Поздние дети... Тревожные родители... Что делать?
Казалось бы, живи и радуйся. Поздний ребенок практически всегда долгожданный. Для него создают все условия, ему отдают самое лучшее. Маме уже не хочется вечером сбежать от малыша в театр или к подружке, она купается в материнстве. У нее даже местоимение «я» исчезает из лексикона, заменяясь местоимением «мы»: «Мы уже головку хорошо держим... нас по вечерам газики мучают... нам завтра прививку делать...»
Однако детские психиатры настроены весьма критически. «Поздние дети - это группа риска, - считает профессор Козловская. - Они очень уязвимы и в физическом плане, и в психическом, и особенно в психосоциальном. Поздняя беременность часто протекает тяжело, с гипоксией плода, с обвитием пуповиной.
Родить женщина самостоятельно уже обычно не может, ей делают кесарево. А если она все-таки рожает самостоятельно, это бывают трудные роды. Все это, естественно, отражается на здоровье младенцев. Поздние дети больше других подвержены всевозможным расстройствам: эндокринным, аллергическим, психосоматическим. На первом году жизни они практически стопроцентно болезненны.
Твоя бабушка пришла!
Я ненавидела детский сад, - вспоминает девятнадцатилетняя Нина. - Но не потому, что там приходилось спать днем или меня там обижали. Нет, в саду с детьми мне было веселее, чем дома. Но каждый вечер я с тоской ждала возгласа ребят: «Нина, за тобой бабушка пришла!» Я не отваживалась сказать им, что это не бабушка, а мама.
Боялась насмешек, и это всякий раз было для меня серьезной травмой...»
Но это еще полбеды. В конце концов, мало ли какие уколы самолюбия вынуждены терпеть дети! Одних травмирует их полнота, других - необходимость носить очки с заклеенным стеклом для выправления косоглазия, третьих - неуклюжесть, четвертых - плохая успеваемость в школе. Все мы сталкивались в детстве с насмешками и чего-то боялись.
Тут опасней другое: то, что «поздняя» мама не только физически, но и психологически ближе не к маме, а к бабушке.
Молодости свойственна бесшабашность. Когда я вспоминаю, как мы с мужем колесили по кавказскому серпантину в сорокаградусную жару, а на заднем сиденье легкового автомобиля спал, намаявшись, наш двухлетний сынишка, мне становится жутко. Но мы, захлестнутые азартом юности, казались себе неуязвимыми.
Спустя несколько лет, немного поумнев и остепенившись, я уже совсем по-другому, гораздо бережней относилась к маленькой дочке. А родив в тридцать четыре года третьего ребенка, вообще старалась лет до двух как можно меньше перевозить его даже по Москве, поскольку опасалась инфекций и замечала, что малыша нервирует шум транспорта, обилие новых лиц...
С поздним ребенком очень трудно избежать так называемой гиперопеки. Особенно если он единственный, выстраданный, да еще не отличается завидным здоровьем. А гиперопека порождает инфантилизм и детские страхи. В результате и без того неустойчивая психика ребенка расшатывается еще больше. Мир кажется ему агрессивным, полным опасностей.
Такое мироощущение мешает детям нормально общаться, служит почвой для развития неврозов. В подростковом же возрасте, когда на первый план выходят самолюбие и желание самоутвердиться, это часто оборачивается отчаянным бунтом. «Как с цепи сорвался, ничего не желает слушать, пустился во все тяжкие» - вот типичные жалобы растерянных родителей, не понимающих, что случилось с их еще недавно таким несамостоятельным ребенком.
Где найти товарища по играм?
В молодых родителях еще в самих много детского. С одной стороны, это минус, поскольку взрослые подчас становятся на одну доску с ребенком. Папа играет с сыном в настольные игры как со взрослым партнером и ни в какую не желает уступать, мама всерьез обижается на дочку, как на подружку. Но с другой стороны, им и поиграть обычно с ребенком легче, и побегать, и попрыгать, и побороться. Они еще не забыли себя в детстве, да и в боку не колет, сердце не прихватывает.
Поздние дети и здесь оказываются в невыигрышном положении. Им часто бывает не с кем играть, не с кем возиться.
Большинство из них по состоянию здоровья «несадовские», а у друзей их родителей дети гораздо старше и в приятели не годятся. Маме же легче почитать ребенку книжку, чем часами катать по полу машинки. Она охотней (и это вполне понятно!) поучит его английским словам, чем полезет под стол, изображая зайца, спрятавшегося в норке от лисы.
Поэтому в воспитании поздних детей так заметен крен в интеллектуальную сторону. Чаще всего они рано взрослеют, бывают не по годам рассудительны. Но интеллектуальная взрослость сочетается у них с социальной незрелостью. А «недоигранность» в детстве чревата неожиданным выбросом инфантилизма и неудовлетворенной жаждой игры в том возрасте, когда вообще-то уже пора зажить не понарошку, а всерьез.
От тревожности к раздражительности
Лет в пять-шесть практически все дети начинают задумываться о смерти. Но за родителей обычно не очень волнуются, ведь те еще молоды, полны жизненной энергии.
Поздним детям и с этим сложнее. Они и так-то склонны к тревожным ожиданиям, а тут для тревог есть вполне реальные основания. Лишенный общества сверстников, не имеющий братьев и сестер (а часто и бабушек с дедушками!) ребенок чувствует себя одиноким. У него нет другого тыла, кроме родителей, и страх их потерять очень силен.
Тревожность поздних детей усиливается и тревожностью их родителей. Получив на склоне лет долгожданное дитя, они, конечно, очень беспокоятся за его жизнь и здоровье. А дети, как антенны, улавливают настроение взрослых, и их собственные страхи многократно усиливаются, когда от родителей исходят тревожные волны.
Тревожность, неуверенность, страх порождают раздражительность. Человек волнуется, справиться с собой не может и выплескивает свое раздражение на тех, кого не боится, - обычно на самых близких. «Поздние» мамы чувствуют себя неуверенно на педагогическом поприще. С одной стороны, у них нет родительского опыта, а с другой, уже очень развита самокритика. Им хочется дать ребенку всего по максимуму, они гораздо острее молодых родителей переживают свои педагогические ошибки, чаще страдают от чувства собственной несостоятельности.
Стремясь к совершенству, они нередко предъявляют к ребенку повышенные требования, сравнивают его с другими детьми. Им часто не хватает терпения - все кажется, что они не успеют, времени осталось мало, годы уходят, надо успеть вложить в ребенка как можно больше.
А поздние дети, как уже говорилось, бывают нервными, у них часто наблюдается синдром дефицита внимания, повышенная утомляемость, возбудимость, расторможенность. С ними и профессиональный педагог не всегда справляется, не то что неопытная мать.
Тогда мама закупает гору психолого-педагогической литературы, начинает следовать советам специалистов. Но советы в разных книжках даются разные, какую-то четкую линию выдержать не удается, а потому и результат бывает нулевой. Мать еще больше нервничает, начинает срываться.
А кто всегда оказывается рядом? Кто самый близкий и беззащитный? Конечно, ребенок. Круг замыкается. Самый дорогой и любимый, тот, ради кого она готова пожертвовать всем на свете, оказывается под ударом. И в переносном, а порой и в прямом смысле слова.
Все, о чем говорилось выше, в основном относится к единственным детям. В многодетных семьях, где, естественно, тоже может родиться поздний ребенок, ситуация принципиально иная. Роды, как правило, протекают нормально, без травм и осложнений. У мамы богатейший родительский опыт, подросшие старшие дети становятся надежными помощниками и няньками малыша.
Поздние дети тянутся за старшими и гораздо быстрее других приобретают социально-бытовые навыки, как рыба в воде чувствуют себя в разновозрастном детском коллективе. Это существенно облегчает им жизнь, в том числе и школьную, ведь значительная часть проблем школьной дезадаптации порождена психологическими трудностями ребенка.
Поздние дети в многодетных семьях не страдают от одиночества. Большой семейный клан, старшие братья и сестры для них - надежный тыл. Да и родителям спокойней, когда они понимают, что в случае чего об их маленьком сыне или дочке есть кому позаботиться.
Все это создает гораздо более благоприятные условия для психического и интеллектуального развития ребенка. Может быть, поэтому среди великих людей первенцев не так уж и много? Так, великий русский ученый Дмитрий Менделеев был четырнадцатым ребенком в семье. Немецкий композитор Людвиг ван Бетховен - седьмым.
Испанский классик Сервантес - четвертым, Чехов - третьим. Князь Даниил Московский, которому Москва обязана своим возвышением, назван в летописи четвертым из сыновей (следовательно, в семье имелись еще и дочери). Выдающаяся женщина екатерининской эпохи княгиня Дашкова родилась четвертой. Кстати, и наш нынешний президент Владимир Путин - поздний ребенок. И тоже не первенец.
Что мы говорим нашим детям и что действительно сообщаем?
Последнее время я уделяю большое внимание тому, что я говорю своей дочери. Так же «в глаза» бросается и то, что она слышит от других. А посидев пару часов в раздевалке детского сада и послушав общение воспитателей и детей, я поняла, что это суровое испытание для моих нервов. И причина не в том, что воспитатели говорят что-то ужасное.
Причина в том, что они не задумываются над тем, что же в действительности они сообщают детям, какой подтекст содержат их слова. Справедливости ради хочу сказать, что в детском саду люди говорят то же самое, что они слышали в детстве, что им говорили их мамы, что сегодняшние мамы говорят своим малышам… В общем, самые типичные и распространенные фразы. А что же стоит за ними?
• «Осторожно!» - кричит вслед бегущему карапузу отставшая мама. «Мир вокруг тебя полон опасностей!» - слышит ребенок. И все бы ничего, да только если жить, опасаясь всего вокруг, то жизнь превращается в выживание.
• «Ты чего так громко визжишь? Ты хочешь, чтобы у меня заболели уши???» - высказывание воспитательницы в детском саду. Смысл его сводится к следующему: «Не показывай свою радость, от этого мне становится плохо».
• «Успокойся! Не плачь!» - утешаем мы своих детей. И этим даем им понять, что свою обиду, печаль или боль надо тщательно скрывать от окружающих, загоняя все свои печали в самые дальние уголки души.
• «Не реви! Ты мешаешь читать мне книгу!» - заявила воспитательница моей дочери, страдающей от того, что мама оставляет ее одну и уходит в магазин. И тем самым дала ей понять, что взрослой тете нет никакого дела ни до нее самой, ни до ее переживаний. Куда важнее в данный момент была какая-то книга.
• «Не беги так быстро! Не лезь так высоко! Не кричи так громко!» - осаживаем мы своих детей. И вместе с этими словами в их сознание входит мысль: «Не живи на 100%, сдерживай себя и не рискуй».
• «Не ной и не проси! Все равно не дам (не куплю)». И ребенок привыкает к тому, что в этой жизни что-то просить и хотеть бесполезно. В итоге взрослый человек не знает, чего он хочет и к чему он стремится.
Одна моя знакомая рассказала, что в их компании всем новичкам предлагают написать 100 своих желаний (материальных, нематериальных - не важно). Делается это для мотивации персонала (человек знает, чего хочет и как он этого может достичь с помощью своей работы). Идея мне очень понравилась, я тоже решила зафиксировать свои желания на бумаге (мне казалось, что я так много чего хочу…).
Первые штук пять «мечт» пошли хорошо, дальше - хуже. В итоге я «наскребла» около 20 желаний. А когда задумалась, для чего мне все это надо и надо ли вообще, выяснилось, что действительно важными для меня являются одно - два желания.
Когда же я в ответ на очередную просьбу дочери полушутя-полусерьезно спросила ее: «А больше тебе ничего не надо?» Тут же услышала: «Надо! Еще хочу этот цветок. Еще хочу листик в трубу засунуть. Еще хочу конфетку. Еще хочу на качели покачаться…» Маленький человечек хочет все, и в этом одно из принципиальных его отличий от взрослого.
• «Сколько можно копаться? Давай я застегну тебе кофту сама». И тут же подрезаем ребенку крылья, ибо подтекст этой фразы таков: «Все равно у тебя ничего не получится, уж лучше я сразу это вместо тебя сделаю». Захочется ли дальше ребенку учиться застегивать пуговицы (зашнуровывать шнурки, чистить зубы и т. д.)?
Отлично. Выяснилось, что мы все говорим неправильно. Как же тогда общаться с ребенком, если что ни фраза - то страшные последствия? С одной стороны, все просто. С другой - все сложно. Простота состоит в следующем: надо просто следить за тем, что вы говорите.
Сложность же в том, что слежение это сродни обучению иностранному языку: чтобы сказать ребенку то, что вы ДЕЙСТВИТЕЛЬНО хотите до него донести, то надо
1. Осознать, какое послание у нас готово сорваться с языка;
2. Перевести это на то, что мы действительно хотим и чувствуем;
3. Сказать это по-новому.
Например, малыш лезет высоко по шведской стенке. Первое, что хочется сказать:
«Осторожно! Не лезь так высоко!»
Но на самом-то деле мы хотим сказать совсем не это (см. выше). На самом деле нам просто страшно за своего карапуза. Поэтому я в таких ситуациях начала говорить так: «Ты так здорово лезешь вверх, но мне снизу на тебя страшно смотреть. Можно, я постою рядом с тобой?»
Как правило, дочь с радостью соглашается на мое присутствие и еще уточняет: «А так тебе не страшно? А так?» При этом она себя чувствует ужасно смелой.
Вариант с плачем (или с радостью). Вообще, во всех ситуациях, где присутствуют чувства первым шагом должно быть признание этих чувств. Ведь каждый человек имеет право злиться, радоваться или испытывать боль. И каждый человек этим правом пользуется.
Так вместо того, чтобы говорить: «Чего ты плачешь? В чем дело?» лучше сказать: «Вижу, ты очень расстроилась. Хочешь мне рассказать причину?»
Или если ребенок визжит от радости, а у вас болит голова, то можно сказать: «Здорово, что тебе так весело! Но знаешь, я себя не очень хорошо чувствую. Может, ты будешь радоваться в другой комнате или здесь, но потише?» Продолжение http://moi-malish.livejournal.com/223881.html
Однако детские психиатры настроены весьма критически. «Поздние дети - это группа риска, - считает профессор Козловская. - Они очень уязвимы и в физическом плане, и в психическом, и особенно в психосоциальном. Поздняя беременность часто протекает тяжело, с гипоксией плода, с обвитием пуповиной.
Родить женщина самостоятельно уже обычно не может, ей делают кесарево. А если она все-таки рожает самостоятельно, это бывают трудные роды. Все это, естественно, отражается на здоровье младенцев. Поздние дети больше других подвержены всевозможным расстройствам: эндокринным, аллергическим, психосоматическим. На первом году жизни они практически стопроцентно болезненны.
Твоя бабушка пришла!
Я ненавидела детский сад, - вспоминает девятнадцатилетняя Нина. - Но не потому, что там приходилось спать днем или меня там обижали. Нет, в саду с детьми мне было веселее, чем дома. Но каждый вечер я с тоской ждала возгласа ребят: «Нина, за тобой бабушка пришла!» Я не отваживалась сказать им, что это не бабушка, а мама.
Боялась насмешек, и это всякий раз было для меня серьезной травмой...»
Но это еще полбеды. В конце концов, мало ли какие уколы самолюбия вынуждены терпеть дети! Одних травмирует их полнота, других - необходимость носить очки с заклеенным стеклом для выправления косоглазия, третьих - неуклюжесть, четвертых - плохая успеваемость в школе. Все мы сталкивались в детстве с насмешками и чего-то боялись.
Тут опасней другое: то, что «поздняя» мама не только физически, но и психологически ближе не к маме, а к бабушке.
Молодости свойственна бесшабашность. Когда я вспоминаю, как мы с мужем колесили по кавказскому серпантину в сорокаградусную жару, а на заднем сиденье легкового автомобиля спал, намаявшись, наш двухлетний сынишка, мне становится жутко. Но мы, захлестнутые азартом юности, казались себе неуязвимыми.
Спустя несколько лет, немного поумнев и остепенившись, я уже совсем по-другому, гораздо бережней относилась к маленькой дочке. А родив в тридцать четыре года третьего ребенка, вообще старалась лет до двух как можно меньше перевозить его даже по Москве, поскольку опасалась инфекций и замечала, что малыша нервирует шум транспорта, обилие новых лиц...
С поздним ребенком очень трудно избежать так называемой гиперопеки. Особенно если он единственный, выстраданный, да еще не отличается завидным здоровьем. А гиперопека порождает инфантилизм и детские страхи. В результате и без того неустойчивая психика ребенка расшатывается еще больше. Мир кажется ему агрессивным, полным опасностей.
Такое мироощущение мешает детям нормально общаться, служит почвой для развития неврозов. В подростковом же возрасте, когда на первый план выходят самолюбие и желание самоутвердиться, это часто оборачивается отчаянным бунтом. «Как с цепи сорвался, ничего не желает слушать, пустился во все тяжкие» - вот типичные жалобы растерянных родителей, не понимающих, что случилось с их еще недавно таким несамостоятельным ребенком.
Где найти товарища по играм?
В молодых родителях еще в самих много детского. С одной стороны, это минус, поскольку взрослые подчас становятся на одну доску с ребенком. Папа играет с сыном в настольные игры как со взрослым партнером и ни в какую не желает уступать, мама всерьез обижается на дочку, как на подружку. Но с другой стороны, им и поиграть обычно с ребенком легче, и побегать, и попрыгать, и побороться. Они еще не забыли себя в детстве, да и в боку не колет, сердце не прихватывает.
Поздние дети и здесь оказываются в невыигрышном положении. Им часто бывает не с кем играть, не с кем возиться.
Большинство из них по состоянию здоровья «несадовские», а у друзей их родителей дети гораздо старше и в приятели не годятся. Маме же легче почитать ребенку книжку, чем часами катать по полу машинки. Она охотней (и это вполне понятно!) поучит его английским словам, чем полезет под стол, изображая зайца, спрятавшегося в норке от лисы.
Поэтому в воспитании поздних детей так заметен крен в интеллектуальную сторону. Чаще всего они рано взрослеют, бывают не по годам рассудительны. Но интеллектуальная взрослость сочетается у них с социальной незрелостью. А «недоигранность» в детстве чревата неожиданным выбросом инфантилизма и неудовлетворенной жаждой игры в том возрасте, когда вообще-то уже пора зажить не понарошку, а всерьез.
От тревожности к раздражительности
Лет в пять-шесть практически все дети начинают задумываться о смерти. Но за родителей обычно не очень волнуются, ведь те еще молоды, полны жизненной энергии.
Поздним детям и с этим сложнее. Они и так-то склонны к тревожным ожиданиям, а тут для тревог есть вполне реальные основания. Лишенный общества сверстников, не имеющий братьев и сестер (а часто и бабушек с дедушками!) ребенок чувствует себя одиноким. У него нет другого тыла, кроме родителей, и страх их потерять очень силен.
Тревожность поздних детей усиливается и тревожностью их родителей. Получив на склоне лет долгожданное дитя, они, конечно, очень беспокоятся за его жизнь и здоровье. А дети, как антенны, улавливают настроение взрослых, и их собственные страхи многократно усиливаются, когда от родителей исходят тревожные волны.
Тревожность, неуверенность, страх порождают раздражительность. Человек волнуется, справиться с собой не может и выплескивает свое раздражение на тех, кого не боится, - обычно на самых близких. «Поздние» мамы чувствуют себя неуверенно на педагогическом поприще. С одной стороны, у них нет родительского опыта, а с другой, уже очень развита самокритика. Им хочется дать ребенку всего по максимуму, они гораздо острее молодых родителей переживают свои педагогические ошибки, чаще страдают от чувства собственной несостоятельности.
Стремясь к совершенству, они нередко предъявляют к ребенку повышенные требования, сравнивают его с другими детьми. Им часто не хватает терпения - все кажется, что они не успеют, времени осталось мало, годы уходят, надо успеть вложить в ребенка как можно больше.
А поздние дети, как уже говорилось, бывают нервными, у них часто наблюдается синдром дефицита внимания, повышенная утомляемость, возбудимость, расторможенность. С ними и профессиональный педагог не всегда справляется, не то что неопытная мать.
Тогда мама закупает гору психолого-педагогической литературы, начинает следовать советам специалистов. Но советы в разных книжках даются разные, какую-то четкую линию выдержать не удается, а потому и результат бывает нулевой. Мать еще больше нервничает, начинает срываться.
А кто всегда оказывается рядом? Кто самый близкий и беззащитный? Конечно, ребенок. Круг замыкается. Самый дорогой и любимый, тот, ради кого она готова пожертвовать всем на свете, оказывается под ударом. И в переносном, а порой и в прямом смысле слова.
Все, о чем говорилось выше, в основном относится к единственным детям. В многодетных семьях, где, естественно, тоже может родиться поздний ребенок, ситуация принципиально иная. Роды, как правило, протекают нормально, без травм и осложнений. У мамы богатейший родительский опыт, подросшие старшие дети становятся надежными помощниками и няньками малыша.
Поздние дети тянутся за старшими и гораздо быстрее других приобретают социально-бытовые навыки, как рыба в воде чувствуют себя в разновозрастном детском коллективе. Это существенно облегчает им жизнь, в том числе и школьную, ведь значительная часть проблем школьной дезадаптации порождена психологическими трудностями ребенка.
Поздние дети в многодетных семьях не страдают от одиночества. Большой семейный клан, старшие братья и сестры для них - надежный тыл. Да и родителям спокойней, когда они понимают, что в случае чего об их маленьком сыне или дочке есть кому позаботиться.
Все это создает гораздо более благоприятные условия для психического и интеллектуального развития ребенка. Может быть, поэтому среди великих людей первенцев не так уж и много? Так, великий русский ученый Дмитрий Менделеев был четырнадцатым ребенком в семье. Немецкий композитор Людвиг ван Бетховен - седьмым.
Испанский классик Сервантес - четвертым, Чехов - третьим. Князь Даниил Московский, которому Москва обязана своим возвышением, назван в летописи четвертым из сыновей (следовательно, в семье имелись еще и дочери). Выдающаяся женщина екатерининской эпохи княгиня Дашкова родилась четвертой. Кстати, и наш нынешний президент Владимир Путин - поздний ребенок. И тоже не первенец.
Что мы говорим нашим детям и что действительно сообщаем?
Последнее время я уделяю большое внимание тому, что я говорю своей дочери. Так же «в глаза» бросается и то, что она слышит от других. А посидев пару часов в раздевалке детского сада и послушав общение воспитателей и детей, я поняла, что это суровое испытание для моих нервов. И причина не в том, что воспитатели говорят что-то ужасное.
Причина в том, что они не задумываются над тем, что же в действительности они сообщают детям, какой подтекст содержат их слова. Справедливости ради хочу сказать, что в детском саду люди говорят то же самое, что они слышали в детстве, что им говорили их мамы, что сегодняшние мамы говорят своим малышам… В общем, самые типичные и распространенные фразы. А что же стоит за ними?
• «Осторожно!» - кричит вслед бегущему карапузу отставшая мама. «Мир вокруг тебя полон опасностей!» - слышит ребенок. И все бы ничего, да только если жить, опасаясь всего вокруг, то жизнь превращается в выживание.
• «Ты чего так громко визжишь? Ты хочешь, чтобы у меня заболели уши???» - высказывание воспитательницы в детском саду. Смысл его сводится к следующему: «Не показывай свою радость, от этого мне становится плохо».
• «Успокойся! Не плачь!» - утешаем мы своих детей. И этим даем им понять, что свою обиду, печаль или боль надо тщательно скрывать от окружающих, загоняя все свои печали в самые дальние уголки души.
• «Не реви! Ты мешаешь читать мне книгу!» - заявила воспитательница моей дочери, страдающей от того, что мама оставляет ее одну и уходит в магазин. И тем самым дала ей понять, что взрослой тете нет никакого дела ни до нее самой, ни до ее переживаний. Куда важнее в данный момент была какая-то книга.
• «Не беги так быстро! Не лезь так высоко! Не кричи так громко!» - осаживаем мы своих детей. И вместе с этими словами в их сознание входит мысль: «Не живи на 100%, сдерживай себя и не рискуй».
• «Не ной и не проси! Все равно не дам (не куплю)». И ребенок привыкает к тому, что в этой жизни что-то просить и хотеть бесполезно. В итоге взрослый человек не знает, чего он хочет и к чему он стремится.
Одна моя знакомая рассказала, что в их компании всем новичкам предлагают написать 100 своих желаний (материальных, нематериальных - не важно). Делается это для мотивации персонала (человек знает, чего хочет и как он этого может достичь с помощью своей работы). Идея мне очень понравилась, я тоже решила зафиксировать свои желания на бумаге (мне казалось, что я так много чего хочу…).
Первые штук пять «мечт» пошли хорошо, дальше - хуже. В итоге я «наскребла» около 20 желаний. А когда задумалась, для чего мне все это надо и надо ли вообще, выяснилось, что действительно важными для меня являются одно - два желания.
Когда же я в ответ на очередную просьбу дочери полушутя-полусерьезно спросила ее: «А больше тебе ничего не надо?» Тут же услышала: «Надо! Еще хочу этот цветок. Еще хочу листик в трубу засунуть. Еще хочу конфетку. Еще хочу на качели покачаться…» Маленький человечек хочет все, и в этом одно из принципиальных его отличий от взрослого.
• «Сколько можно копаться? Давай я застегну тебе кофту сама». И тут же подрезаем ребенку крылья, ибо подтекст этой фразы таков: «Все равно у тебя ничего не получится, уж лучше я сразу это вместо тебя сделаю». Захочется ли дальше ребенку учиться застегивать пуговицы (зашнуровывать шнурки, чистить зубы и т. д.)?
Отлично. Выяснилось, что мы все говорим неправильно. Как же тогда общаться с ребенком, если что ни фраза - то страшные последствия? С одной стороны, все просто. С другой - все сложно. Простота состоит в следующем: надо просто следить за тем, что вы говорите.
Сложность же в том, что слежение это сродни обучению иностранному языку: чтобы сказать ребенку то, что вы ДЕЙСТВИТЕЛЬНО хотите до него донести, то надо
1. Осознать, какое послание у нас готово сорваться с языка;
2. Перевести это на то, что мы действительно хотим и чувствуем;
3. Сказать это по-новому.
Например, малыш лезет высоко по шведской стенке. Первое, что хочется сказать:
«Осторожно! Не лезь так высоко!»
Но на самом-то деле мы хотим сказать совсем не это (см. выше). На самом деле нам просто страшно за своего карапуза. Поэтому я в таких ситуациях начала говорить так: «Ты так здорово лезешь вверх, но мне снизу на тебя страшно смотреть. Можно, я постою рядом с тобой?»
Как правило, дочь с радостью соглашается на мое присутствие и еще уточняет: «А так тебе не страшно? А так?» При этом она себя чувствует ужасно смелой.
Вариант с плачем (или с радостью). Вообще, во всех ситуациях, где присутствуют чувства первым шагом должно быть признание этих чувств. Ведь каждый человек имеет право злиться, радоваться или испытывать боль. И каждый человек этим правом пользуется.
Так вместо того, чтобы говорить: «Чего ты плачешь? В чем дело?» лучше сказать: «Вижу, ты очень расстроилась. Хочешь мне рассказать причину?»
Или если ребенок визжит от радости, а у вас болит голова, то можно сказать: «Здорово, что тебе так весело! Но знаешь, я себя не очень хорошо чувствую. Может, ты будешь радоваться в другой комнате или здесь, но потише?» Продолжение http://moi-malish.livejournal.com/223881.html