Выше (т.е. ниже) я поместил отрывок из сочинения Каллиста Ангеликуда Против Фомы Аквинского. Там же текст Каллиста предваряет небольшая заметка о жизни этого великого богослова и исихаста. Однако мне подумалось, что небезынтересно было бы добавить к той заметке некоторые аспекты общей богословской концепции Каллиста. Порывшись, я с удивлением обнаружил, что лучше всех об этом пишет В. Татакис в своей «Византийской философии». Вот, привожу изложение (своими словами). Надо только добавить, что в то время, когда Татакис это писал, исследователи биографии Каллиста еще не вышли на поверхность: Пападопулос только окончил университет, а Антонио Риго, наверное, еще играл в футбол во двориках Венеции. Поэтому Татакис не знал, что Каллист Катафигиот (из Добротолюбия) - это богослов 14 века Каллист Ангеликуд. Однако, это не помешало Татакису написать хороший, хоть и краткий, очерк.
Каллист Катафигиот - автор 92 глав О божественном единении и созерцательной жизни - более непосредственно, чем Стифат, связан с Дионисием, а через него - с неоплатонизмом и, в частности, с Плотином. Он также напоминает Илию Экдика своей тонкой аргументацией и силой диалектического анализа. Цитирует свв. Василия Великого, Дионисия Ареопагита, Максима Исповедника, Петра Дамаскина и Симеона Нового Богослова.
Самое главное для человека - любить и быть любимым. Первым и единственным определением развития этой любви является обращение человеческой души к Единому. 92 главы составляют доказательства необходимости этого обращения - по причине изливающегося от Него блага и по самой природе этого Единого. Несмотря на то, что позиция Каллиста в этом вопросе - мистическая, способ развертывания этой позиции - чисто диалектический. Господствует платоновское любовное влечение к умопостигаемому, абсолютному, простому, нетварному, единому. Для человека, сына Бога, жизнь есть ничто иное как πράξις τῆς νοήσεως. Ум (ноисис) по природе стремится к Тому, Кто безграничен и вечен. С другой стороны, любое движение имеет устремление к покою. Естественный покой обретается только в Боге. Ум, соединяясь с Богом, не теряет своего движения. Минуя разделение и хаос впечатлений, образуемых созерцанием тварных вещей, ум заново собирается и находит самого себя в созерцании Единого. Движение, следующее за этим нахождением себя, есть движение вокруг Единого, Которое Вечно и Безгранично. Обретая свою природу, ум обретает и истину, сообщающую ему настоящую свободу и бессмертие.
Соединившись с Богом, ум не имеет уже нужды в слове. Человек погружается в совершенное молчание - не только уст, но и ума. Молчание есть дух и энергия: оно есть, согласно Каллисту, ἄκρα τοῦ νοῦ κατάστασις (высшее состояние ума). Слово выражает мышление (νόησις), находящееся в состоянии разделения, когда оно погружено в многообразие предметов. Молчание выражает единство мышления, которое в данном случае в такой мере обладает истиной, что чувствует, что не может сказать ничего. В этом смысле истина неизреченна.
Жизнь ума переживает два момента. Первый момент, приуготовительный: это стадия слова и беседы, переход от одного смысла к другому. Тогда человек может быть замечательным философом и богословом, он может говорить о существовании вещей и Бога. Второй момент - момент изменения ума в результате обращения к Единому: это стадия обожения и молчания. Тогда человек превосходит самого себя и становится нематериальным, становится Богом, но не по сущности, а по действию, потому что он не видит сущности Божией, но только - Его действия. Этот второй момент не приходит неожиданно: требуется время и философская (=монашеская) аскеза, а также определенный порядок восхождения. Поэтому так необходимо, чтобы человек искал путь, который от множественности вещей ведет ум к Единому. Восхождение совершается следующим образом: ум начинает с чувственных вещей, затем осознает, что они - тварны; затем переходит к нетварным сущностям, чтобы в конце концов взойти к Единому.
Изменение ума есть дело предмета, который мы созерцаем: если предмет множественен и сложен, ум разделяется и «умножается»; если предмет един и прост - ум собирается и становится простым. Бог в каждую тварную вещь вложил лучи - призывы к созерцательному мышлению, - каждая вещь есть не что иное, как отблеск и аромат единого. Подлинная роль мышления состоит в том, чтобы уловить эти отблески и ощутить ароматы, которые укажут путь к Богу. Но роль мышления пассивна: оно ведется Богом, а не идет само по себе. Три пути, говорит Каллист, ведут мышление к созерцанию Бога. Первый путь - самостоятельный, когда мышление следует своей особой природе (этим путем шли древние греки). Второй путь - когда мышление ведется кем-то иным, т.е. божественным светом. Третий путь состоит в частичном следовании первым и частично вторым путем. Каллист говорит о втором пути и следует этим путем сам.