Дай, дай, денег дай!
Как и ожидалось скандал между искусством и властью окончился победой бабла над злом. Райкин и Мединский договорились о финансировании театра «Сатирикон»;. Что характерно, вопрос о цензуре сразу исчез с повестки дня. Как тут не вспомнить Чехова:
Мужчина быстро поднимается и, качаясь, выходит из-за стола. Публика, сидящая на других столах, начинает посмеиваться… Дама конфузится…
- Убей меня бог, ежели еще хоть раз с тобой пойду, - бормочет она, поддерживая мужчину. - Один срам только… Добро бы законный был, а то так… с ветру…
- М-маша, где мы?
- Молчи! Постыдился бы, все люди пальцами показывают. Тебе-то, как с гуся вода, а мне-то каково? Добро бы законный был, а то… так… Даст рубль и месяц попрекает: «Я тебя кормлю! Я тебя содержу!» Очень мне нужно! Да плевать я хотела на твои деньги! Возьму и уйду к Павлу Иванычу…
- М-маша… домой… Извозчика найми…
- Ну, иди… Ступай по аллее прямо, а я пойду в сторонке… Мне с тобой совестно идти… Иди прямо!
Дама ставит своего «незаконного» лицом к выходу и дает ему легкий толчок в спину. Мужчина подается вперед и, покачиваясь, толкаясь о проходящих и скамьи, спешит вперед… Дама идет позади и следит за его движениями. Она сконфужена и встревожена.
- Палочек, сударь, не желаете ли? - обращается к шагающему мужчине человек с вязанкой палок и тростей. - Самые лучшие… перцовые… бамбук-с…
Мужчина глупо глядит на продавца палок, потом поворачивает назад и мчится в противоположную сторону. На лице у него выражение ужаса.
- Куда это тебя нелегкая несет? - останавливает его дама, хватая за рукав. - Ну, куда?
- Где Маша?.. М-маша ушла…
- А я-то кто?
Дама берет под руку мужчину и ведет его к выходу. Ей совестно.
- Убей меня бог, ежели хоть еще раз с тобой пойду… - бормочет она, вся красная от стыда. - Последний раз терплю такой срам… Накажи меня бог… Завтра же уйду к Павлу Иванычу!
Дама робко поднимает глаза на публику, в ожидании увидеть на лицах насмешливые улыбки. Но видит она одни только пьяные лица. Все качаются и клюют носами. И ей становится легче.
И ведь никому не стыдно, ни власти (хотя что ждать от поклоников Маннергейма), ни мастерам культуры. Это естественно: работа интеллигенции всегда сводилась - главным образом - к делу украшения бытия буржуазии, к делу утешения богатых в пошлых горестях их жизни. (см. М. Горький «С кем вы, мастера культуры?»)
Мужчина быстро поднимается и, качаясь, выходит из-за стола. Публика, сидящая на других столах, начинает посмеиваться… Дама конфузится…
- Убей меня бог, ежели еще хоть раз с тобой пойду, - бормочет она, поддерживая мужчину. - Один срам только… Добро бы законный был, а то так… с ветру…
- М-маша, где мы?
- Молчи! Постыдился бы, все люди пальцами показывают. Тебе-то, как с гуся вода, а мне-то каково? Добро бы законный был, а то… так… Даст рубль и месяц попрекает: «Я тебя кормлю! Я тебя содержу!» Очень мне нужно! Да плевать я хотела на твои деньги! Возьму и уйду к Павлу Иванычу…
- М-маша… домой… Извозчика найми…
- Ну, иди… Ступай по аллее прямо, а я пойду в сторонке… Мне с тобой совестно идти… Иди прямо!
Дама ставит своего «незаконного» лицом к выходу и дает ему легкий толчок в спину. Мужчина подается вперед и, покачиваясь, толкаясь о проходящих и скамьи, спешит вперед… Дама идет позади и следит за его движениями. Она сконфужена и встревожена.
- Палочек, сударь, не желаете ли? - обращается к шагающему мужчине человек с вязанкой палок и тростей. - Самые лучшие… перцовые… бамбук-с…
Мужчина глупо глядит на продавца палок, потом поворачивает назад и мчится в противоположную сторону. На лице у него выражение ужаса.
- Куда это тебя нелегкая несет? - останавливает его дама, хватая за рукав. - Ну, куда?
- Где Маша?.. М-маша ушла…
- А я-то кто?
Дама берет под руку мужчину и ведет его к выходу. Ей совестно.
- Убей меня бог, ежели хоть еще раз с тобой пойду… - бормочет она, вся красная от стыда. - Последний раз терплю такой срам… Накажи меня бог… Завтра же уйду к Павлу Иванычу!
Дама робко поднимает глаза на публику, в ожидании увидеть на лицах насмешливые улыбки. Но видит она одни только пьяные лица. Все качаются и клюют носами. И ей становится легче.
И ведь никому не стыдно, ни власти (хотя что ждать от поклоников Маннергейма), ни мастерам культуры. Это естественно: работа интеллигенции всегда сводилась - главным образом - к делу украшения бытия буржуазии, к делу утешения богатых в пошлых горестях их жизни. (см. М. Горький «С кем вы, мастера культуры?»)