Каждая ДНРовская и ЛНРовская гнида ответит за его убийство.
И ты, кот Мурз
kenigtiger, ублюдок - тоже ответишь.
«Его отправят в Крым и будут судить как террориста». В Херсоне похитили терробороновца Лапчука
04 апреля, 2022 22:31Более недели жительница Херсона Алена Лапчук разыскивает своего мужа - 48-летнего бывшего военного и полицейского Виталия. 27 марта Виталия, Алену и их сына похитили люди с флажками «ДНР» на форме. С мешками на головах семью Лапчуков отвезли в местный участок полиции, где допрашивали и избивали. Женщину и сына отпустили.
А Виталий остался в плену у оккупантов.
Дальше - рассказ Алены Лапчук.
«Он, как обычно, кого-то вытаскивал и спасал»
24 февраля я проснулась от ужасного грохота. Наш дом за городом, через поле от военного аэродрома в Чернобаевке - громкие взрывы доносились оттуда.
Мой муж Виталий в это время был в Киеве, там он работал в Государственном агентстве резерва Украины.
Я ему сразу позвонила по телефону: «Началась война. Что мне делать? Прыгать в машину и ехать к тебе?»
Но уехать уже было невозможно, казалось, что накрыть могло где угодно.
Мы с сыном спустились в подвал, а Виталий отменил командировку в Ахтырку и отправился в Херсон.
Ему удалось приехать на следующий день, 25 февраля.
Сидеть не мог. Сразу пошел на Антоновский мост, помогал ОБСЕ, фотографировал наших погибших ребят, расстрелянные машины.
Потом пошел в военкомат. Ему сказали, что дадут оружие, но он должен ехать в Кропивницкий. Виталий не понимал, зачем куда-то ехать, если нужно защищать Херсон. В конце концов, муж вступил в территориальную оборону города. И после этого я его фактически не видела - он отправился на сборы. Вернулся, когда началось наступление и нас окончательно оккупировали.
Виталий еще ходил на митинги, которые проводили под лозунгами «Херсон - это Украина».
Я его предупреждала, что там отлавливают людей, стреляют.
Но он не обращал внимания и кого-то вытаскивал оттуда, спасал.
Вы все - террористы
Утром 27 марта Виталий с товарищем поехали в соседнее село искать бензин.
Через час, в 10:00, я ему позвонила. Сначала он не брал трубку, потом сбрасывал и наконец выключил телефон. Я начала нервничать, потому что знала, какая ситуация в нашем городе: людей похищают, пытают, увозят неизвестно куда.
Позвонила младшему сыну за границу, он посоветовал обратиться на горячую линию Уполномоченного Верховной Рады по правам человека.
Я звонила туда много раз, но мне постоянно отвечали, чтобы я подождала свободного оператора.
Около 13:00 позвонил Виталий и попросил открыть ему дверь. Передо мной стоял человек, которого я не могла узнать, его лицо было кровавым месивом, перебиты нос и челюсть, кровь капала и заливала глаза, куртку. У моей 75-летней матери случилась истерика.
В дом вошли девять вооруженных мужчин в военной форме с флажками «ДНР».
Они знали про нас все. Что у меня есть бизнес, заправка в соседнем селе, и как нас зовут.
Они начали обыск, забрали пять мобильных телефонов, четыре ноутбука. Понятно, что в социальных сетях были сообщения против «русского мира». В моем телефоне они увидели десятки звонков на горячую линию Уполномоченного по правам человека. Я подтвердила, что оставила заявку.
Они взяли наши документы, начали переписывать место регистрации и уточнять, постоянно ли мы здесь живем. В этот момент мы все были в доме моей мамы.
Я не могла успокоиться, кричала, спрашивала, почему они избили Виталия, почему пришли с оружием в наш дом и наш город. На что в ответ услышала угрозы, и что у меня «сейчас полетят зубы».
Виталий постоянно твердил одному из военных: «Ты как офицер дал слово, что вы не будете трогать семью».
После этого нам с мужем и старшим сыном на голову надели пакеты, связали руки и сказали: «Вы все - террористы».
Нас посадили в разные машины и увезли в главное управление Нацполиции.
Наш автомобиль, который стоял во дворе, они тоже забрали.
Мы приехали туда где-то в 15:00.
Нас отвели в разные комнаты.
Я слышала, как за стеной допрашивали мужа, ему задавали вопросы, он что-то говорил.
На что ему отвечали: «Спустимся вниз».
Я знаю, что внизу комнаты без окон, где людей бьют. И вот до меня периодически доносилось: «спустимся вниз», «спустимся вниз».
Еще они говорили мужу: «Нам нужно узнать цепочку, нам нужно вычислить всех».
У нас с сыном взяли отпечатки пальцев, ДНК, сфотографировали в анфас и профиль.
Сына забирали на допрос. Со мной просто «провели беседу».
Пока я сидела, пришлось выслушать столько бреда. Что-де украинской национальности не существует, мы ненастоящие.
- Зачем вы сюда пришли? - спрашивала я у них.
- Спасти вас от бандер и от нациков.
- Я сижу сейчас перед тобой с пакетом на голове. Я, русскоязычная жительница Херсона. Кто я? Бандеровка?
- Нет, ты не бандеровка. Ты нацистка.
- У меня мама украинка, а папа - еврей. Как я могу быть нацисткой?
Эти разговоры были очень трудными. А самыми жестокими были те, у кого на форме был флаг «ДНР». Они еще ходили и щелкали затворами - пугали нас так.
В час ночи мне сказали, что я могу идти. Сына и мужа они не отпускали. Я снова устроила скандал. Кричала, что они убили моего мужа, а теперь хотят и с сыном сделать то же самое. Меня было не остановить.
Они угрожали, что завтра придет военная полиция, и будет еще хуже.
«Хуже уже некуда. Убивайте и меня», - отвечала я им.
Потом вошел мужчина в форме, следователь, и сказал, что Виталий признался в терроризме.
В это было невозможно поверить. Как сильно они били моего мужа, если ему пришлось такое сказать!
Я спрашивала, как мне его спасти?
«Его отправят в Крым, в россию. И будут судить как военного террориста. Он признался во всем. Его можно только обменять», - отвечал тот же следователь, у которого на рукаве формы была надпись «Вежливые люди».
«Я не знаю, жив ли мой муж»
Они отпустили нас с сыном. В час ночи вывезли в город и выпустили.
Не считались с комендантским часом и с тем, что нас могут расстрелять.
Мы шли медленно, крадучись часа четыре, чтобы не наткнуться на патруль.
В 5 утра добрались до нашего дома. Пока нас не было, в него попала ракета.
Она повредила крышу, окна, лестницу на второй этаж, мебель, ковер просто сгорел.
Вокруг были груды кирпича, пыли. Хотя все соседние дома вокруг остались целыми.
Мы взяли немного вещей и быстро ушли оттуда.
Сейчас все люди, знающие нашу историю, говорят, что нам чудом удалось спастись.
Не знаю, на что рассчитывали оккупанты.
Возможно, думали, что нас расстреляют по дороге.
Или что мы будем дома во время ракетных обстрелов.
Но самое худшее, что я не знаю, что с моим мужем.
Его сослуживцы подтверждают, что будто бы он есть в списках на обмен.
Сын отправил письма в международные организации.
Я написала нашему мэру, депутатам, подавала обращения - пока все безрезультатно.
У нас даже нет подтверждения, жив ли до сих пор Виталий.