Маша и Саша.
Начало.
Саша хорошо помнил, как они познакомились. Еще бы, такое не забывается. Он вместе с друзьями-курсантами из 2-го сводного стрелкового полка собрался пообедать. В большом чане, на костре, они приготовили настоящую калмыцкую лапшу из баранины. Пахло кушанье просто завораживающе. У курсантов, доставших заранее свои котелки и ложки, текли слюнки. Да и все были просто голодны. Они вернулись из двухнедельного рейда по степи. И каждый день курсанты дрались с бандитскими отрядами из числа калмыков и дезертиров, отбиравших колхозный скот в районе Сарпинских озер. В этих столкновениях погибли трое Сашкиных товарищей, таких же, как и он сам курсантов Астраханского пехотного училища. Их расстреляли подло из засады… Словом устали и измотались все сильно. А тут еще и немецкая авиация не давала покоя своими налетами. Так что калмыцкую лапшу ждали так, словно она могла волшебным образом избавить всех от многодневной усталости. Ну не судьба была курсантам полакомиться наваристой бараниной в горячем, ароматном, пахнущим луком и костром бульоне. Из степи, как дождь среди чистого неба, вдруг появилась она. Машка. Крупная, светлая верблюдица. Выбежав в клубах пыли из-за большой ротной палатки, она опрокинула огромную кастрюлю с лапшой. Не просто перевернула, а остановившись рядом с погасшим вмиг костром, верблюдица растоптала своими широкими копытами содержимое чана. При этом она дико кричала и скалила зубы, делая попытки напасть на изрядно напуганных курсантов. Очень скоро первый испуг сменился удивлением, а затем и злостью. Уж очень жаль было испорченной лапши. Командир отряда Алябьев хотел было застрелить взбесившееся животное из своего ТТ. Но Сашка, сдружившийся во время рейда с командиром, упросил его не убивать верблюдицу. Пожалел хулиганку.
Он с детства любил животных. Отец, профессор-зоолог, с ранних лет водил Сашу в зоопарк родного Ростова. А там среди всего изобилия животных, рептилий и диковинных птиц особенно нравилось наблюдать за верблюдами. Быть может, потому что отец, побывавший со своими экспедициями в самых дальних уголках Средней Азии, так много рассказывал об этих странниках пустыни. Он говорил маленькому Саше о том, что верблюд умное, верное и преданное существо. Он может радоваться и грустить, может дружить, видеть сны, считать до пятидесяти и неделями обходиться без воды. Наблюдая часами за верблюдами в вольере зоопарка, Саша представлял себе бескрайнюю пустыню - океан красновато-серых оттенков с огромными волнами - барханами, по которым неспешно плывут корабли - верблюды. Постепенно он стал другом верблюдов Ростовского зоопарка, каждый раз принося им из дома то сочных Донских яблок, то груш, сорванных во дворе дома, Сашка заслужил их доверие и преданность. Он подолгу гладил их жесткую шерсть, обнимал длинные сильные шеи и смотрел в темные глубокие колодцы глаз, будто надеясь разглядеть в них Родину верблюдов - пустыню.
Верблюды в зоопарке.
Теперь же здесь, под Астраханью, летом 1942 года, курсант Александр Филатов увидел настоящую пустыню. Огненная как печь, пыльная, выжженная солнцем до белизны она, плывущими миражами уходила далеко за горизонт. И верблюды дикими стадами брели где-то там, в глубине этого вечного песчаного безмолвия.
«Не надо ее стрелять, товарищ командир», - вступился за верблюдицу Саша, «она ж не фашист, просто напугал ее кто-то. Давайте лучше в обоз ее поставим, пусть наши минометы таскает. Вон, какая здоровая», - уговаривал Алябьева курсант Филатов. Тот разрешил, но с условием, что Саша сам в свободное от службы время возьмется за дрессировку животного. Но тратить силы и время на обучение верблюдицы Александру не пришлось. Сразу было видно, что она домашняя и росла всю жизнь рядом с людьми. На ее мохнатом боку курсанты разглядели выжженное калмыцкое клеймо - печать собственника. Судя по ней, верблюдица принадлежала калмыцкой семье, но по какой-то причине потерялась, отбилась от хозяев. Много в то время бродило в Астраханских степях таких вот убежавших, отбившихся, растерявшихся, напуганных самолетами, танками, взрывами и стрельбой животных. Их тысячелетиями сложившуюся размеренную веками жизнь вмиг нарушила невесть откуда взявшаяся война. Война усыпала воронкам сочные луга пастбищ, отравила колодцы трупами людей и животных и наполнила степь стаями жадных голодных волков. Они резали, грызли, терзали острыми клыками отбившихся животных. Вот и Машку, так назвали курсанты верблюдицу, похоже, волки напугали, заставив вновь прибиться к людям, искать у них защиты и спасения.
Понял Саша и то, что верблюдица хоть и домашняя, но не понимает русского языка и нехитрые команды выполняла лишь тогда, когда они звучали на калмыцком. Так постепенно курсант Филатов учил язык калмыков, а верблюдица Машка - русскую речь. Но главное то, что они пытались понять друг друга. Верблюд словно чувствуя то, что Саша спас ему жизнь пыталась сделать все, чтобы быть благодарным своему спасителю. Таскал тяжеленные ящики с минами, ластился, стараясь побыстрее выучить чудной язык своего хозяина, друга и командира. А Саша, Саша воплощал в жизнь свою несбыточную детскую мечту - иметь своего верблюда. Не кошку, ни собаку, ни хомячка с канарейкой, ему всегда хотелось иметь своего верблюда, дружить с ним, ухаживать, общаться.
За те короткие сентябрьские дни 1942, пока Саша возился с Машкой, приучая ее к выполнению нехитрых команд и транспортировке грузов, полк из курсантского, вдруг, стал самым обычным пехотным. Получив порядковый номер 902, он вошел во вновь сформированную 248 Стрелковую Дивизию. Ни танков, ни грузового транспорта в дивизии не было. Все уходило на Сталинград. А артиллерия и минометы все же нашлись. И для того чтобы перевозить тяжелые стволы и ящики со снарядами и минами было решено вместо машин использовать верблюдов.
На тот момент вместе с Машкой в части уже паслись более ста обученных животных. Хороший табун. Тем более один взрослый, сильный верблюд, как уже убедились офицеры штаба, мог заменить целую полуторку. Только верблюду в отличии от грузовика ни солярка, ни запчасти , ни масло были не нужны. Даже без еды и воды он мог обходиться неделями, таща на себе и за собой груз при любой температуре. Так и полк, и дивизия пополнились целой тысячей верблюдов. Многих пригнали под Астрахань из Средней Азии, из Туркмении и Казахстана. Эти животные были флегматично - спокойные, прирученные и привыкшие к человеку и к перевозке грузов. Местные же, взятые из самого центра калмыцких степей были другие. Диковатые, с норовом, но зато невероятно сильные и выносливые, они долго привыкали к командам и к армейской дисциплине.
Двигаясь сквозь пустынные солончаки « верблюжий полк» со всеми своими телегами, повозками выглядел как дикая орда Чингиз м-Хана. Когда-то, много сотен лет назад монгольские кочевники уже проходили здесь. Их войско также шло в клубах степной пыли, барабаня по ссохшейся земле ударами тысяч копыт, разрывая пустынный мираж ржанием уставших коней, ревом огромных верблюдов. Сашка смотрел со стороны, с небольшого пригорка на растянувшиеся по степи колонны их полка и думал о древней зловещей природе войны. Размышлял офицер о кровавых сражениях минувших времен. Представлял, как приближались монгольские полчища к стенам древнерусских городов и как верблюды катили к белокаменным стенам тараны и катапульты. И не мог взять в толк Саша, чем так привлекали земли его страны захватчиков с разных концов земли. Почему из века в век вторгались воины разных стран и народов на землю России? Неужели войны в этом большом, удивительном мире так неизбежны, как неизбежны пыльные бури в пустыне осенью. Война - есть явление природы?
Обучение верблюжьей кавалерии шло на ходу. Дивизия двигалась сквозь осенние пыльные бури. Шла освобождать от немцев столицу Калмыкии Элисту. Совсем не имея танков и бронемашин, 248-я шла со своей верблюжьей кавалерией навстречу полностью моторизованной 16-й танковой дивизии Вермахта. В рядах этой элитной немецкой части сражались танкисты, специально переброшенные в Калмыцкие степи из Африки. Имевшие опыт войны в условиях пустыни, пыльных бурь и экстремальных перепадов температур гитлеровцы чувствовали себя уверенно. Но и они не могли себе представить, что вместо танков Красной Армии им придется столкнуться с верблюдами Красной Армии.
Октябрь 1942 в Калмыцких степях был страшным. Неистовый ветер сменялся убийственной жарой. 902 «верблюжий полк» выйдя на рассвете из Хулхуты, попав в пыльную бурю, к обеду, окончательно сбился с пути. Бойцы падали от усталости и сшибающего с ног ветра. Пыль, песок, колючки били в лица солдат с такой силой, что появлялись кровавые раны, а глаза было опасно открыть даже на мгновение лошади ложились на землю и отказывались идти дальше. И лишь верблюды, раздраженно фыркая, брели в этой серо-желтой пыльной мгле сквозь ветер и песок за горизонт, навстречу красному степному солнцу. К вечеру в батальонах полностью закончилась питьевая вода. Жажда, иссушенной рукой, схватила за горло красноармейцев, с каждым часом сжимая обветренные кадыки все сильнее и сильнее. Всем хотелось пить так сильно, что уснуть на ночном привале было невозможно. Александр слышал, как калмыки шептались о старом кочевом способе спасения от жажды. Когда воины пустыни находились в полушаге от смерти из-за отсутствия влаги, они убивали своих верблюдов. Затем вскрывали саблями желудок у животных и находили там драгоценные запасы воды. Именно там, внутри себя, хранил верблюд свой драгоценный резерв воды. Тот резерв, который позволял ему не пить неделями, передвигаясь по бескрайним километрам пустыни. Офицер посмотрел на Машу. Она спала рядом, мирно сопела, поджав под себя ноги. Александр, расстелив свою лейтенантскую шинель, лег рядом с верблюдицей, стараясь не думать ни о воде, ни о дне завтрашнем. Он лежал на спине и пытался разглядеть где-то там, в вышине пустынного бескрайнего неба, южные серебряные холодные звезды. Желание их увидеть, прикоснуться мысленно к ледяному свету этих звезд помогало бороться с жаждой. Рядом с Сашей ворочались бойцы его взвода - 40 человек разных возрастов, национальностей и взглядов на жизнь. Обветренные лица, пропитанные потом и задубевшие на ветру гимнастерки. И еще верблюды, которые спали рядом. «Прямо разбойники пустыни какие-то с виду»,- подумалось Саше. Он улыбнулся,- «сорок разбойников и я - Али-Баба - лейтенант Красной Армии». Стало веселее и немного легче. Александр всеми силами старался не думать ни о жажде, ни о завтрашнем переходе по пустыне. И еще он переживал о верблюдах. Не перережут ли их калмыки, вспомнившие традиции кочевников. Особенно страшно было за Машку, с которой Саша как-то сдружился за время похода.
Под утро лейтенанта Филатова из беспокойного сна вырвали приказом командира полка. Майор Кроха доверил Сашкиному взводу разведку. Накануне, в штабной палатке Александр рассказал командиру, что верблюд чувствует воду за сотню километров, нужно просто довериться этим животным и они прямиком приведут полк к воде. Наверное, поэтому их послали первыми выдвинуться и вести за собой весь полк. Бойцы взвода и верблюды вышли в предрассветный утренний, степной туман. За ночь земля сильно остыла, отдав тепло небу. «Сорок разбойников» спали на ходу и брели , спотыкаясь, без сил за своими верблюдами. Лишь Али-Баба Филатов был бодр от того, что ему доверили такую ответственную задачу. Он то и дело проверял надежно ли укрепили минометы и ящики с боеприпасами на верблюжьи бока, нет ли перегруза. Тяжело, не быстро брел за степной горизонт отряд Филатова. Брел в песчаную неизвестность, навстречу смерти или воде. Единственной надеждой Александра , да и всего полка были верблюды. Командир верил, что они выведут бойцов к воде.
Однако к полудню отряд Филатова окончательно выбился из сил. Солдаты то и дело спотыкаясь и падая, шли, хватаясь за верблюжью упряжь, опираясь на крепкие бока кораблей пустыни. А верблюды, будто чувствуя что-то, упрямо шли вперед, увлекая за собой обессиленных людей. Песчаная буря стихла и сменилась абсолютным штилем. Воздух в пустыне стал тяжел и недвижим. Александр осмотрелся и заметил в трещине выжженной сухой земли стали появляться совсем маленькие кустики. С каждым шагом их становилось все больше и больше. Затем стали появляться даже небольшие деревца. Солдаты взвода воспряли духом, всем было ясно, что где-то совсем близко спасительная вода.
Александр первым увидел его. Поначалу показавшийся миражом среди редких деревьев стоял он, настоящий большой колодец. Рядом с ним громоздились, наползая друг на друга , какие-то полуразрушенные постройки. На штабных картах в планшете лейтенанта это место было обозначено как колодец Сянцик. Это было спасение. Этот колодец был жизнью. Саша не мог остановить своих бойцов, которые толкая друг друга, бросая на ходу винтовки, кинулись к источнику. Тщетно командир призывал их к порядку. Взвод черпал спасительную прохладную влагу котелками, касками, постепенно возвращаясь к жизни. Верблюды флегматично смотрели на радующихся, жадно пьющих людей и лишь, когда напился последний солдат, пошли на водопой. Бойцы взвода смотрели на них с благодарностью и уважением. Взвод понимал, что верблюды спасли всех от неминуемой смерти в пустыне.
После обеда к колодцу Сюнцик подтянулся и весь изможденный блужданием в пустыне 902-й полк. И в тот момент, когда солдаты, лошади, верблюды наслаждались спасительной влагой, в этот, казалось бы, счастливый миг, с трех сторон появились танки. Немецкие танки 16-й дивизии. Они поджидали, притаившись в засаде, пока к колодцу соберется весь полк.
Не успевших окопаться бойцов давили гусеницами. Верблюдов, метавшихся по степи, расстреливали из тяжелых пулеметов. Гитлеровские танкисты, смеясь, глядя на верблюдов полка, презрительно говорили «руссише паншер» - русские танки. Танков в полку действительно не было. Зато была стойкость и храбрость. Рота противотанковых ружей и офицеры штаба заняли круговую оборону у колодца. Подбив меткими выстрелами и гранатами три немецких машины, они решили не отступать и не сдаваться. Подмога, спасительная помощь пришла с неба. Эскадрилья ИЛов, с ревом пикируя на вражеские танки, спасла полк от полного разгрома. Фашисты отступили в повисшую над пустыней холодную тяжелую ночь. К рассвету возле колодца собрались все кто уцелел. От взвода Филатова осталась лишь половина. Верблюды убежали подальше в степь и Саша не надеялся увидеть больше ни Машу, ни других мохнатых помощников своего взвода. Все утро оставшиеся в живых окапывались в ожидании повторной атаки немцев. Затем стали собирать своих погибших. Это было невероятно мучительно. Тот, с кем еще вчера ты делил последний глоток воды сейчас лежит изрубленный железом до неузнаваемости. На глазах Саши Филатова и его бойцов блестели слезы.
И в этот тяжелый для взвода момент вдруг, откуда ни возьмись, появились они. Верблюды. Первой шла Машка, а за ней вереницей к позициям полка неторопливо брели остальные. Животные привыкли, прикипели к этим странным существам - людям. Несмотря на то, что эти люди вечно что-то взрывали, стреляли друг в друга, куда-то шли, нарушая вековой покой и безмолвие пустыни. Но верблюды считали человека своим другом. И Машка тоже считала своим другом Сашу, странного неуклюжего человека, который спас ее однажды.
Погибших похоронили, накрыв плащ-палатками в одной братской могиле. На похоронах майор Кроха и политрук полка Шаренко сказали то, что должны говорить командиры в таких случаях. После траурного салюта яму с убитыми засыпали тяжелой степной землей. И еще одной братской могилой в южной степи стало больше.
А затем пошел дождь. Небо, как казалось Сашке, оплакивало погибших крупными каплями слез. Полк двинулся дальше по размокшей дороге навстречу новым боям. Бойцы видели трупы расстрелянных немцами верблюдов. Их подгнившим на солнце мясом уже начали лакомиться вездесущие падальщики - вороны и шакалы. Когда последний взвод 902 полка скрылся за горизонтом, и на землю спустилась дождливая тревожная ночь, шакалы принялись разрывать неглубокую братскую могилу у колодца Сянцик…