"Рай. Любовь" реж. Ульрих Зайдль (ММКФ)
Оригинал взят у _arlekin_ в "Рай. Любовь" реж. Ульрих Зайдль (ММКФ)
Если верить анекдоту, хороший секс - такой, после которого даже соседи выходят по курить, но это типа шутка, а кроме шуток, после хорошего фильма хочется выпить. Причем хорошие фильмы бывают разные и выпить после них хочется разного. После "Ниночки", например, до смерти хотелось шампанского, после "Меланхолии" - виски, иногда на пиво тянет, иногда на водку, иногда на коктейль, хотя хороших фильмов мало, а после плохих так устаешь, что думаешь - нет, ребята-демократы, только чай. после зайдлевского "Рая" захотелось вина, и не пальмового, какое пьют его персонажи (никогда не пробовал, и фильм к тому совсем не располагает), а легкого розового, и к счастью, у меня было.
Зайдль, как ни странно, из европейских артхаусников, которых я ненавижу как класс, единственный режиссер, близкий мне по мироощущению. Его "Собачью жару", правда, я в свое время сходу не воспринял, но уже "Импорт-экспорт" увлек меня необычайно. "Рай. Любовь" в чем-то перекликается с "Импортом-экспортом" - там тоже герои искали рая каждый в чужом краю, украинка - в Австрии, австриец - в Украине, и не находили ни там, ни там, что характерно:
http://users.livejournal.com/_arlekin_/912197.html
Есть смысл, наверное, вспомнить, что последний законченный сценарий Кесьлевского и Песевича, экранизированный уже Тыквером, назывался "Рай". Но Зайдль - не Кесьлевский, и его картина современного "рая" больше напоминает проекты группы AES+F, только там райский "социальный пейзаж" представлен огламуренным и эстетизированным, отчего апокалиптические мотивы проектов еще сильнее обостряются, а Зайдль конец света не пророчит и действительность не приукрашивает, она в его фильмах обыкновенно предстает во всей своей красе, то бишь уродстве.
Героиня "Рая" (считается, что эта первая часть трилогии, пока что до конца нереализованной режиссером) по примеру подруги приезжает отдыхать в Кению. Вокруг бассейна отеля водят по свистку ритуальные хороводы якобы с пользой для здоровья, но героиня и ее подруженции предпочитают более экстремальный досуг: снимают негров для секса. Дают им деньги, а потом удивляются, что неграм только деньги от них и нужны, а их дряблые целлюлитные толстые жопы и обвислые сиськи не привлекают молодых африканцев настолько, что хуй на них не встает даже по предоплате. Но все правильно, два мира - две системы: наглые жадные черножопые скоты - и жирные тупые европейские коровы. Обе системы уродливые, обе обречены, обе не вызывают у Зайдля симпатий. Надо отдать должное уму и смелости режиссера - наверняка, я не сомневаюсь, в душе от сердцем чист и противник всякого империализма, растлевающего благородных дикарей Африки, но по факту в его фильме ситуация выглядит следующим образом: негры, которых никто не заковывает в колодки, оказывают и навязывают сексуальные услуги страшным заезжим старухам, те же почему-то рассчитывают до поры, что их должны любить, а не просто обслуживать. Сначала главная героиня подыскивает себе ухажера, который клянется в своей искренности, но просит деньги на больного папу, на школу, на ребенка сестры, хотя с самого начала понятно, что это его жена и его ребенок, тетка деньги дает, но чувствует себя обманутой, особенно когда второй негр, взятый на замену первого беглого, тоже начинает просить денег на больного брата. Наученные горьким опытом, подруги нанимают негра в подарок героине на день рождения - но у того, как и следовало ожидать, на них не встает, хотя чего они только с его черным хуем не делают - и губами трут, и сиськами шлепают, ничего не помогает. Между тем героине не звонит поздравить с днем рождения родная дочь - а бармен отеля, которого она снимает от безысходности, отказывается целовать ее между ног.
В своей же повседневной жизни тетка работает в заведении для даунов чем-то вроде инструктора - в положении же отпускницы она сама принимает на себя добровольно роль дауна, ею крутят, разводят на деньги и дурят голову, да она и сама обманываться рада, потому что, как и в "Кококо" Смирновой, виноват в конфликте интересов всегда тот, кто сложнее организован - с животного-то какой спрос? Не желаете довольствоваться экскурсией на крокодилью ферму с аттракционом кормления и групповыми сеансами ЛФК в бассейне отеля - терпите и платите. Но это все - лишь констатация факта. И хотя факты верны и выводы неутешительны, Зайдль - не летописец и не диагност, он большой художник прежде всего: помыслить трудно, чтобы социальная реальность в такой степени уродства (почти как настоящая, хотя настоящая всегда еще уродливее) могла быть представлена в такой высокохудожественной форме, чтобы "проблемное" современное кино (проблематика Зайдля далеко выходит за социальные рамки, но тема, материал его работ - все же социально-бытовой) поднималось до таких эстетических вершин.
Но чем Зайдль хорош и интересен по-настоящему - отсутствием, с одной стороны, иллюзий по отношению к дикарям (легко и соблазнительно представить их жертвами последствий империализма, но они здесь не жертвы, они грубые и бессердечные звери, не больше и не меньше - а со зверя какой спрос?), с другой - презрения по отношению к нечастным жирным бабам. Брезгливость чисто физическая, пожалуй, присутствует, да и немудрено, но ненависти, агрессии по отношению к ним нет, и более того, как Флобер мог сказать, что это он и есть госпожа Бовари, так и Зайдль, кажется, по меньшей мере отчасти отождествляет себя с этими страхолюдинами, не отрывая себя от той цивилизации, которую они представляют, поскольку цивилизация в мире человеческая одна, иной нет, только разные сорта дикости и варварства. У Зайдля нет мазохистского любования мерзостью и нет садистского желания эту мерзость изничтожить, но есть боль и есть жалость, не слюняво-сопливая сентиментальность, но знающее себе цену, стоящее на прочной основе сочувствие человеку в его ущербности - а люди, человечество в данном конкретном случае те самые целлюлитные похотливые старухи и есть, одуревшие, потерявшие стыд, но несчастные, одинокие - вот их жалко, а черножопых хуястых блядей, коих бабки вынуждены снимать за отсутствием мало-мальски пристойной альтернативы - не жалко ни капельки.
Единственное, чего не хватает Зайдлю, чтобы подняться до Кесьлевского - понимания, что рай все-таки существует, как существует и любовь. Просто не на этой земле, не в этой жизни. Но это недостаток не художественный, а мировоззренческий, и касается в большей степени самого автора, а не зрителя. Кстати говоря, Бенедикт XVI пишет, будто радость, которую испытывает человек в этой жизни от вина, есть предощущение той радости, которая ждет христианина в Царстве Небесном.
Если верить анекдоту, хороший секс - такой, после которого даже соседи выходят по курить, но это типа шутка, а кроме шуток, после хорошего фильма хочется выпить. Причем хорошие фильмы бывают разные и выпить после них хочется разного. После "Ниночки", например, до смерти хотелось шампанского, после "Меланхолии" - виски, иногда на пиво тянет, иногда на водку, иногда на коктейль, хотя хороших фильмов мало, а после плохих так устаешь, что думаешь - нет, ребята-демократы, только чай. после зайдлевского "Рая" захотелось вина, и не пальмового, какое пьют его персонажи (никогда не пробовал, и фильм к тому совсем не располагает), а легкого розового, и к счастью, у меня было.
Зайдль, как ни странно, из европейских артхаусников, которых я ненавижу как класс, единственный режиссер, близкий мне по мироощущению. Его "Собачью жару", правда, я в свое время сходу не воспринял, но уже "Импорт-экспорт" увлек меня необычайно. "Рай. Любовь" в чем-то перекликается с "Импортом-экспортом" - там тоже герои искали рая каждый в чужом краю, украинка - в Австрии, австриец - в Украине, и не находили ни там, ни там, что характерно:
http://users.livejournal.com/_arlekin_/912197.html
Есть смысл, наверное, вспомнить, что последний законченный сценарий Кесьлевского и Песевича, экранизированный уже Тыквером, назывался "Рай". Но Зайдль - не Кесьлевский, и его картина современного "рая" больше напоминает проекты группы AES+F, только там райский "социальный пейзаж" представлен огламуренным и эстетизированным, отчего апокалиптические мотивы проектов еще сильнее обостряются, а Зайдль конец света не пророчит и действительность не приукрашивает, она в его фильмах обыкновенно предстает во всей своей красе, то бишь уродстве.
Героиня "Рая" (считается, что эта первая часть трилогии, пока что до конца нереализованной режиссером) по примеру подруги приезжает отдыхать в Кению. Вокруг бассейна отеля водят по свистку ритуальные хороводы якобы с пользой для здоровья, но героиня и ее подруженции предпочитают более экстремальный досуг: снимают негров для секса. Дают им деньги, а потом удивляются, что неграм только деньги от них и нужны, а их дряблые целлюлитные толстые жопы и обвислые сиськи не привлекают молодых африканцев настолько, что хуй на них не встает даже по предоплате. Но все правильно, два мира - две системы: наглые жадные черножопые скоты - и жирные тупые европейские коровы. Обе системы уродливые, обе обречены, обе не вызывают у Зайдля симпатий. Надо отдать должное уму и смелости режиссера - наверняка, я не сомневаюсь, в душе от сердцем чист и противник всякого империализма, растлевающего благородных дикарей Африки, но по факту в его фильме ситуация выглядит следующим образом: негры, которых никто не заковывает в колодки, оказывают и навязывают сексуальные услуги страшным заезжим старухам, те же почему-то рассчитывают до поры, что их должны любить, а не просто обслуживать. Сначала главная героиня подыскивает себе ухажера, который клянется в своей искренности, но просит деньги на больного папу, на школу, на ребенка сестры, хотя с самого начала понятно, что это его жена и его ребенок, тетка деньги дает, но чувствует себя обманутой, особенно когда второй негр, взятый на замену первого беглого, тоже начинает просить денег на больного брата. Наученные горьким опытом, подруги нанимают негра в подарок героине на день рождения - но у того, как и следовало ожидать, на них не встает, хотя чего они только с его черным хуем не делают - и губами трут, и сиськами шлепают, ничего не помогает. Между тем героине не звонит поздравить с днем рождения родная дочь - а бармен отеля, которого она снимает от безысходности, отказывается целовать ее между ног.
В своей же повседневной жизни тетка работает в заведении для даунов чем-то вроде инструктора - в положении же отпускницы она сама принимает на себя добровольно роль дауна, ею крутят, разводят на деньги и дурят голову, да она и сама обманываться рада, потому что, как и в "Кококо" Смирновой, виноват в конфликте интересов всегда тот, кто сложнее организован - с животного-то какой спрос? Не желаете довольствоваться экскурсией на крокодилью ферму с аттракционом кормления и групповыми сеансами ЛФК в бассейне отеля - терпите и платите. Но это все - лишь констатация факта. И хотя факты верны и выводы неутешительны, Зайдль - не летописец и не диагност, он большой художник прежде всего: помыслить трудно, чтобы социальная реальность в такой степени уродства (почти как настоящая, хотя настоящая всегда еще уродливее) могла быть представлена в такой высокохудожественной форме, чтобы "проблемное" современное кино (проблематика Зайдля далеко выходит за социальные рамки, но тема, материал его работ - все же социально-бытовой) поднималось до таких эстетических вершин.
Но чем Зайдль хорош и интересен по-настоящему - отсутствием, с одной стороны, иллюзий по отношению к дикарям (легко и соблазнительно представить их жертвами последствий империализма, но они здесь не жертвы, они грубые и бессердечные звери, не больше и не меньше - а со зверя какой спрос?), с другой - презрения по отношению к нечастным жирным бабам. Брезгливость чисто физическая, пожалуй, присутствует, да и немудрено, но ненависти, агрессии по отношению к ним нет, и более того, как Флобер мог сказать, что это он и есть госпожа Бовари, так и Зайдль, кажется, по меньшей мере отчасти отождествляет себя с этими страхолюдинами, не отрывая себя от той цивилизации, которую они представляют, поскольку цивилизация в мире человеческая одна, иной нет, только разные сорта дикости и варварства. У Зайдля нет мазохистского любования мерзостью и нет садистского желания эту мерзость изничтожить, но есть боль и есть жалость, не слюняво-сопливая сентиментальность, но знающее себе цену, стоящее на прочной основе сочувствие человеку в его ущербности - а люди, человечество в данном конкретном случае те самые целлюлитные похотливые старухи и есть, одуревшие, потерявшие стыд, но несчастные, одинокие - вот их жалко, а черножопых хуястых блядей, коих бабки вынуждены снимать за отсутствием мало-мальски пристойной альтернативы - не жалко ни капельки.
Единственное, чего не хватает Зайдлю, чтобы подняться до Кесьлевского - понимания, что рай все-таки существует, как существует и любовь. Просто не на этой земле, не в этой жизни. Но это недостаток не художественный, а мировоззренческий, и касается в большей степени самого автора, а не зрителя. Кстати говоря, Бенедикт XVI пишет, будто радость, которую испытывает человек в этой жизни от вина, есть предощущение той радости, которая ждет христианина в Царстве Небесном.