В современный танец невозможно не влюбиться, это совершенно невероятное действие, у нас тут фестиваль «Айседора», поэтому предлагаю вам тоже почитать-посмотреть: полностью спектакли найти, наверное, невозможно, но фрагменты, достаточно большие, есть.
«Поцелуй меня дважды» (Елена Пришвицина, Владислав Морозов, Челябинский театр современного танца)
На сцене мужчина и женщина, вокруг - повышенная предметность: трансформирующаяся лампа в руках танцоров освещает нужные места, оставляет паузы света в темном пространстве, вращающийся на полу стул уверенной рукой превращается в пластический предмет. В какой-то момент взаимных подбрасываний, рывков, сгибаний, мимолетных прикосновений, грубых толчков в действие включаются два мешка, которые танцоры выносят на плечах и которые символизируют в прямом смысле какую-то ношу. Сначала они становятся препятствием между, потом - устойчивой и симметричной точкой для взаимодействия. После танцовщица переодевается в огромное шуршащее платье, полами закрывающее большой круг у ее ног, она ложится на эти мешки и в процессе почти рождения преображается. В какой-то момент пространство заволакивает дым, в центр с потолка бьет луч прожектора, образуя большой круг, по краю ползет мужчина, а в центре полосует руками воздух женщина. «Поцелуй меня дважды» - очень гендерная история, заканчивающаяся туфлями, поблескивающими на фоне скудной сцены. Двоих более чем достаточно, чтобы рассказывать такие вещи, и надуманность их первых противоборств скрадывается их внутренним - по отношению друг к другу - сгоранием.
Click to view
«Возвышаясь над…» (Мария Грейф, Андрей Зыков, Челябинский театр современного танца)
Спектакль открывается почти балетным танцем, затем танцовщики множатся, синхронно и воинственно создавая какую-то древнегреческую пластику. В основе сюжета - «Гранатовый браслет» Куприна: дореволюционная Россия, балы, парады, черные костюмы, застегнутые на все пуговицы. То босые, то обутые танцоры быстро переодеваются, из-под кителей видно юбки (это усиливает общую абсурдность), сквозь мягкий желтый шелк проглядывают тела. Пустая сцена сменяется величественной конструкцией - какой-то пыточной, где мужчины подвешены и быстро крутятся вращении от рук женщин, или женщины крутятся, а мужчины в их ногах бьются в конвульсиях и падают, едва поднявшись, опять и опять. Люди возвышаются друг над другом, над случайностями, над той самой из первого спектакля предметностью. Пять пар выстраиваются в линии, сходятся, расходятся, в круге (внешнем) мужчины берутся за руки, а женщины строят какие-то фигуры, цветы распускаются, время останавливается. Напоминает все это не Куприна, а что-то вроде Кафки: строгость формы, выбивающаяся из системы красота, прорыв железной клетки в реальность в какой-то момент становится осязаемым, на спины мужчин приклеиваются табуретки, и женщины на них танцуют. Есть в этом дисгармония, противопоставление - черного и желтого, босых ног и шелковых платьев, звуков дождя и финальных аплодисментов.
Click to view