиться того, что дети один за другим начинают согласовывать свой шаг с темпом музыки; среди них в этом отношении много индивидуальных различий, но повторением одной и той же музыки можно сделать всех детей чувствительными к ритму. Дети начинают менять походку, следуя музыке: легкий шаг, шаг марша, бег, скачки и прочее, получая к тому ритмический толчок изнутри, а не от руководительницы; она не объясняет ребенку, какими движениями надо отвечать различной музыке. Руководительница должна играть безукоризненно, ибо настоящая музыка, исполняемая артистически, рождает в детях музыкальное чувство; тогда они отвечают музыке не только «шагом», но и всем своим телом: руки, голова, туловище - все «послушно» музыке, и выражение лица показывает их музыкальную чувствительность. Маккерони рекомендует для детей примитивные танцы; она построила на ритме простые легкие пляски, имеющие большое значение в воспитании мускульной системы ребенка. Благодаря им, дети вырабатывают в себе легкость и грацию в движениях. При ритмических движениях у детей часто появляется желание отбивать такт; они начинают хлопать в ладоши или же ищут для этого предметов, и тогда Монтессори дает им ударные инструменты: барабан, тамбурины с палочками, треугольники, при помощи которых налаживается своеобразный детский оркестр. В нашей практике были и есть подобные примеры: дети вооружаются тамбуринами, треугольниками, кастаньетами, бубенчиками, колокольчиками и отбивают темп под музыку рояля, управляемые дирижером, - одним из детей, который машет палочкой по собственному вдохновению. В итальянских детских садах для самостоятельных музыкальных упражнений существуют колокольчики, изобретенные Маккерони, состоящие из тринадцати подвижных колокольчиков с обозначением нот и тринадцати без обозначения. Колокольчики предоставляются детям в их распоряжение и, ударяя по ним молоточком, дети подбирают диатоническую и хроматическую гамму (в них соблюден тот же принцип спаривания, как и в цветных мотушках). Подробное описание и рисунок колокольчиков можно найти в книжке Монтессори: «Руководство к моему методу» и в моей «Месяц в Риме в домах детей М.Монтессори». Мы даем детям маленький оркестровый металлофон, на котором дети играют гамму и подбирают знакомые им песенки. Старшим детям (от 6.5 лет) у себя в школе Монтессори дает различные упрощенные музыкальные инструменты, упражняясь на которых по своему выбору дети получают представление о различии тембра различных инструментов. Им же дается материал для введения в музыкальную грамоту, и они учатся писать ноты, с высотой которых они уже познакомились в детском саду, читать и записывать простые музыкальные фразы. Что касается пения, то Монтессори не придает ему такого большого значения, как это обыкновенно принято.
Отправной точкой для пения служит гамма. Дети поют гамму, аккомпанируя себе на колокольчиках, двигаясь ритмически под музыку, поют под аккомпанемент подобранных соответственных аккордов самой простой гаммы на фортепиано, поют тихо, громко все вместе, по одному, разделяясь на две группы и перебрасывая ноты от одной группы к другой. Затем они поют легкие упражнения и простые песенки. Настоящие уроки пения, а также настоящий хор, особенно разделение на голоса, не могут иметь места для маленьких детей ни под каким видом. Руководительница должна сама петь, аккомпанируя себе на инструменте, и дети вторят ей, не будучи обязаны петь все непременно. Монтессори считает необходимым «слушание музыки», концерты для детей строго размеренные, доступные, исполняемые на различных инструментах, но отдельно на каждом, и особенно важен человеческий, хорошо воспитанный, голос. Эти концерты должны быть короткими и в интимной обстановке. Монтессори не находит фортепиано удачным инструментом для музыкального воспитания детей. «Для музыкального воспитания мы должны еще создать как инструменты, так и музыку», говорит она. На музыку в детском саду нельзя смотреть, как на музыку в буквальном смысле слова, как и все остальное, это есть лишь подготовка путем воспитания ритма, восприятия различий тембра и чистого звука; ребенок вырабатывает в себе ритм, учится выделять чистый музыкальный звук среди разнообразных шумов, воспринимает высоту музыкального звука и тембр различных инструментов. Все это делается в чистом виде, при участии только уха, здесь происходит та же изоляция чувства, как и в других упражнениях, не примешиваются никакие другие впечатления, как, например, показывание картинок или предметов, о которых поют дети, предварительных рассказов и прочее; музыкальные упражнения происходят вне всяких эмоций, навязываемых ребенку руководителями.
После кратких, не более двадцати минут, упражнений, причем не все дети должны непременно принимать в них участие, дежурные готовят столы к завтраку, а остальные дети играют, как хотят. Рабочее утро, часы отводимые Монтессори на умственные занятия, т.е. работу с дидактическим материалом, оканчивается, и после завтрака наступает вторая половина дня. Хотя в детском саду Монтессори нет правильно установленного расписания, т.е. деления дня по часам или лучше сказать по минутам на различные занятия, заранее предусмотренные и установленные руководительницей, но порядок дня все же устанавливается сам собою, и дети, уже внутренне дисциплинированные, т.е. ставшие на путь свободной организованной работы, строго его придерживаются.
Дежурные выбираются по желанию детей; обыкновенно таких является больше, чем требуется, и при помощи руководительницы устанавливается очередь. Дежурные, которых бывает от двух до четырех, составляют столики по два, образуя, таким образом, один квадратный стол, за которым усаживаются восемь детей, покрывают их скатертями, ставят приборы, раскладывают салфеточки, расставляют стулья. Каждый стол украшается каким-нибудь растением в горшке или в вазе, какие находятся в данное время в детском саду, и дети никогда не забывают ставить их на столы. При этом каждый ребенок индивидуально проявляет свой эстетический вкус в украшении стола. Дежурные надевают особые белые переднички, чем они и отличаются от других детей. Дети рассаживаются по своим местам, которые они отыскивают по мешочкам с салфеточками, на которых написаны их имена; дежурные осматривают, все ли есть у товарищей, и разносят еду, если таковая имеется, или только чай, если дети приносят свои завтраки. Руководительница принимает участие в работе дежурных: она делает указания, но не словесно, а действием; слов она тратит мало, а просто указывает, как надо действовать: как составлять столы, как носить стулья, как расставлять посуду и прочее, и эти указания делает она только там, где это непременно требуется, предоставляя, по возможности, детям широкую свободу инициативы и действий.
Для того, чтобы быть хорошим дежурным, нужно уже иметь, кроме умения, выдержку довести все до конца: накрыть столы, подать еду, убрать грязную посуду (для мытья посуды выбираются другие дежурные), сложить скатерти, расставить столы, подмести пол и прочее. И здесь можно наблюдать степень дисциплинированности отдельного ребенка. К дежурству рвутся, обыкновенно, большинство детей, и часто самые маленькие и самые недисциплинированные. Эти стремления нужно, по возможности, удовлетворять, так как это есть путь к приведению в порядок детской мус кульной, а вместе с ней и нервной системы, а, следовательно, и к дисциплине. Со временем наступает такой момент, когда старшие дети просят назначать их дежурными по одиночке, беря на себя ответственность за весь порядок этой процедуры перед товарищами. Уменье устроить все одному и самостоятельно для двадцати других детей наполняет их гордостью. В этих «обыденных житейских упражнениях» дети развивают в себе внимание к вещам и ловкое бережное с ними обращение, но также, что еще важнее, внимательного отношения к товарищам: старшие заботливо завязывают салфеточки младшим, разрезают им еду, если это требуется, открывают бутылки с молоком, делятся лакомствами.
статьи