Гёте, Лермонтов, Анненский
Существует огромное количество переводов стихотворения Гёте "Ночная песнь странника" (Wandrers Nachtlied):
Über allen Gipfeln
Ist Ruh,
In allen Wipfeln
Spürest du
Kaum einen Hauch;
Die Vögelein schweigen im Walde.
Warte nur, balde
Ruhest du auch.
Самый известный, разумеется, - "Горные вершины" Лермонтова, хотя это и не перевод в собственном смысле слова.
Иннокентий Анненский перевел это стихотворение в начала XX века, стараясь довольно точно воспроизвести ритмический рисунок и образность:
Над высью горной
Тишь.
В листве, уж чёрной,
Не ощутишь
Ни дуновенья.
В чаще затих полёт…
О, подожди!.. Мгновенье -
Тишь
И тебя… возьмёт.
Правда, В. М. Жирмунский в своей книге "Гёте в русской литературе" находил, что Анненский привнёс в этот перевод "ужас близкой смерти, типичный для упадочных настроений его собственной лирики", чего у Гёте никак быть не могло в силу его ясного и светлого "олимпийского" мироощущения.
С этой точки зрения, "Горные вершины", конечно, гораздо ближе к оригиналу Гёте по настроению, хотя от начального текста не осталось практически ничего, кроме очень общей слабой сюжетной канвы.
Über allen Gipfeln
Ist Ruh,
In allen Wipfeln
Spürest du
Kaum einen Hauch;
Die Vögelein schweigen im Walde.
Warte nur, balde
Ruhest du auch.
Самый известный, разумеется, - "Горные вершины" Лермонтова, хотя это и не перевод в собственном смысле слова.
Иннокентий Анненский перевел это стихотворение в начала XX века, стараясь довольно точно воспроизвести ритмический рисунок и образность:
Над высью горной
Тишь.
В листве, уж чёрной,
Не ощутишь
Ни дуновенья.
В чаще затих полёт…
О, подожди!.. Мгновенье -
Тишь
И тебя… возьмёт.
Правда, В. М. Жирмунский в своей книге "Гёте в русской литературе" находил, что Анненский привнёс в этот перевод "ужас близкой смерти, типичный для упадочных настроений его собственной лирики", чего у Гёте никак быть не могло в силу его ясного и светлого "олимпийского" мироощущения.
С этой точки зрения, "Горные вершины", конечно, гораздо ближе к оригиналу Гёте по настроению, хотя от начального текста не осталось практически ничего, кроме очень общей слабой сюжетной канвы.