о бедных Матильдах
(моя кошичка на этот раз ни при чём)
Дорогая френдесса напомнила давно откладываемый сюжет - впервые я подумала о нём, кстати, когда на экскурсии в монастыре норбертианцев узнала, что в настоящий момент братия во время трапез слушает чтение рассказов Мопассана.
«La Parure», - сказала я себе, - « Ожерелье » в русском переводе. Читать всем, всем братьям норбертианцам, и небратьям тоже читать.
У страшной истории бедной Матильды Луазель, убившей всю свою жизнь на выплату долга за фальшивые побрякушки, очень много общего с бесчисленными историями людей обоего пола, в своё время вложившихся в становление и развитие РПЦ и в результате увидевших ясно, что лучезарной драгоценности за 36 000 франков красная цена от силы пятьсот. Так много общего, что пережёвывать это сходство было бы банальностью.
Я лучше сразу об различиях.
Главное из них, конечно, то, что Жанна Форестье, богатая владелица фальшивой парюры, отправила свою подругу детства на каторгу в смрадные социальные низы совершенно невольно и сама того не зная, а узнавши - ужаснулась и сразу же выдохнула, что бижу-то были фальшивые. Т.е. с ужасом покаялась в преступлении, которое совершила лишь тем, что позволила подруге, как бы по умолчанию, считать её парюру ювелирной драгоценностью, а не побрякушкой. Упустила, поленилась сразу сказать на всякий случай, что да, вещь красива и тебе идёт, только ты не думай сгоряча, что это настоящие брюлики. Всего-то. И вот она через десять лет и ужасается, и тут же на месте первым же движением признаётся в том, что по незнанию приняла, присвоила в шёлковой коробочке десять лет жизни подруги.
Как тут не вспомнить другую вложившуюся по полной, до самыя даже смерти, даму, на могилу которой вдобавок плюнули, заявив, что это она, дама, фальшивая, и смерть ея глупая, а наши драгоценности таки подлинные. Даму реальную из жызни.
Это первое и главное различие.
Второе менее важное, но тоже хорошо. Состоит в том, что Матильда-то Луазель пострадала не совсем безвинно. Она зарвалась, поставив на карту все семейные средства в стремлении хоть раз да поблистать в садах, так сказать, иных возможностей. И затем, уже получив сильнейший удар копытом судьбы, не бросила блефовать и изображать светское гламурное кысо. Могла бы ведь поехать к своей подружайке Жанне, заплакать и честно признаться, что я растяпа и невезука, потеряла твои брюлики! но уплачу кровь из носу! - и тогда всё сложилось бы по-другому, пятьсот франков - это не 36 000. Т.е. она потому страдает, что (ещё до одолжения парюры) уже предала себя, лучшее в себе, она ведь, как показали последующие события, глубоко порядочная дама с сильным и целеустремлённым характером, а хотела пускать пыль в глаза, казаться богатенькой, беззаботным мотыльком без проблем с одними удачами. Кстати и название рассказа в оригинале связано с «paraître» (казаться, представляться).
Как тут не вспомнить, что обманутые, терпевшие и терпящие матильдину судьбу, - обмануты не на кривом пути, а на прямом, на том, где они хотели именно быть, а не казаться.
Различия эти, хочу сказать, аллегорию нисколько не нарушают.
А лишь оттеняют.
Постик проиллюстрирован перлами моей частной коллекции.
Дорогая френдесса напомнила давно откладываемый сюжет - впервые я подумала о нём, кстати, когда на экскурсии в монастыре норбертианцев узнала, что в настоящий момент братия во время трапез слушает чтение рассказов Мопассана.
«La Parure», - сказала я себе, - « Ожерелье » в русском переводе. Читать всем, всем братьям норбертианцам, и небратьям тоже читать.
У страшной истории бедной Матильды Луазель, убившей всю свою жизнь на выплату долга за фальшивые побрякушки, очень много общего с бесчисленными историями людей обоего пола, в своё время вложившихся в становление и развитие РПЦ и в результате увидевших ясно, что лучезарной драгоценности за 36 000 франков красная цена от силы пятьсот. Так много общего, что пережёвывать это сходство было бы банальностью.
Я лучше сразу об различиях.
Главное из них, конечно, то, что Жанна Форестье, богатая владелица фальшивой парюры, отправила свою подругу детства на каторгу в смрадные социальные низы совершенно невольно и сама того не зная, а узнавши - ужаснулась и сразу же выдохнула, что бижу-то были фальшивые. Т.е. с ужасом покаялась в преступлении, которое совершила лишь тем, что позволила подруге, как бы по умолчанию, считать её парюру ювелирной драгоценностью, а не побрякушкой. Упустила, поленилась сразу сказать на всякий случай, что да, вещь красива и тебе идёт, только ты не думай сгоряча, что это настоящие брюлики. Всего-то. И вот она через десять лет и ужасается, и тут же на месте первым же движением признаётся в том, что по незнанию приняла, присвоила в шёлковой коробочке десять лет жизни подруги.
Как тут не вспомнить другую вложившуюся по полной, до самыя даже смерти, даму, на могилу которой вдобавок плюнули, заявив, что это она, дама, фальшивая, и смерть ея глупая, а наши драгоценности таки подлинные. Даму реальную из жызни.
Это первое и главное различие.
Второе менее важное, но тоже хорошо. Состоит в том, что Матильда-то Луазель пострадала не совсем безвинно. Она зарвалась, поставив на карту все семейные средства в стремлении хоть раз да поблистать в садах, так сказать, иных возможностей. И затем, уже получив сильнейший удар копытом судьбы, не бросила блефовать и изображать светское гламурное кысо. Могла бы ведь поехать к своей подружайке Жанне, заплакать и честно признаться, что я растяпа и невезука, потеряла твои брюлики! но уплачу кровь из носу! - и тогда всё сложилось бы по-другому, пятьсот франков - это не 36 000. Т.е. она потому страдает, что (ещё до одолжения парюры) уже предала себя, лучшее в себе, она ведь, как показали последующие события, глубоко порядочная дама с сильным и целеустремлённым характером, а хотела пускать пыль в глаза, казаться богатенькой, беззаботным мотыльком без проблем с одними удачами. Кстати и название рассказа в оригинале связано с «paraître» (казаться, представляться).
Как тут не вспомнить, что обманутые, терпевшие и терпящие матильдину судьбу, - обмануты не на кривом пути, а на прямом, на том, где они хотели именно быть, а не казаться.
Различия эти, хочу сказать, аллегорию нисколько не нарушают.
А лишь оттеняют.
Постик проиллюстрирован перлами моей частной коллекции.