Ад. Совесть. “Карамазовы”
А. Зеркалов, “Этика Михаила Булгакова”:
“Воландов «ад». Читателю показана лишь одна картина, сатанинского бала, и этого достаточно: «Там нет ни тьмы, ни жаровен, ни чертей» (Киплинг). Там веселятся, пируют, развратничают - гигантская «афинская ночь», как было отмечено. Но тут же показана и душа, покаранная муками совести, - Фрида.
Напрашивается такое предположение: при помощи таких мучений очищаются только те, кто имел совесть всегда; муки игемона после гибели Иешуа настойчиво подчеркиваются. Напротив, гости сатаны продолжают злодействовать на пороге бального зала: «…Кто-то в черной мантии, которого следующий… ударил в спину ножом» (681)” [218-219].
В общем, муки совести - “лишь для тех, кто принес совесть с собою” [219]. Тем временем совесть совести рознь: о Пилате пишут, мол, нехорошо, что он только из-за Иешуа терзается, между тем как много чего натворил (вот, например, Иуду заказал, а убивать нехорошо).
Если бы А. Зеркалов дописал “Этику”, он точно упомянул бы то, что ад для совестливых был описан карамазовским чертом, гостем Ивана Федоровича:
“- Какие муки? Ах и не спрашивай: прежде было и так и сяк, а ныне все больше нравственные пошли, "угрызения совести" и весь этот вздор. <…> Ну и кто же выиграл, выиграли одни бессовестные, потому, что ж ему за угрызения совести, когда и совести-то нет вовсе. Зато пострадали люди порядочные, у которых еще оставалась совесть и честь... <…> Древний огонек-то лучше бы”.
“Древний огонек” у Булгакова достался московскому аду, который угрызениям не подвластен. А обитатель этого ада Бездомный-Понырев практически лишается памяти, как жительница настоящего ада Фрида - совести. По-другому ни в Москве 30-х годов, ни в аду не выживешь.