"СОБИРАТЕЛЬ РАЯ" Е.ЧИЖОВ
Роман о коллекционерах, ностальгии и потере памяти. Неплохо, но очень многословно.
Вот несколько выписок, показавшихся мне интересными.
МК
1.
Сначала из рюкзака появились пара потемневших медных подстаканников, номерок гардероба ресторана “Арагви” и грампластинка Зары Долухановой; к ним присоединились немецкая губная гармошка, зажигалка-патрон и канареечно-желтый стиляжный галстук с силуэтом Манхэттена; последними с самого дна возникли металлическая рюмка с надписью “За победу”, футляр неизвестного предназначения и набор открыток с фотографиями актеров довоенного кино. Всё это было куплено за гроши на барахолке, где Кирилл был завсегдатаем и проводил там почти каждые выходные. Часть этих вещей будет обменяна, другая - подарена, наконец, третья сразу попадет в одну из его многочисленных коллекций: Кирилл собирал всё.
Ну, или почти всё. Антиквариат, изделия известных мастеров, дорогие вещи, с самого начала предназначенные для украшения жизни, его не интересовали и, если подворачивались, обычно сразу шли на перепродажу. Кирилл знал в них толк и умел на них зарабатывать благодаря связям в кругах серьезных людей, ищущих, во что вложить деньги, но весь его собирательский азарт был направлен на другое: на вещи заурядные, ширпотребные, которые никто подолгу не хранил, поэтому уцелеть они могли лишь случайно, забытые в темных углах кладовок или антресолей. Вся их ценность заключалась в накопленном ими времени и в аромате эпохи, сохранявшемся в них гораздо лучше, чем в антиквариате. Кирилл любил утилитарные вещи, утратившие свое назначение и смысл, и приносил домой вороха навеки вышедшей из моды одежды, монеты исчезнувших государств, марки давно не существующих стран, кокарды разбитых армий, погоны без шинелей, пуговицы без кителей. Он обладал одной из крупнейших в Москве коллекций трамвайных билетов, представительным собранием печатных машинок, бессчетным количеством переживших своих хозяев шляп, зонтов и прогулочных тростей, с которыми часто появлялся на рынке, а иногда, под настроение, и на улицах. Кирилл считал, что вещи не должны залеживаться, их надо показывать, а некоторым, прежде всего носильным, даже можно подарить новую жизнь, если надевать их самому и давать пользоваться друзьям и знакомым. Он называл это “дать вещи подышать”: плащ (пальто, галстук, шляпа) не должен пылиться в темноте шкафа, он должен дышать свежим воздухом. Многие его находки кочевали из рук в руки, переходя от одних знакомых к другим, и не всегда к нему возвращались, но Кирилла это обычно не расстраивало - он с готовностью отдавал любой предмет из своей коллекции, видя, что человеку он подходит. Легкость расставания с вещами служила для него залогом новых находок. Встречая потом знакомого, а бывало, что и вовсе не знакомого прохожего в одной из найденных им вещей, он глядел на него как на дело своих рук.
2.
Каждый раз, когда Кирилл с матерью приходил к врачу, он задавал ей ряд вопросов, чтобы оценить ее состояние. Марина Львовна обычно без ошибки отвечала, какой сейчас год; если успевала подготовиться, называла месяц, число и день недели, легко вспоминала дату своего рождения и повторяла вслед за Алексеем Петровичем “стена, яблоко, окно” в обратном порядке. Лучше ли, хуже ли она справлялась со всеми подобными вопросами, кроме одного:
- Как называется страна, где мы живем?
Без заминки и даже с заметной гордостью Марина Львовна отчеканивала:
- Союз Советских Социалистических Республик!
Алексей Петрович качал из стороны в сторону головой.
- Нет? - удивлялась мать.
Снова качание. Врач молчал, давая ей шанс вспомнить без подсказки.
- Не Союз Советских Социалистических…
- Нет, - с сожалением говорил врач, как бы и сам сокрушаясь, что не Союз.
- Ну тогда я не знаю…
- Что у нас произошло в девяносто первом году?
- В девяносто первом году? Понятия не имею. - Марина Львовна недолго делала вид, что думает. - В девяносто первом году много чего произошло.
- Имеющее отношение к названию страны, где мы живем.
Мать пожимала плечами и оборачивалась за помощью к Кириллу, но тот не должен был ей подсказывать. Он уже говорил ей правильный ответ перед тем, как войти в кабинет, и теперь ему оставалось только удивляться, как быстро он выветрился из ее памяти, не оставив следа.
- В девяносто первом Союз распался и на его месте возникла…
Алексей Петрович делал паузу, предоставляя возможность матери закончить за него. Но она молчала, с искренним интересом на него глядя.
- Слово “Россия” вам ничего не говорит?
- Как это не говорит? Конечно, говорит.
- И что же это?
- Моя родина. Я в ней родилась. И не только я - мои родители, и бабушка, и прабабушка…
- Замечательно. Прабабушка - замечательно. Так как называется страна, где мы живем?
Торопясь и заметно радуясь возвращению от разговора о неведомом девяносто первом годе на твердую почву, к тому, что сидело в ней намертво, Марина Львовна произносила:
- Союз Советских Социалистических… - И только на последнем слове при виде обескураженного лица доктора ее покидала уверенность. - …Республик?
Алексей Петрович устало кивал головой. Пусть так. Союз так Союз. Ничего не поделаешь.
- Она не исключение, - сказал он однажды Кириллу. - Почти все мои пациенты по-прежнему там живут. И переселяться никуда не собираются.
3.
Бесконечно повторяемое во всех своих подробностях, оно становилось воплощением ее обреченности, которой было ничем не помочь, - оставалось цепенеть в нем, слушая, как Марина Львовна в сто десятый раз вспоминает про Алайский рынок в Ташкенте, где она была в эвакуации в войну. Ей было лет десять, и совсем не говорящий по-русски узбек позвал ее за свой прилавок и накормил необыкновенно вкусным хлебом, виноградом и хурмой, которой она прежде не пробовала. Кирилл слышал это несчетное число раз, и всегда Марина Львовна говорила про хлеб и хурму с таким воодушевлением, будто продолжала голодать. Она была убеждена, что ничего более вкусного никогда в жизни не ела, ни прежде, ни потом, все, что можно купить в московских магазинах, ни в какое не идет сравнение! Кирилл соглашался, молча кивая: не ела и не ела, пусть будет так. Пусть уж лучше снова расскажет про Алайский рынок, чем станет читать ему записанные фразы из телевизионных передач.