Оливер Кромвель-4
Оливер Кромвель свое парламентское время даром не терял, периодически выступая против епикопов вообще и архиепископа Лода в частности. Надо сказать, что хотя он и выглядел неряхой и простаком, в парламенте у него было 17 родственных связей, причем довольно значительных (Сент-Джон, например). А внимание своих кузенов и прочих он привлек, выступив сразу же по поводу ситуации с Джоном Лилберном, которого держали в тюрьме просто потому, что он был пуританином, хотя формально этот выходец из джентри был обвинен в контрабанде нелицензированной литературы - всё той же пуританской литературы, которую он ввез из Нидерландов, где она и печаталась.
"Freeborn John", Джон Лилберн
В тюрьме с Лилберном не церемонились настолько, что можно только удивляться, как этот довольно тщедушный малый вообще выжил. Не иначе, ему кто-то тайком помогал справится с последствиями наказаний плетьми, например, который было несколько. В истории он остался как Freeborn John, и был, пожалуй, именно тем человеком, который через свою судьбу показал, за что именно поднялись англичане. Вера верой, но Лилберн проповедовал права человека в системе, представьте, и именно этого хотели все, кого топтала власть короля, лордов и епископов. Кромвель сумел добиться освобождения Лилберна в ноябре 1640 года.
Не то чтобы свобода радостно встретила Лилберна у выхода из узилища (по тюрьмам и ссылкам, с краткими передышками, он проведет всю оставшуюся жизнь - ведь парламентариев права человека на практике заботили ничуть не больше, чем роялистов), но он как-то успел жениться на совершенно исключительной женщине, и дальнейшие приключения этой парочки дают фору многим историям о ссыльных и их подругах (англичане намного меньше церемонились с политическими заключенными, чем "кровавый царский режим" России XX века). Прочтите что найдете по Elizabeth Dewell (Lilburne), не пожалеете.
Но вообще-то парламенту на тот момент было несколько не до частностей - Пим хотел в первую очередь избавиться от всех, кто ему казался опасным, а за тем, чего желал Пим, следовал и весь парламент. Не знаю, можно ли обычного человека назвать "злым гением" нации, тем более если этот человек всегда хотел эту нацию осчастливить, но власть в парламенте у Джона Пима была полная, и именно пользуясь этой властью он привел нацию к гражданской войне. Точнее, так - полная власть у него была над палатой общин, которую он стремился вывести на управляющую государством и законом роль, оставив палате лордов роль печати под решением палаты общин. И тех, кто не был вместе с Пимом, тот имел тенденцию считать врагами нации, что по тем временам было смертельно опасно. К тому же, у Пима была обширнейшая сеть осведомителей по всей стране и, в особенности, в Лондоне, так что осведомленность его была абсолютной.
Джон Пим
Не будучи специалистом по этому периоду истории, я не возьмусь утверждать, разжигал ли сам Пим беснование лондонской толпы через свою сеть информаторов, которая, разумеется, реботала в обе стороны, или просто, зная точно о настроениях на улицах, выражал их в парламенте, чтобы выглядеть как политик, за которым стоит народ. Его конечной целью было лишение палаты лордов их роли вершителей судеб нации, потому что верхняя палата решала, быть или не быть. Чтобы внести в палату лордов раздрай, Пим потребовал исключения из нее лордов духовных, то есть епископов, обвинив их в том, что они пытаются вернуть англиканскую церковь в лоно католической религии, и тем самым совершают государственную измену. Кстати, в палате лордов тоже сидели пуритане, на тот момент находившиеся в полном согласии с Пимом - граф Эссекс (Роберт Деверё), граф Уорвик (Роберт Рич), граф Бедфорд (Фрэнсис Расселл), Оливер Сент-Джон и виконт Сэй (Уильям Файнс). Впрочем, что касается лордов, то большинство их просто хотели обуздать авторитарный стиль правления короля, и последующие события стали для них шоком, но уж что получилось.
В целом на тот момент общим настроением общества было избежать военных ужасов, подобных ужасам Тридцатилетней войны, на английской земле. Практически только Джон Пим и ещё несколько его единомышленников были настолько радикальны, чтобы заставить англичан воевать против своего же короля. По для Пима и, как он верил, для власти парламента, единственно правильной власти, было жизненно важным избавиться от короля или хотя бы от его права арбитра, который в конечной инстанции решал, какие парламентские начинания отклонить, а какие одобрить. Дело в том, что Джон Пим был абсолютно уверен, что никакие попытки повлиять на короля не приведут ни к чему. Чарльз просто уйдет из ситуации, или мило согласится со всеми требованиями, чтобы тут же выкинуть их из головы и продолжать свою линию. Скорее всего, Пим в этом своем суждении не ошибался. Тем не менее пока король уверенно стоял у государственного руля, его можно было ослабить хотя бы лишив людей, которые могла бы подсказать ему что-то здравое.
Добившись казни бедняги Страффорда, Пим взялся за духовных лордов. Каким-то образом Пиму удалось собрать под петицией 15 000 подписей практически за несколько месяцев работы Долгого Парламента. Подписывали ее лондонцы, и даже палата общин, находившаяся под чарами Пима с его соратниками, не решилась дать ей ход как таковой - всем было понятно, что как минимум половина подписей была подделкой. Тем не менее в мае 1641 Оливер Сент-Джон составил на основании данной петиции документ, получивший название Root and Branch Bill, призывающий сначала обрубить у власти епископов ветви, а затем выкорчевать ее с корнем. А представил проект этого билля в палате не кто иной как Оливер Кромвель. Пока что в компании с более рафинированным Генри Вейном - для представлений такой степени важности парламентский вес одного Кромвеля был совершенно недостаточным.
Генри Вейн был тогда очень молод, ему не было и 30, но он происходил из семьи "старой крови", так что в 23 года его даже губернатором в колонии сделали благодаря просьбе отца, желающего выбить из развеселого ещё недавно отпрыска дурь радикального пуританства. Ну кто ж знал, в в Массачусеттс Бэй юный Вэйн первым делом нарвется на Анну Хатчинсон. Эта мать пятнадцати детей, неплохо образованная, вела что-то вроде кружка по обсуждению библии у себя дома, еженедельно. И, разумеется, имела по поводу толкований смутных библейских пассажей свое собственное мнение, с официальной линией не совпадавшее. Духовным отцам колонии эта радикальная самодеятельность совершенно не понравилась, и они обвинили Хатчинсон и ее последователей в ереси. И посреди такого кризиса на них свалился юный балбес из Лондона, первым делом патриотично предложивший поднять над Бостоном знамя св. Георгия. Но это же были пуритане... Для многих крест на знамени был символом папизма, представьте. Таким образон Вейн нажил сходу энное количество врагов. Там много всякого было, и в результате молодой человек вернулся в Англию в твердейшем убеждении, что всякую духовную власть любого толка надо держать как можно дальше от власти административной и светской. Именно поэтому он так проталкивал билль.
Генри Вейн-младший
Тем не менее, парламент - это парламент, то есть там ничто не является тем, чем кажется. Председатель религиозной комиссии сэр Эдвард Дерринг дал добро на представление этого радикализма по единственной причине: он хотел напугать добрых парламентариев достаточно, чтобы они поддержали Bishops Exclusion Act, который "всего лишь" изгонял епископов из парламента. Это стало понятно только тогда, когда Root and Branch Bill был передан на рассмотрение комиссии, где председательствовал сэр Эдвард, но стратегия действительно сработала, хотя только отчасти. Билль о Корнях и Ветвях был тихо похоронен в пыли архивов комиссии, но и Билль об Исключении Епископов показался лордам слишком революционным. И кто его знает, как бы оно всё повернулось, но тут, в октябре 1641 года, полыхнуло в Ирландии. Тамошним католикам надоело, что король как бы и не считает их больше полноценными своими подданными.
Сэр Эдвард Дерринг
"Freeborn John", Джон Лилберн
В тюрьме с Лилберном не церемонились настолько, что можно только удивляться, как этот довольно тщедушный малый вообще выжил. Не иначе, ему кто-то тайком помогал справится с последствиями наказаний плетьми, например, который было несколько. В истории он остался как Freeborn John, и был, пожалуй, именно тем человеком, который через свою судьбу показал, за что именно поднялись англичане. Вера верой, но Лилберн проповедовал права человека в системе, представьте, и именно этого хотели все, кого топтала власть короля, лордов и епископов. Кромвель сумел добиться освобождения Лилберна в ноябре 1640 года.
Не то чтобы свобода радостно встретила Лилберна у выхода из узилища (по тюрьмам и ссылкам, с краткими передышками, он проведет всю оставшуюся жизнь - ведь парламентариев права человека на практике заботили ничуть не больше, чем роялистов), но он как-то успел жениться на совершенно исключительной женщине, и дальнейшие приключения этой парочки дают фору многим историям о ссыльных и их подругах (англичане намного меньше церемонились с политическими заключенными, чем "кровавый царский режим" России XX века). Прочтите что найдете по Elizabeth Dewell (Lilburne), не пожалеете.
Но вообще-то парламенту на тот момент было несколько не до частностей - Пим хотел в первую очередь избавиться от всех, кто ему казался опасным, а за тем, чего желал Пим, следовал и весь парламент. Не знаю, можно ли обычного человека назвать "злым гением" нации, тем более если этот человек всегда хотел эту нацию осчастливить, но власть в парламенте у Джона Пима была полная, и именно пользуясь этой властью он привел нацию к гражданской войне. Точнее, так - полная власть у него была над палатой общин, которую он стремился вывести на управляющую государством и законом роль, оставив палате лордов роль печати под решением палаты общин. И тех, кто не был вместе с Пимом, тот имел тенденцию считать врагами нации, что по тем временам было смертельно опасно. К тому же, у Пима была обширнейшая сеть осведомителей по всей стране и, в особенности, в Лондоне, так что осведомленность его была абсолютной.
Джон Пим
Не будучи специалистом по этому периоду истории, я не возьмусь утверждать, разжигал ли сам Пим беснование лондонской толпы через свою сеть информаторов, которая, разумеется, реботала в обе стороны, или просто, зная точно о настроениях на улицах, выражал их в парламенте, чтобы выглядеть как политик, за которым стоит народ. Его конечной целью было лишение палаты лордов их роли вершителей судеб нации, потому что верхняя палата решала, быть или не быть. Чтобы внести в палату лордов раздрай, Пим потребовал исключения из нее лордов духовных, то есть епископов, обвинив их в том, что они пытаются вернуть англиканскую церковь в лоно католической религии, и тем самым совершают государственную измену. Кстати, в палате лордов тоже сидели пуритане, на тот момент находившиеся в полном согласии с Пимом - граф Эссекс (Роберт Деверё), граф Уорвик (Роберт Рич), граф Бедфорд (Фрэнсис Расселл), Оливер Сент-Джон и виконт Сэй (Уильям Файнс). Впрочем, что касается лордов, то большинство их просто хотели обуздать авторитарный стиль правления короля, и последующие события стали для них шоком, но уж что получилось.
В целом на тот момент общим настроением общества было избежать военных ужасов, подобных ужасам Тридцатилетней войны, на английской земле. Практически только Джон Пим и ещё несколько его единомышленников были настолько радикальны, чтобы заставить англичан воевать против своего же короля. По для Пима и, как он верил, для власти парламента, единственно правильной власти, было жизненно важным избавиться от короля или хотя бы от его права арбитра, который в конечной инстанции решал, какие парламентские начинания отклонить, а какие одобрить. Дело в том, что Джон Пим был абсолютно уверен, что никакие попытки повлиять на короля не приведут ни к чему. Чарльз просто уйдет из ситуации, или мило согласится со всеми требованиями, чтобы тут же выкинуть их из головы и продолжать свою линию. Скорее всего, Пим в этом своем суждении не ошибался. Тем не менее пока король уверенно стоял у государственного руля, его можно было ослабить хотя бы лишив людей, которые могла бы подсказать ему что-то здравое.
Добившись казни бедняги Страффорда, Пим взялся за духовных лордов. Каким-то образом Пиму удалось собрать под петицией 15 000 подписей практически за несколько месяцев работы Долгого Парламента. Подписывали ее лондонцы, и даже палата общин, находившаяся под чарами Пима с его соратниками, не решилась дать ей ход как таковой - всем было понятно, что как минимум половина подписей была подделкой. Тем не менее в мае 1641 Оливер Сент-Джон составил на основании данной петиции документ, получивший название Root and Branch Bill, призывающий сначала обрубить у власти епископов ветви, а затем выкорчевать ее с корнем. А представил проект этого билля в палате не кто иной как Оливер Кромвель. Пока что в компании с более рафинированным Генри Вейном - для представлений такой степени важности парламентский вес одного Кромвеля был совершенно недостаточным.
Генри Вейн был тогда очень молод, ему не было и 30, но он происходил из семьи "старой крови", так что в 23 года его даже губернатором в колонии сделали благодаря просьбе отца, желающего выбить из развеселого ещё недавно отпрыска дурь радикального пуританства. Ну кто ж знал, в в Массачусеттс Бэй юный Вэйн первым делом нарвется на Анну Хатчинсон. Эта мать пятнадцати детей, неплохо образованная, вела что-то вроде кружка по обсуждению библии у себя дома, еженедельно. И, разумеется, имела по поводу толкований смутных библейских пассажей свое собственное мнение, с официальной линией не совпадавшее. Духовным отцам колонии эта радикальная самодеятельность совершенно не понравилась, и они обвинили Хатчинсон и ее последователей в ереси. И посреди такого кризиса на них свалился юный балбес из Лондона, первым делом патриотично предложивший поднять над Бостоном знамя св. Георгия. Но это же были пуритане... Для многих крест на знамени был символом папизма, представьте. Таким образон Вейн нажил сходу энное количество врагов. Там много всякого было, и в результате молодой человек вернулся в Англию в твердейшем убеждении, что всякую духовную власть любого толка надо держать как можно дальше от власти административной и светской. Именно поэтому он так проталкивал билль.
Генри Вейн-младший
Тем не менее, парламент - это парламент, то есть там ничто не является тем, чем кажется. Председатель религиозной комиссии сэр Эдвард Дерринг дал добро на представление этого радикализма по единственной причине: он хотел напугать добрых парламентариев достаточно, чтобы они поддержали Bishops Exclusion Act, который "всего лишь" изгонял епископов из парламента. Это стало понятно только тогда, когда Root and Branch Bill был передан на рассмотрение комиссии, где председательствовал сэр Эдвард, но стратегия действительно сработала, хотя только отчасти. Билль о Корнях и Ветвях был тихо похоронен в пыли архивов комиссии, но и Билль об Исключении Епископов показался лордам слишком революционным. И кто его знает, как бы оно всё повернулось, но тут, в октябре 1641 года, полыхнуло в Ирландии. Тамошним католикам надоело, что король как бы и не считает их больше полноценными своими подданными.
Сэр Эдвард Дерринг