Послушав очень, очень утешительное интервью с нежно любимым русским писателем (утешительное даже несмотря на все усилия красавицы ведущей, как ломовая лошадь продавливавшей свою тупенькую выдумку "а давайте мы тут устроим чорнобелую вечеринку", а также заодно вставлю здесь резкое осуждение самой идеи пускать интервьюерку на экран в минуты долгие
(
Read more... )
Вообще, беда этих и подобных определений в том, что берутся обычно несопоставимые определяемые. Например, здесь в первых двух случаях явно ведь рассматривается то, что автору эстетически приятнее рассматривать: нация не во всей своей цельности, но в лице, так сказать, своих "ведущих представителей" (в кавычках ли, без); в третьем же и четвёртом вроде как делается попытка как-то охарактеризовать именно весь народ. Но при этом сырьём для определений выступает жуткая мешанина образов "что народ понимает о себе", "что интеллигенция понимает о народе", "что народ воспринял понимать о себе", "что любопытствующий иностранец понимает о других", "что принято со всею искренностью говорить о себе любопытствующему иностранцу" и т. д. и т. п., да ещё всё это по большей части не живое, а трижды переваренное книжное...
> правда, сострадание, широта.
Если уж пускаться в сомнительное триадотворчество, то я бы предложил: воля, правда, долото*
(* простите, конечно, за внезапный инструмент, но не приходят в голову способы уместить известную пословицу.)
Reply
С волей я довольно-таки согласна. И долото нахожу полож...показательным :-)).
Reply
Reply
Reply
Leave a comment