(no subject)
И тогда стало ясно, бесконечно, кристально ясно, как все произошло. Не осталось вопросов, вопросиков и недомолвок. Там было все. Не просто привычное нам "все", а самое настоящее, всеобъемлющее "Все". Пробежавшись холодной змейкой по спине, замерев между лопаток, мысль ударила в сердце и заставила сделать несколько лишних ударов.
Когда стало ясно, что все было не в первый раз и будет не в последний, а череда лет сменится чередой веков, и тщетность праха пересыпется новым, более свежим прахом и покроется прахом самым новым и свежим, тогда, именно тогда больше не осталось никаких сомнений.
Как это стало смешно - страх, сомнения, опасения и неуверенность, нерешительность и неготовность. "Здравствуй, я тлен. Я так боюсь тлеть," - поздоровался. "Но ты же все равно тлеешь, это не зависит от тебя!" - закричала в ответ испуганная осознанием мысль.
И словно разлетающийся во все стороны яркий свет по темной комнате ночью, и словно пробуждение после сна, день после ночи, старость после юности, страх рядом с отвагой, смерть под руку с рождением - это просто закон сохранения массы. Мы ведь сменили кого-то миллиарды лет назад? Что уж удивляться - когда-нибудь, еще через миллиарды лет, сменят и нас.
И не останется ничего, ни нашего праха, ни нашего тлена, ни наших вопросов, ни наших ответов. Не будет нашей любви и нашей ненависти. Нас не будет. Будут они, другие, как мы, но новые, сомневающиеся и страшащиеся своего будущего, своего старения и умирания, ежесекундного и ежечасного, ищущие пути своего пришествия в этот мир и так страстно жаждущие войти в Века. Не понимая, что и Века мечтают о том же, - чтобы хоть кто-нибудь запомнил их.
Когда стало ясно, что все было не в первый раз и будет не в последний, а череда лет сменится чередой веков, и тщетность праха пересыпется новым, более свежим прахом и покроется прахом самым новым и свежим, тогда, именно тогда больше не осталось никаких сомнений.
Как это стало смешно - страх, сомнения, опасения и неуверенность, нерешительность и неготовность. "Здравствуй, я тлен. Я так боюсь тлеть," - поздоровался. "Но ты же все равно тлеешь, это не зависит от тебя!" - закричала в ответ испуганная осознанием мысль.
И словно разлетающийся во все стороны яркий свет по темной комнате ночью, и словно пробуждение после сна, день после ночи, старость после юности, страх рядом с отвагой, смерть под руку с рождением - это просто закон сохранения массы. Мы ведь сменили кого-то миллиарды лет назад? Что уж удивляться - когда-нибудь, еще через миллиарды лет, сменят и нас.
И не останется ничего, ни нашего праха, ни нашего тлена, ни наших вопросов, ни наших ответов. Не будет нашей любви и нашей ненависти. Нас не будет. Будут они, другие, как мы, но новые, сомневающиеся и страшащиеся своего будущего, своего старения и умирания, ежесекундного и ежечасного, ищущие пути своего пришествия в этот мир и так страстно жаждущие войти в Века. Не понимая, что и Века мечтают о том же, - чтобы хоть кто-нибудь запомнил их.