новая военная драма, 2
Тбилиси, "Сцена на чердаке" театра имени Марджанишвили. Второй день проекта. Тамар Бартаиа, Манана Доиашвили, Лаша Бугадзе и Заза Бурчуладзе для Грузии в представлении не нуждаются. Здесь проговорим для начала кто из них про что написал, заодно и о каждом в отдельности.
Заза Бурчуладзе, сам поставивший читку, представил небольшой диалог "В ожидании винта", разговор двух мужчин шел исключительно на уличном арго. Употребление немалого количества наркотерминов, меня убедило в том, что они не только потребители, а наркодилеры, тем паче, что они говорили еще и о дорогих машинах, о том, какую из марок купить.И вдруг заходит разговор, как называть их поколение, именуют себя известным термином, притом на английском, далее следует замечательная игра слов, кстати, вполне переводимая. Они осмыслили свое состояние, свою, не побоюсь этого слова, экзистенцию. Все время хотят куда-то отъехать, но откладывают, назначена встреча. Сзади некто проходит (сам Заза и вышел в этом эпизоде), складывает руки рупором, кричит "Тина", выходит женщина (Манана Козакова перед собой поставила пюпитр, стало понятно, что на балкон) машет рукой, прохожий быстро пробегает за кулисы (понимай, как в подъезд). Зарисовка настолько живая, как будто мы и вправду в городе в одном из его дворов. И двое, которые ботают по фене, опять говорят "Пойдем", и последняя ремарка "Остаются стоять на месте". И тогда ты понимаешь, что увидел интерпретацию самой известной пьесы Беккета, ну поскольку ее на месте не опознали, то уж и назову "В ожидании Годо". И даже если нет, хотя это так (меня пытались в этом переубедить потом, а Бурчуладзе, конечно, подтвердил), то ясно, что такова картина улицы послевоенного времени, речь шла, по-старинке говоря, об его застое. Ничего не меняется, оттого еще хуже деградирует, и спасу, и конца краю тому не видно. Смотрите, я столько времени говорю об одной маленькой миниатюре, вы поняли, я под ее впечатлением.
Бурчуладзе известный прозаик, мне еще предстоит знакомиться с ним, и я так поняла, мы видели его дебют как драматурга, потом сказали вроде не дебют, и тут же переправили, что предыдущий опыт вроде был переделкой прозы для сцены, предпринятой кем-то. Получить точную информацию в Грузии тяжело, потому как на вопрос ты получаешь сразу несколько противоречащих друг другу ответов. Ну если не дебют как драматурга, то дебют как режиссера читки, поэтому он малость смазал свою мизансцену, что совершенно несущественно.
Тамар Бартаиа, на сцене одна из самых успешных авторов, представила скетч из жизни грузинских эмигрантов в Лондоне. И дело происходит непосредственного в августе 08-го. Трое, встречаются в квартире хозяйки, она из сбежавших еще при советской власти, как я поняла работает ведущей на радиостанции, возможно, что-то типа грузинской службы Би-Би-Си. Молодой парень, ее однофамилец, напоминал ей брата, поэтому они условно породнились, семь лет как уехал из Кутаиси, говорит по-грузински с сильным кутаисским акцентом, а на-английском почти как лондонец, дома он был Нодариа, а в Англии прибалт Раймонд Матиатиус по фальшивому паспорту. И это он в Тбилиси не бывал, в Европе практически уже места такого не осталость. А третий - одноклассник хозяйки, который только приехал из Грузии на какую-то конференцию ("ну подумай, разве я добрался бы за свой счет"?). После вкусной на подробности с драматургической точки зрения беседы, выясняется, что он и не собирается возвращаться домой. Почему связаны между собой война и эмиграция, пожалуйста, не заставляйте меня объяснять.
Представленный текст Мананы Доиашвили (известной фестивалю Новая Драма), "Пошли хоть одну пулю еще, Господи!" сердито провокативный. Пара супругов строит планы, как неплохо им заживется после войны, как перестреляют всех, кто им неугоден. Переубивают банкиров, например, в банке, которому они задолжали кредит. А сами такие благостные-преблагостные, благолепные-преблаголепные, с просто-таки христианским смирением возносят кверху слова молитвы (смотрите название).
В завершение программы читок Лаша Бугадзе сам поставил читку большой пьесы, которую я отказалась переводить в прошлом году. Она называется "Президент приходит в гости", Лаша сам поставил читку, в блестящей скороговорке, пересыпанной матерком, в блестящем темпе (в лучшей традиции Театра.doc, я бы добавила). И сам улетно прочитал роль президента. Талантлив во всем. Но пересказывать пьесу я отказываюсь, потому как автор прочел эту пьесу вместо той, что написана для проекта. И насколько я понимаю, теперь непонятно, что же войдет в спектакль. О том тексте, который войдет, и поговорим. Иначе, я бы вам объяснила, чем мне прочитанный нравится, и чем не нравится.
А на дискуссии начался порядочный раздрай. Я не принесла вам ни одной фотографии, кстати, потому что была ведущим вечера и дебатов. Довольно разозлили меня тем, что с трудом укладывались в формат диалога. Отвлекаться было некогда, представленных текстов на бумаге я не видела, а далее пришлось выкрикивать призывы типа "Дослушаем говорящего!", "Не перебивайте!" или "Не будем говорить все вместе!", заодно удерживать за руку порывавшего покинуть зал и шипевшего Зазу Бурчуладзе, шипящим же шепотом успокаивая, еще странно, что я не охрипла. Большой мой комплимент Зазе, он оказался блестящим полемистом. И в остальном, я очень довольна, потому что услышала настоящую от злости дискуссию о войне, о том, как каждый лично воспринял эту войну. Разговоренные драматурги раскрыли свою авторскую позицию. Так, например, Лаша говорил, главное, чем война была для него, и так он понял для всех, потерей личной биографии. В этом с ним отчасти перекликается миниатюра Бурчуладзе, замечу. А между прочим, Тамар Бартаиа сообщила, что уже написала пьесу в двух действиях, которая происходит непосредственно в Цхинвальском подвале, и что же, почему она не поставлена (это уже моя ремарка)? В целом, мы же никак не закрываем тему войны, ставьте, пишите.
И вот, с авторов спросили, а где трагедия войны? Где матери солдат? Где их убитые сыновья? Я убедилась в своей прозорливости, насколько правильно не взялась за показ в Москве последнего вчерашнего текста, потому что если уж его дома, где войну видели из тыла, ждало непонимание, вне дома пьесу бы ждало двойное непонимание. Авторы восстали против предложения им такой прямолинейности, категорически не согласившись идти по пути клише и стереотипов, и надо сказать, из зала их многие поддержали, при этом каждый делился своими августовскими переживаниями. Формулировали какое отношение сложилось к последней войне, и почему. У меня возникло впечатление, что авторы проекта этим с темы сняли и табу - отказавшись говорить языком плаката. Оказывается, как мне сказали во время дискуссии Лика Моларишвили также не дебютант, а достаточно известна как драматург. Но все же, как этого бы не хотелось ее группе поддержки (что ж вчера они молчали?), мне не доводилось видеть на сцене ее постановку. Тогда тем более странно, почему же задавали вопрос, отчего именно эти, признанные авторы отобраны для проекта. И у меня возникло ощущение, не все понимали, вообще что я говорю, что я имею в виду, даже простое напоминание о том, что мы ставим спектакль-мозаику именно чтоб представить разные взгляды, и то вызывало возражение. А мое замечание - и это притом, что я изначально ничего не имела против документальности, но в защиту авторов не могла не признать их удачи в изобретении метафор, напрямую выросших из реальности; услышано было и вовсе странно.
Главное, чтоб поставили общий спектакль - с этим, что отрадно, все согласились. Пока.
Заза Бурчуладзе, сам поставивший читку, представил небольшой диалог "В ожидании винта", разговор двух мужчин шел исключительно на уличном арго. Употребление немалого количества наркотерминов, меня убедило в том, что они не только потребители, а наркодилеры, тем паче, что они говорили еще и о дорогих машинах, о том, какую из марок купить.И вдруг заходит разговор, как называть их поколение, именуют себя известным термином, притом на английском, далее следует замечательная игра слов, кстати, вполне переводимая. Они осмыслили свое состояние, свою, не побоюсь этого слова, экзистенцию. Все время хотят куда-то отъехать, но откладывают, назначена встреча. Сзади некто проходит (сам Заза и вышел в этом эпизоде), складывает руки рупором, кричит "Тина", выходит женщина (Манана Козакова перед собой поставила пюпитр, стало понятно, что на балкон) машет рукой, прохожий быстро пробегает за кулисы (понимай, как в подъезд). Зарисовка настолько живая, как будто мы и вправду в городе в одном из его дворов. И двое, которые ботают по фене, опять говорят "Пойдем", и последняя ремарка "Остаются стоять на месте". И тогда ты понимаешь, что увидел интерпретацию самой известной пьесы Беккета, ну поскольку ее на месте не опознали, то уж и назову "В ожидании Годо". И даже если нет, хотя это так (меня пытались в этом переубедить потом, а Бурчуладзе, конечно, подтвердил), то ясно, что такова картина улицы послевоенного времени, речь шла, по-старинке говоря, об его застое. Ничего не меняется, оттого еще хуже деградирует, и спасу, и конца краю тому не видно. Смотрите, я столько времени говорю об одной маленькой миниатюре, вы поняли, я под ее впечатлением.
Бурчуладзе известный прозаик, мне еще предстоит знакомиться с ним, и я так поняла, мы видели его дебют как драматурга, потом сказали вроде не дебют, и тут же переправили, что предыдущий опыт вроде был переделкой прозы для сцены, предпринятой кем-то. Получить точную информацию в Грузии тяжело, потому как на вопрос ты получаешь сразу несколько противоречащих друг другу ответов. Ну если не дебют как драматурга, то дебют как режиссера читки, поэтому он малость смазал свою мизансцену, что совершенно несущественно.
Тамар Бартаиа, на сцене одна из самых успешных авторов, представила скетч из жизни грузинских эмигрантов в Лондоне. И дело происходит непосредственного в августе 08-го. Трое, встречаются в квартире хозяйки, она из сбежавших еще при советской власти, как я поняла работает ведущей на радиостанции, возможно, что-то типа грузинской службы Би-Би-Си. Молодой парень, ее однофамилец, напоминал ей брата, поэтому они условно породнились, семь лет как уехал из Кутаиси, говорит по-грузински с сильным кутаисским акцентом, а на-английском почти как лондонец, дома он был Нодариа, а в Англии прибалт Раймонд Матиатиус по фальшивому паспорту. И это он в Тбилиси не бывал, в Европе практически уже места такого не осталость. А третий - одноклассник хозяйки, который только приехал из Грузии на какую-то конференцию ("ну подумай, разве я добрался бы за свой счет"?). После вкусной на подробности с драматургической точки зрения беседы, выясняется, что он и не собирается возвращаться домой. Почему связаны между собой война и эмиграция, пожалуйста, не заставляйте меня объяснять.
Представленный текст Мананы Доиашвили (известной фестивалю Новая Драма), "Пошли хоть одну пулю еще, Господи!" сердито провокативный. Пара супругов строит планы, как неплохо им заживется после войны, как перестреляют всех, кто им неугоден. Переубивают банкиров, например, в банке, которому они задолжали кредит. А сами такие благостные-преблагостные, благолепные-преблаголепные, с просто-таки христианским смирением возносят кверху слова молитвы (смотрите название).
В завершение программы читок Лаша Бугадзе сам поставил читку большой пьесы, которую я отказалась переводить в прошлом году. Она называется "Президент приходит в гости", Лаша сам поставил читку, в блестящей скороговорке, пересыпанной матерком, в блестящем темпе (в лучшей традиции Театра.doc, я бы добавила). И сам улетно прочитал роль президента. Талантлив во всем. Но пересказывать пьесу я отказываюсь, потому как автор прочел эту пьесу вместо той, что написана для проекта. И насколько я понимаю, теперь непонятно, что же войдет в спектакль. О том тексте, который войдет, и поговорим. Иначе, я бы вам объяснила, чем мне прочитанный нравится, и чем не нравится.
А на дискуссии начался порядочный раздрай. Я не принесла вам ни одной фотографии, кстати, потому что была ведущим вечера и дебатов. Довольно разозлили меня тем, что с трудом укладывались в формат диалога. Отвлекаться было некогда, представленных текстов на бумаге я не видела, а далее пришлось выкрикивать призывы типа "Дослушаем говорящего!", "Не перебивайте!" или "Не будем говорить все вместе!", заодно удерживать за руку порывавшего покинуть зал и шипевшего Зазу Бурчуладзе, шипящим же шепотом успокаивая, еще странно, что я не охрипла. Большой мой комплимент Зазе, он оказался блестящим полемистом. И в остальном, я очень довольна, потому что услышала настоящую от злости дискуссию о войне, о том, как каждый лично воспринял эту войну. Разговоренные драматурги раскрыли свою авторскую позицию. Так, например, Лаша говорил, главное, чем война была для него, и так он понял для всех, потерей личной биографии. В этом с ним отчасти перекликается миниатюра Бурчуладзе, замечу. А между прочим, Тамар Бартаиа сообщила, что уже написала пьесу в двух действиях, которая происходит непосредственно в Цхинвальском подвале, и что же, почему она не поставлена (это уже моя ремарка)? В целом, мы же никак не закрываем тему войны, ставьте, пишите.
И вот, с авторов спросили, а где трагедия войны? Где матери солдат? Где их убитые сыновья? Я убедилась в своей прозорливости, насколько правильно не взялась за показ в Москве последнего вчерашнего текста, потому что если уж его дома, где войну видели из тыла, ждало непонимание, вне дома пьесу бы ждало двойное непонимание. Авторы восстали против предложения им такой прямолинейности, категорически не согласившись идти по пути клише и стереотипов, и надо сказать, из зала их многие поддержали, при этом каждый делился своими августовскими переживаниями. Формулировали какое отношение сложилось к последней войне, и почему. У меня возникло впечатление, что авторы проекта этим с темы сняли и табу - отказавшись говорить языком плаката. Оказывается, как мне сказали во время дискуссии Лика Моларишвили также не дебютант, а достаточно известна как драматург. Но все же, как этого бы не хотелось ее группе поддержки (что ж вчера они молчали?), мне не доводилось видеть на сцене ее постановку. Тогда тем более странно, почему же задавали вопрос, отчего именно эти, признанные авторы отобраны для проекта. И у меня возникло ощущение, не все понимали, вообще что я говорю, что я имею в виду, даже простое напоминание о том, что мы ставим спектакль-мозаику именно чтоб представить разные взгляды, и то вызывало возражение. А мое замечание - и это притом, что я изначально ничего не имела против документальности, но в защиту авторов не могла не признать их удачи в изобретении метафор, напрямую выросших из реальности; услышано было и вовсе странно.
Главное, чтоб поставили общий спектакль - с этим, что отрадно, все согласились. Пока.