День 3 ходовой. Мокрый.
3 мая. День 3 ходовой. Мокрый.
Проснувшись первым под пенье птиц, и удивившись окружающей меня тьме, я собрался было продолжить сон, но… последние 3 кружки чая накануне вечером были явно лишними… Убрав с себя с одной стороны ноги Вити, и сбросив какую-то Сашкину шмотку с лица, я с удивлением обнаружил за стенами солнечное утро. Ура!! Прогноз на проливные дожди 3 мая не оправдывался! Вспомнив по ходу дела старую штурманскую шутку о том, что сапёр ошибается дважды, а синоптик - каждый день, я крикнул «Подъём».
Неразборчивые, и по большей части, нецензурные ответы были мной гордо проигнорированы.
Радуясь солнышку, я приступил к подготовке костра и завтрака для команды, попутно бодрыми репликами побуждая парней скорее выползать на свет. Приняв решение порадовать камрадов деликатесным рисом с сайрой и чаем, я отправился к ручью за водой. Выйдя на склон оврага, с подозрением рассмотрел дымку, лёгкой пеленой тянувшуюся с севера, и понемногу закрывшую от нас ласковое майское солнце. «Что-то это мне напоминает!», - подумал Штирлиц.
К моменту выползания Толика из палатки, который, как обычно, встал последним, ароматный и бесподобный рис тихо доходил до готовности, сайра была открыта, продегустирована (мной), и спасена от дегустации, в процессе которой могла закончится, остальными оглоедами и троглотами. Несмотря на мои старания, парни снова заправили рис таким количеством майонеза и кетчупа, что все мои ухищрения по приготовлению вкусной и здоровой пищи пропали даром.
Быстро расправившись с божественным рисом с рыбой, мы приступили к чаю. Совмещая приятное с полезным, вокруг костра развесили влажные спальники. По странному стечению обстоятельств, Витин спальник опять оказался в опасной близости и с подветренной стороны от костра. Заверив пессимистично настроенного Сашу о том, что на этот раз он стопудово контролирует ситуацию, Витя начал рыскать в окрестностях лагеря в поисках достойной мишени для очередного этапа тренировочных стрельб. В какой-то момент периферийным зрением я замел увеличивающееся оранжево-белое пятно на ровной поверхности Витиного спальника. Ещё не осознав увиденное, я рванулся к нему, и успел сбить распространение красивого кольца огня. Инструкция не врала, китайский спальник действительно воспламенялся почти как спички. Выслушав рассуждения Вити о том, что это был неправильный ветер, нетипичные искры и вообще, спальник и так достаточно сухой, мы стали сворачивать лагерь. Пожертвовав частью драгоценного содержимого гермоупаковки, я запихнул туда помимо своих сухих шмоток, два спальника (свой и Витькин), а также, подавшись внезапному приступу интуиции, убрал в гермоконтейнер вместо телефона и документов коробок спичек с растопкой (Ой не к добру эта интуиция., Подумал Штирлиц).
Тем временем, с неба полетели первые одинокие снежинки, красиво опускающиеся на поверхность так соскучившейся по снегу земли…
Подгоняемые моими бодрыми рекомендациями двигаться веселее, мы тронулись вниз, к лодкам. Снег крепчал. Буквально в течении 10 минут он повалил так, что сделал бы честь любому Новому году. Со скверными предчувствиями, доверив Вите подкачку лодок, я решил пока суть да дело, слить из лодки накопившуюся там воду. Предчуствия не заставили долго ждать их воплощения в реальность, и с мерзким хрустом уключина, прослужившая верой и правдой 2 сезона, хруснула по шву. Проходивший рядом с рюкзаком и палаткой Толик вздрогнул и почти присел от моей недовольной реплики, и прочищая пальцем заложенное ухо поинтересовался причиной моего недовольства. Вкратце обрисовав ему ситуацию и отправив Витю, как самого готового, в путь вниз по реке, на разведку маршрута, я с верным Лазерманом приступил к ремонту, и через 3 минуты заменил подлую деталь. Оставив Толю дожидаться проверявшего поставки Сашу, я рванул вслед за Витей, в душе ругая себя за излишнее доверие к его навигационным способностям. С другой стороны, как можно заблудиться на узкой реке? Правда, когда на прошлом сплаве я доверил штурманскую работу Толе, он умудрился завести нас в слепую протоку, и мы метров 500 туда проплыли под мои подозрительные вопросы об отсутствующем течении и бодрые версии Толика, почему на реке течение может быть незаметно. Обратно в тот раз мы двигались под мои ехидные саркастические описания Толиных талантов первопроходца. Под аккопонемент таких весёлых воспоминаний, выйдя из-за очередного поворота, я увидел вход в глухую канаву ,по ширине в полтора раза уже, чем речка, со стоячей водой, покрытой толстым слоем мокрого снега, на котором чётко видны были следы недавнего прохода лодки. Быстро прикинув, что в радиусе 30 км тут может быть только одна лодка, местоположение которой мне неизвестно с достаточной точностью, я во всю силу лёгких попросил Витю вернуться. Пока неудавшийся авангард в лице Вити шлёпая вёслами по каше из воды со снегом, возвращался проторенной дорогой, мимо меня бодро проскочил Саша, работая одним веслом. Снег тем временем плавно переходил в проливной дождь, и хотя я понимал, что вода с неба всяко теплее снега от туда же, эти мысли не сильно успокаивали. При каждом взмахе вёслами коварная жидкость текла по рукам, и, вопреки закону всемирного тяготения, по рукавам начала подбираться к плечам. Наконец, из протоки вышел чёрно-белый баркас с фигурой, являющейся живым олицетворением обречённости на борту. Популярно объяснив фигуре, что при сплаве по реке мы двигаемся по основному руслу, которое, в свою очередь, характеризуется наличием ярко выраженного течения, и выслушав в ответ, что, дословно, «Ну и откуда я мог это знать? Я, типа, ведь первый раз на сплаве, и это полностью твоя недоработка!». Оставив разборки на потом, я отправил его следом за Сашкой, и, дождавшись Толю, двинулся в арьергарде нашей экспедиции.
Монотонно работая вёслами, обходя топляки, кусты и коряги, тут и там торчавшие из воды, я размышлял об особенностях предсказания погоды. Для полноты счастья нам не хватало лишь пробитой лодки. «О драконах - ни слова, - сглазишь, -Подумал штирлиц»
Однако, не прошло и 20 минут, как я уткнулся импровизированный пикник на обочине: Сашка с деловым видом бегал по берегу, явно собираясь развести огонь. На мои вопрос о причине столь раннего привала, я получил исчерпывающий ответ -коварная коряга, подло лежавшая в засаде, неожиданно накинулась на мирно проплывавшего мимо Сашу, и, как и положено всякой подлости, причинила максимальный ущерб за минимальное время. Доверив Толику осмотр повреждений, и , оценив по его описанию размер ущерба, стало понятно, что в полевых условиях, под проливным дождём заделать такую пробоину нереально.
Поскольку слабым звеном при таком раскладе у нас оказывался Витя, решено было посадить их с Сашкой в одну лодку (к Вите) налегке, а нам с Толей, распределив их груз, взять на себя роль ударных транспортов, что и было воплощено в жизнь.
Следующие 3 часа сплава вызывали острое чувство дежавю, с той лишь разницей, что вместо снега лил дождь, а на дне лодки вода скапливалась значительно быстрее. Уже через час, промокшие насквозь, мы спасались от холода лишь усиленной греблей и мечтами о костре и горячем чае. Каждое бревно, через которое требовалось перетаскивать лодку, вызывало целую лавину острых ощущений в виде потоков воды, струившейся по телу. Примерно через 2 часа я с ужасом понял, что на мне не осталось ни одной сухой детали одежды, что, впрочем, не являлось исключением - опрос показал, что все промокли до нитки, просто кто-то раньше, кто-то позже. На удивление, Витя, несмотря на то, что продрог до судорог, держался в строю.
В какой то момент стало ясно, что если не сделать привал, то продолжать движение будут четыре замёрзших тела возле танка, т.е. лодок, мы остановились на привал. Дождь, казалось, усиливался. Температура воды, лившейся с небес, по моим ощущениям, давно упала ниже 0, и лишь чудом не замерзала. Выбравшись на берег, мы разминали окостеневшие конечности. Чтобы согреться, я со всех ног рванул за дровами, и, вполне вероятно, сумел обогнать не слишком молодую черепаху, если б такая оказалась рядом. Понимая, что костром в таких условиях придётся заниматься мне, я отрядил всех на поиск дров, а сам, поколов сушины потоньше, принялся за добычу огня. Однако, даже для меня эта задача оказалась нетривиальной: дождь лил как из ведра, по одежде стекали буквально потоки воды, и поджечь бересту просто не удавалось: вода, стекая по пальцам, тушила спичку. Наконец, организовав из сгрудившихся над кострищем трёх тел своеобразный щит, я сумел запалить растопку. В тот же миг я получил новую задачу: каждый из присутствующих считал своим долгом подпихнуть в разгорающийся жиденький и колеблющийся огонёк именно свою палку, ветку, полено и кусок бересты. В этой неравной борьбе победила береста, поскольку находилась в правильных (т.е. моих) руках. Объяснив Вите в доходчивых выражениях , почему при разведении костра сразу нельзя использовать толстые сырые брёвна, я организовал временное пристанище: Витя таскал дрова, Саша строил сиденья, а Толик сооружал подвес для котелка. Наконец, водрузив на огонь котелок с водой, мы приняли для сугрева по 30 гр водки, закусив чесноком и салом, для профилактики. Холод начал отступать, а во взглядах парней всё явственней читался оптимизм и уверенность в завтрашнем дне (Каким оно будет, это завтрашнее дно, - подумал Штирлиц).
Спустя 2 часа, более-менее отогретые костром снаружи и горячим чаем изнутри, сытые и оптимистичные, мы спустили лодки на воду, подкачали их и тронулись в путь. Надо сказать, что гребля в исполнении Саши с Витькой (кодовое название тандема - Гребибля-Гребубля) заслуживает отельного описания. Работать вёслами совместно у них получалось, в принципе, нормально, лодка получала достаточно поступательного движения, однако направление движения соблюдать не удавалось: курс их рыскал с амплитудой в 360 градусов, и, по моим наблюдениям, прямо они шли исключительно благодаря счастливому стечению обстоятельств и течению. При относительно слабом течении они ещё могли чудовищным напряжением усилий, с матом и руганью оставаться на месте непродолжительное время, однако двигаться вверх по реке - нет. При движении по течению, в случае, если грёб один из них - то его усилий хватало лишь на поддержание более-менее устойчивого положения лодки кормой назад- носом вперёд, сообщить дополнительной скорости - не получалось. В случае же, когда гребли оба - лодка лёгко двигалась с нашей скоростью, однако курс её с завидной регулярностью упирался в прибрежные кусты и деревья, добавляя к проливному дождю ещё и воду с веток.
Вскоре мы с Толей пришли к заключению, что на ночёвку надо остановиться пораньше, поскольку при таком дожде будет необходим навес, настил и пр. Однако, окружающий нас пейзаж не располагал к разбивке лагеря: топкие берега, поросшие чахлым березняком, не сулили ничего хорошего.
При преодолении очередного завала, коварная лопата, мой последний шансовый инструмент, Фискарь-телескоп, отрикошетив от березового сучка, с громким всплеском скрылась посреди небольшого омута. Предприняв неудачную попытку её извлечь, свалившись со скользкого ствола и лишь чудом упав в оказавшуюся в нужном месте лодку, я с сожалением попрощался с верным Фискарём, прослужившем мне верой и правдой 4 года.
Размяв озябшие пальцы, я с удивлением обнаружил, что дождь, донимавший нас весь день, чуть-чуть ослаб. На протяжении следующих пары километров, мы отметили изменение рельефа, и когда вторая надпойменная терраса подошла практически к берегу, решили больше не искушать судьбу и готовить стоянку.
Пробежавшись по округе, я убедился, что достойны дрова есть только метрах в ста - ста пятидесяти от места, назначенного под стоянку. Взяв топор, и поручив остальным таскать вещи, готовить табор и присоединятся к переноски сушняка, мы с Толей бодро ломанулись в лес. К сожалению, между нашим лагерем и куртиной леса с сухостоем, находилась небольшая болотинка. Волоча на себе очередное бревно, я зацепился за вывороченный корень, и не успев даже выругаться, растянулся в болоте. Я почти что смог, выгнувшись дугой, уберечь голову от мокания лица в лужу, покрытую толстым слоем мокрого снега, однако чёртово бревно, вместо того, чтобы аккуратно скатиться с плеча, плавно надавило на шею, и я погрузился в жижу с головой. Однако, новая порция холодной воды не могла повлиять на мою сухость, и только доставила мне пару неприятных минут, заменив родную, тёплую талую водичку в одежде на новую, ещё не нагретую. Поднимаясь и отряхиваясь, я вдруг понял, что в окружающем мире произошли эпохальные изменения - дождь перестал.
Наконец, подзадоривая товарищей ободряющими пожеланиями и наставлениями, я смог с чистой совестью признать операцию «Дрова» завершённой. Поразмыслив, я решил, что костёр доверять Вите не стоит, поскольку он нужен нам сегодня, и занялся им сам. Толя яростно освобождал еловый подлесок от лишнего лапника в нашу пользу, Сашка занимался обустройством лагеря, которое выражалось в опутывании места для костра верёвками, тесёмками и жердями для сушки одежды, а Вите было поручено разработать и воплотить в жизнь подвес для котелка. Через 5 минут, когда костёр начал распространять вокруг живительное тепло, а котелки с водой аккуратно стояли рядом, на помощь Витиному таланту создать проблему из ничего пришёл мой скромный инженерный гений, и скоро над подвешенными над костром котелками поднимались облачка тёплого пара.
Ещё через час, согревшиеся, сытые, слегка пьяные от тепла и сухости в одежде, мы приступили к чаепитию, однако пролетевший над нами хоркающий вальдшнеп прервал иллюзию. Витя, подброшенный вверх невиданным энтузиазмом, засобирался на охоту, однако трое опытных и умудрённых товарищей его не поддержали: лезть опять в сырость не хотелось. Тем не менее, я, оценив местность на тягопригодность, отправил Витю к лодкам, где, на живописной полянке, по моим представлениям тяга должна была быть на высшем уровне. Однако вальдшнепы моих убеждений не разделяли, и упрямо хоркали прямо над костром. Честно продержав Витю на поляне 15 минут без единого выстрела, я был вынужден внести корректировку в дислокацию стрелка, и переставленный неподалёку от костра Витя почти сразу отличился трофеем. Несмотря на то, что на снегу трофей был хорошо заметен, Витя ещё некоторое время ползал по кустам в поисках добычи. Наконец, воробей-долгоносик был торжественно предъявлен на всеобщее одобрение.
Вечер продолжился традиционным вопросом Вити: «Макс, а у тебя нет случайно сухих носков», а также ставшим традицией принесением в жертву сухости внутри палатки моей многострадальной футболке.
Уже засыпая, прижатый с одного бока Сашкой, а сдругоко свернувшимся калачиком в своём спальнике Витькой, под всхрапывания мгновенно отрубившегося Толи я подумал, что худшее, конечно, позади…Индюк тоже думал, но в суп попал, подумал, засыпая, Штирлиц.