Скупой сказочник (часть-1.4.)
Дядюшка Крыс почесал в затылке… Потом еще раз. Сначала он сделал это совсем по-человечески - передней лапкой, а потом - как и полагается делать крысе - задней. Не потому, что обдумывал нечто важное. Просто давно чесалось, а при мышонке чесаться казалось неудобным.
Он очень много знал, не только для крысы, но и для иного человека. Он слыл в своем кругу мудрецом и философом, но слыть - вовсе не значит быть. Правда иногда приходится соответствовать. И вовсе не для вида.
Люди говорят, что нельзя прыгнуть выше головы. Но крысы это умеют. Люди говорят, что нельзя войти в одну и ту же реку, но великий часовщик доказал, что и это возможно.
Мышонку предстоит доказать, что вовсе не нужно быть записным героем, для того, чтобы совершить подвиг.
Старый крыс ничего не должен был доказать.
Никому.
Он просто сделал то, что должен был сделать.
Теперь от него ничто уже не зависело. Сделалось тревожно и тоскливо.
Теперь он думал о том, все ли сделал правильно. Даже более того, правильно ли он сделал, что вообще что-то сделал, а?
«Делай, что должно, и будь, что будет!» - твердили крестоносцы и следовали этому принципу, с упорством, достойным лучшего применения. А что они сделали путного в результате?
Дядюшка Крыс осмотрел огромную, будто набережная портового города каминную полку.
«Где-то теперь наш неугомонный мышонок?» - спросил он.
«ТАМ-М-М-М-М!» - ответили часы с волшебными стрелками.
Рокот шестеренок умолк. Теперь чудесные часы мастера Букса тикали мирно, будто самые обычные часы.
О перемещениях во времени написано во многих книгах. Но перемещение - это перемена места. Путешествие - шествие по пути. Даже если ты стоишь и дремлешь, как городовой на ночном дежурстве или сидишь за столом и складываешь сказку - ты следуешь своим путем или блуждаешь глухими окольными тропами.
Со временем все иначе. Не перемещение и не путешествие, а перебытие - потому что вот, извольте, ты был здесь и сейчас, а стал там и тогда. Конечно, любое перемещение-путешествие осуществляется как в пространстве, так и во времени, но когда время линейно, а пространство - объемно.
Но если время становится объемным, то можно лишь сделать шажок в сторону и пространство - планета и солнце сами метнутся во времени прочь и переменится все.
А можно сделать шаг вперед или назад, или вбок и вглубь.
Вот какие-то подобные озарения пронеслись в голове Ефстафия когда он сделал шажок подле часов с волшебными стрелками.
Будто вспышки фейерверка взрывались они перед его мысленным взором. И, разумеется, он ничего не понял, но просто запомнил кое-что на будущее, чтобы понять, когда поумнеет.
Полезная, знаете ли, у него привычка, а?
Он сделал шаг и ощутил что-то вроде пинка. Но пинок в пространстве, даже если это пинок не какого-нибудь хулигана, а самого мироздания - это просто больно и обидно. А пинок во времени - это нечто совсем другое! Знать бы что?
И очутился в другом месте и другом времени.
Даже не так. Не очутился. Он нашел себя в другом месте и в другое время и сразу доподлинно понял, где и когда находится. Почему? Да потому, что он ведь сам проделал весь путь. Часы придали ему нужное ускорение и указали направление, а дальше - все сам.
И вот прописные. Тривиальные и глубокие истины перестали мелькать перед взором. Ведь именно они, а не пейзаж пролетают мимо нас при движении во времени.
И, мышонок обрел способности видеть.
Увиденное ему не понравилось.
Рука.
Человеческая рука.
Она в любой момент могла заграбастать маленького мышонка.
Ефстафий весь передернулся.
Мыши, как известно, стараются держаться от людей поодаль.
Но рука не двигалась.
Ее владелец спал и видел сны. Или нет? Мышонок вспомнил, что Сказочник - Черный Ловец сказок - спал тяжелым сном без сновидений.
Это нужно было исправить!
И маленькому, фиолетовому, волшебному мышонку это было вполне по силам.
Рука безвольно свешивалась с дивана, под которым затаился, дыша через раз, мышонок.
О, Ефстафий хорошо рассмотрел эту руку. Пальцы тонкие и какие-то узловатые, коротко подрезанные ногти и мозоль от карандаша на среднем пальце, но не это главное! Линия жизни долгая и извилистая, дважды прерывалась - один раз в прошлом и другой раз в будущем, но продолжала упорно разрезать ладонь. А линия любви была короткой и похожей на давний шрам…
Ефстафий мало смыслил в хиромантии. Вот дядюшка Крыс - тот съел много древних и современных пособий по этой науке и мог бы увидеть в этой руке куда больше смысла. Но для мышонка эта рука была в первую очередь частью опасного человека в самой непосредственной близости от его носика.
Ефстафий собрался в комок и пулей преодолел комнату. Затаившись под книжным шкафом, он передохнул.
Теперь человек был виден ему весь. Он спал на диване в черной одежде - сюртучной паре в тонкую белую полоску и стоптанных востроносых лаковых туфлях, чьи носы напоминали клювы воронов. Седые пепельные волосы разметались по черной коже дивана. Лица не разглядеть.
Черный Ловец сказок спал в неудобной позе, и сразу было видно, что ничего доброго ему не снится.
Какими глухими окольными тропами блуждала его душа?
Приснись ему, как же...
Но Ефстафий сосредоточился и приснился...
Он очутился на черной пустоши под небом серым как зола в камине. То ли белая безлунная ночь, то ли день подобный ночи.
Но сон имеет свои законы, и мышонок знал их неплохо. Это не были день или ночь. Нет. Это вечные сумерки темной стороны, где пребывала во сне душа Сказочника.
Ефстафий понял это, едва задал себе вопрос о времени суток.
Как скверно! Как далеко все зашло. Мышонок и подумать не мог, что Сказочник в своей боли провалился во тьму так глубоко. Но исправить можно почти все, особенно во сне, особенно если ты мышонок, который снится.
И Ефстафий пустился вверх по склону каменистого холма среди редких былинок черной травы к остроплечему угловатому силуэту на вершине.
Черный человек в широкополой шляпе сидел, отставив больную ногу... Мышонок почувствовал, что нога донимает этого человека. Когда-то на войне вражеский солдат... Да, Сказочник воевал когда-то.
- Кто это? - встрепенулся черный человек, услышав приближение мышонка.
- А это я, - пропищал мышонок.
- Ты не похож на новую сказку...
- А я и не сказка.
- Странно. Я всегда нахожу сказки.
- Так уж и всегда? - Мышонок почувствовал, что от страха наглеет.
- Да.
- А я сон.
- Сон?
- Сон.
- Какой маленький, нелепый сон...
- Уж какой есть.
- Значит, я сплю?
- Ну, если я снюсь, то уж точно.
- И ты мне снишься?
- Какой-то у нас глупый разговор, не находите?
- А о чем мне разговаривать с мышонком цвета чернил?
- Вы же сказочник... Вот и расскажите сказку.
- Я не рассказываю сказок. Я их сочиняю.
- Ну, кто кого сочиняет, еще вопрос. Но даже если допустить, что именно вы и именно сочиняете сказки, то зачем, если их никто не слышит?
- Когда-нибудь я продам их все. И стану богат и знаменит. И у меня начнется новая жизнь.
- А сейчас у вас, видимо, старая жизнь... И она вам не нравится?
- Разве это жизнь, - поморщился Сказочник, - разве жизнь?..
Мышонок нахохлился.
Пусто было вокруг. И холодно. И могильным холодом веяло от черного Сказочника. И боль в его раненой ноге, и боль в сердце были холодными. И зеленые глаза - единственные острова цвета в этом кошмаре серости и черноты сияли холодным светом.
- Давайте проверим, правильно ли я вас понял? - Сказал Ефстафий сердито.
- Давай...
- Сейчас вы не живете, а только готовитесь жить, когда-то в далеком будущем, когда...
- Можно сказать и так.
- И вы ни разу не пробовали?
- Что?
- Ну, жить?
- Что ты имеешь в виду?
- Надо же потренироваться! А то вдруг у вас случится тот самый миг, когда сбудется мечта. Наступит звездный час. Придет время поступков и настанет пора жить. Жить поживать и добра наживать. Долго и счастливо, как в сказке... А вы не сумеете. Потому что не готовы. Не знаете, как это делается, а?
Когда Ефстафий снился, то иногда бывал таким смелым и умным, что сам поражался этому. Ведь в реальной жизни, сколько себя помнил, он ни умным, ни уж тем более смелым никогда себя не чувствовал.
Но во сне, где он был мастер и хозяин, он мог быть умнее, талантливее, чище и лучше себя самого, потому что ему помогали все те, кому он снился.
И Ефстафий тогда понимал, что занимается своим делом. Снить сны - его призвание и предназначение. Ибо только тот, кто занимается тем, чему предназначен судьбой может быть умнее, отважнее, талантливее, лучше и чище себя самого - в своем деле.
А тот, кто занимается не своим делом, а просто «работу работает» всегда умнее и лучше того, что сделал.
Вот тут Сказочник взглянул на мышонка с интересом. Вернее, как показалось Ефстафию, из глаз Черного Ловца сказок на него взглянул именно Сказочник... Стало быть, может быть и не зря все?
- Значит, ты хочешь, чтобы я рассказал тебе сказку? - С недоверием поинтересовался черный человек...
- Да. А что?
- Вот просто так, взял да и рассказал?
- Да. А что?
- Что-то в этом есть, - задумался Сказочник, - какой-то в этом вызов. А с другой стороны... Если ты - мой собственный сон... Ведь ты мне снишься?
- Снюсь.
- Значит ты мой собственный сон, так?
- Сон. Ваш. Но не ваш собственный, - честно уточнил мышонок.
- Не вижу разницы...
- Если вы чего-то не видите, то это вовсе не значит, что его нет, - заметил Ефстафий негромко, будто сам себе, - но не станем отвлекаться на пустяки. Я ваш сон, поскольку я вам снюсь, и что с того?
- А то! - с торжеством возгласил Сказочник, - что это же как бы я сам и есть. И если я сам прошу себя рассказать себе сказку, то в этом есть какой-то смысл. Ведь я сам себе плохого не посоветую, а?
«Да он кладезь заблуждений!» - с досадой подумал Ефстафий.
- И главное: все, что я вытворяю во сне, никуда ни к кому от меня не уйдет! - продолжал развивать свою темную мысль Сказочник.
- Уйдет, - честно сказал мышонок потому, что не предупреди он Сказочника, это стало бы похоже на воровство.
- Куда?
- Ко мне.
- Ты не в счет.
- Уф, так что мы решаем? Услышу я сегодня хоть одну какую-нибудь сказку от самого начала и до самого конца? - начал потихоньку раздражаться мышонок.
- Услышишь.
- И как она будет называться?
Черный человек на секунду задумался.
- Сказка о Веселом Принце.
- Значит, это будет еще и веселая сказка?
- Вот этого не могу тебе клятвенно обещать. Это была сложная несговорчивая сказка! Я собирал ее по частям, скитаясь в разных краях и временах, преодолевая трудности и опасные приключения...
- Я сказку хочу, наконец, услышать, а не про ваши трудности и приключения. Не о себе сказочник должен думать, а о сказках.
- Ты полагаешь?
- Я в этом убежден.
- Экая интересная игра ума, - задумался Сказочник, - эдакий парадокс, я полагаю...
- И рассказывать не о себе должен, а сказки! - распалился Ефстафий.
- И кому, по-твоему, он, то есть я, это должен?
- Себе, мне, всем!
- Сказки?
- Сказки, только сказки, ничего кроме сказок!
- Тогда слушай и не перебивай! Гм... Как бы это... От первой фразы многое зависит... Гм... Где-то далеко живет Веселый Принц... Хотя он уже, вероятно, не принц, а король, так что вернее сказать: жил. Вот...
Жил, да был на свете Веселый Принц. Наверное, у него было какое-то имя, красивое и гордое, как подобает настоящему принцу, но никто его не назвал иначе, чем Веселый Принц. И не случайно! Этот парень был действительно настоящим принцем и настоящим весельчаком.
Он никогда не смеялся без причины, но так уж случалось, что эти самые причины, казалось, просто преследовали его.
Большой был любитель похохотать от души.
Да. Вот ведь, действительно, есть на свете люди, которых ничто не может выбить из седла и во всем они видят хоть что-то светлое.
Если же день был ненастным, утро холодным, завтрак скудным, а дорога раскисшей и похожей на болото, то принц хлопал попутчика по плечу и говорил: "Не хмурься приятель! Ну как завтра нагрянет беда всерьез? Что ты будешь делать со своим лицом, если все гримасы истратишь сегодня?"
После таких слов Принц заливался беззаботным смехом, столь заразительным, что не находилось человека, который не присоединился бы к нему.
Если же ни завтрака, ни попутчика не было вовсе, а ночлег могла предоставить лишь придорожная канава, Принц говорил себе: "Приятель! Его Величество Сегодня встретил нас крайне сухо! Так неужели мы засидимся в гостях и не сделаем пару шагов к Его Высочеству Завтра, чтобы отведать его гостеприимства!"
Словом - не было на свете ничего такого, что могло бы заставить Веселого Принца грустить!
Однако, нет! Было одно обстоятельство, омрачившее его жизнь - ведь у него не было принцессы! И когда он думал об этом, его лицо омрачалось: словно облачко закрыло солнце, и он вздыхал тихонько и печально, но через мгновение снова улыбался, ведь он знал, что принцесса где-то ждет его. Тогда он подтягивал сношенные ботфорты, поправлял серебряную шпагу на бедре и, лихо заломив линялый бархатный берет, прибавлял шагу. "Вперед, приятель! - командовал он себе. - Чем шире шагаешь по лужам, тем дольше останутся сухими твои сапоги!"
…
Черный человек сделал паузу, словно ожидал, что мышонок перебьет его, и что-то спросит или вставит хоть звук.
Но мышонок молчал.
Сказочник пожал плечами, и собрался было продолжить, но не выдержал и спросил:
- Ну, как тебе?
- Что?
- Сказка.
- Пока нормуль! Она ж еще не началась. Только герой на дорогу вышел, непонятно, правда зачем и куда он идет.
- Он скитается…
- От чего бежит? Чего ищет?
- Ну, это дальше будет рассказано.
- Тогда вперед! Дальше… Вот только…
- Что? - Насторожился Черный Ловец Сказок.
- Ну я пока не знаю, дальше надо послушать, но все же… То что он такой оптимист, этот ваш Веселый Принц, такой весь… Как это слово-то… Позитивненький, во! Может просто от того, что он не умный?
- Ты дальше станешь слушать, или перебивать будешь?
- Конечно - слушать!
- Тогда не умничай!
- А вы не тяните! Сказка же, а не роман в трех томах с продолжением!
Сказочник сверкнул глазами.
- Итак…
…Как-то утром Веселый Принц шел пыльной дорогой через выжженную солнцем степь и пытался насвистывать обрывки затерявшегося в памяти мотивчика. Мелодия была легкой и прихотливой. Она прекрасно звучала в голове, но воспроизвести ее полностью Принц никак не мог, также, как не удавалось ему припомнить, откуда в его памяти взялся этот докучный мотивчик. Он каждый раз сбивался, но отыскав ускользающую нить мелодии, снова принимался высвистывать ее, снова сбивался и начинал сначала. Более всего Принц любил непокорные характеры, и это противоборство его только забавляло и раззадоривало.
Он поднял фляжку и легко встряхнул. Остатки воды с жалобным шелестом метнулись от стенки к стенке. "Старуха судьба, а старуха судьба? - воззвал Принц к фляжке, словно та, к кому он обращался жила непосредственно внутри сосуда, как джин в лампе, - если уж у меня кончилась вода, которую я берег пуще глаза, - продолжал он, - то за холмом, что впереди я должен найти, по меньшей мере, колодец! А, старуха судьба?"
Нужно сказать, что Принц никогда не жаловался на свою судьбу, и возможно поэтому был с нею в очень неплохих отношениях, что вовсе не значит, будто ему не доставалось от каверзных проделок старухи.
Однако, поднявшись на холм, наш герой просто ахнул! Перед ним раскинулось селение с тенистыми липами у сереньких хижин, с плакучими ивами возле чистого пруда, и с двумя деревянными "журавлями" по которым даже самый печальный, самый брюзгливый путник безошибочно угадал бы колодцы. Принц не был ни печальным, ни брюзгливым, из-за чего, кстати, часто страдал...
Он подбросил свой берет, поймал его и помчался что было духу к ближайшему из "журавлей". Разочарование ждало его здесь. Сруб укрывали толстые доски, приколоченные огромными железными гвоздями.
Он взял маленький камешек и, протиснув его в щель между досок, стал ждать всплеска воды. Но нет. Камень упал на сухое, далекое дно колодца с гулким: "ПЛОК!"
"О как!" - сказал себе Веселый Принц.
То обстоятельство, что добыть воду для питья будет несколько сложнее, чем он ожидал, придало ему бодрой решимости. Он побежал на другой конец поселения, где маячил второй "журавль" над срубом.
Однако оба колодца оказались заколоченными.
И во втором тоже было сухо.
Судьба-то ничего не дает даром, и если здесь отпустит, то там ужмет, как пить дать. Кто помнит об этом - всегда готов к ее фокусам. Веселый Принц был одним из таких - поэтому не пригорюнился и не загрустил, не говоря уже о том, чтобы плакать и вопить, рвать на себе волосы, топать ногами, или же хлопать себя по щекам.
"Ишь ты!" - воскликнул Принц, словно проделка старухи пришлась ему по вкусу. После этого он стрельнул по тихим домикам хитро прищуренными глазами. Не то чтобы наш герой был слишком хитер, просто он очень хотел пить, а теплой воды в его фляжке хватило бы впору едва ли на воробья.
Не теряя времени, Веселый Принц обошел все хаты и постучал во все двери достаточно громко, чтобы его могли услышать и достаточно осторожно, чтобы двери не развалились.
Но только в последней избушке дверь отварилась и на пороге появилась старуха. Одного глаза у нее не было вовсе, а второй смотрел злобно из-под рассеченного надвое века. Нос оказался не крючковатым и длинным, а наоборот - плоским с вывернутым ноздрями. Шамкающий беззубый рот был похож на росчерк самого сердитого художника на свете. Волос у старухи почти не было, а те пепельные клочья, что уцелели на сморщенном черепе, торчали спутанной паутиной во все стороны. Кроме того, это милейшее создание не мылось, по меньшей мере, последние сто лет и от него пахло...
Принц несколько опешил, но не настолько, чтобы забыть вежливо поздороваться. Попросивши напиться, Принц получил ответ: "Нашел чем шутить! Эх!"
Из этого стало ясно, что, по мнению старухи, ему должно быть просто стыдно.
Извинившись за глупую шутку, молодой человек поинтересовался, куда девались все жители. Дверь перед ним захлопнулась, и из-за нее прозвучало сердитое замечание: "Совсем озверел народ!"
Невнятное бормотание удалялось в глубину дома, слышались тяжелые шаркающие шаги, визгливо поскрипывали половицы.
"Эге!" - сказал себе Веселый Принц.
Он вернулся на пыльную дорогу, что пересекала селение. В раскаленных небесах, проносясь куда-то, хихикнул горячий ветер. "Не все так хорошо, как хорошо кончается, - заметил Веселый Принц, и, подумав, добавил, - но если и не пытаться схватить быка за рога, он сам все равно тебя на рога посадит... Пойду просить воды у лягушек!"
И он направился к маленькому пруду, который заметил еще стоя на холме. Однако добраться до воды оказалось не так-то просто: от селения прудик отделялся плотными зарослями терновника.
И откуда бы этим зарослям взяться, ведь поначалу их будто и не было!? С холма Веселому Принцу селение и пруд показались очень благообразными и приветливыми.
Терновник стоял плотной, непроходимой колючей стеной. Ни единой тропинки найти не удалось.
Продираться же напролом означало, как минимум, остаться голым, рассудил наш герой. И одежду и, пожалуй, собственную кожу оставишь на этих шипах.
«А кожа мне еще пригодится, - усмехнулся он, - да и привык я к ней!»
Он выхватил шпагу и попытался рубить сплетенные ветви. Но клинок звякнул как по стальным прутьям не оставив и зарубки.
«Велик пень, да дурень! - усмехнулся Веселый Принц, - Не обошлось тут без колдовства! Мог бы и прежде догадаться!»
И решил поискать путь в обход.
«Если я что-то в чем-то понимаю, - рассуждал он, - то раз есть колдовство, то должен быть и колдун. А у нас у странствующих принцев уж такая доля: встретишь колдуна - истреби его и козни его».
В дорожной сумке, что едва ощутимо похлопывала по правому бедру принца-путника, вечно болталась неразлучная троица: сухарик величиной с грецкий орех и напоминающий иссушенное лицо старика, кусочек сахару размером со среднюю горошину и... Но о последнем позже.
Бывало, глядя на сухарик, Принц поговаривал:
- Увы, старина! Я знал тебя, когда ты был еще колосом. Я отведал тебя, когда ты был караваем. О, ты был вкуснейшим из караваев! Здесь были эти румяные щеки и мякиш, который просто таял во рту! Теперь ты слишком мал для хлеба, но просто гигант для крошки! Клянусь тебе, что если мне придется совсем худо, то ты переживешь своего хозяина, а если мне будет суждено пережить тебя, то уж верно не надолго, и верь мне, такая участь не стоит зависти.
Сахарок удостоился лишь однажды гораздо более короткой речи:
- Ты мал, для того чтобы сделать жизнь сладкой, но годишься для того, чтобы скрасить черный день. Ты станешь главным блюдом на пиру нищего принца!
Эта пара была завернута в пергамент, и знала времена, когда на нее давили колбасы, хлебы и фляги с вином.
А третий, о ком мы пока умолчали, блуждал по дну котомки бирюком - в гордом одиночестве - это был массивный империал червонного золота с изображением орлино-драконьего герба с одной стороны и властного тяжелого профиля, словно специально созданного для того чтобы украшать монеты и медали - с другой.
Принц никогда не говорил с империалом, хотя судьба его была предрешена. Нужно только добавить, что во многих странах монета стоила если не трона, то полкоролевства и вовсе необязательно было иметь особенно острый глаз для того, чтобы заметить известное, хоть и отдаленное сходство венценосного профиля с тонким лицом принца.
Самому принцу эта монета не раз могла стоить жизни. Ведь он бывал в разных местах и встречал разных людей. Но, никому и в голову не могло прийти, что на дне тощей котомки может скрываться целое состояние.
В котомке путника скрываются сокровища, что и не снились многим королям… О, да! Об этом же сказал мудрец! Куда как часто в котомке нищего скрывалось то, чего нет в сокровищницах владык мира. И как часто путник, владеющий неоценимым богатством, но не имеющий возможности применить его пропадал без следа, словно та пыль, что отряхивал он со своих ног.
Все счастье жизни состоит в бесконечных попытках человека быть счастливым. Но и счастьем можно пресытиться и уподобиться тому факиру, которого тошнило от одного вида шпаги.
Что сказать ему, бедолаге?
- Разучи новый фокус, лентяй!
Он очень много знал, не только для крысы, но и для иного человека. Он слыл в своем кругу мудрецом и философом, но слыть - вовсе не значит быть. Правда иногда приходится соответствовать. И вовсе не для вида.
Люди говорят, что нельзя прыгнуть выше головы. Но крысы это умеют. Люди говорят, что нельзя войти в одну и ту же реку, но великий часовщик доказал, что и это возможно.
Мышонку предстоит доказать, что вовсе не нужно быть записным героем, для того, чтобы совершить подвиг.
Старый крыс ничего не должен был доказать.
Никому.
Он просто сделал то, что должен был сделать.
Теперь от него ничто уже не зависело. Сделалось тревожно и тоскливо.
Теперь он думал о том, все ли сделал правильно. Даже более того, правильно ли он сделал, что вообще что-то сделал, а?
«Делай, что должно, и будь, что будет!» - твердили крестоносцы и следовали этому принципу, с упорством, достойным лучшего применения. А что они сделали путного в результате?
Дядюшка Крыс осмотрел огромную, будто набережная портового города каминную полку.
«Где-то теперь наш неугомонный мышонок?» - спросил он.
«ТАМ-М-М-М-М!» - ответили часы с волшебными стрелками.
Рокот шестеренок умолк. Теперь чудесные часы мастера Букса тикали мирно, будто самые обычные часы.
О перемещениях во времени написано во многих книгах. Но перемещение - это перемена места. Путешествие - шествие по пути. Даже если ты стоишь и дремлешь, как городовой на ночном дежурстве или сидишь за столом и складываешь сказку - ты следуешь своим путем или блуждаешь глухими окольными тропами.
Со временем все иначе. Не перемещение и не путешествие, а перебытие - потому что вот, извольте, ты был здесь и сейчас, а стал там и тогда. Конечно, любое перемещение-путешествие осуществляется как в пространстве, так и во времени, но когда время линейно, а пространство - объемно.
Но если время становится объемным, то можно лишь сделать шажок в сторону и пространство - планета и солнце сами метнутся во времени прочь и переменится все.
А можно сделать шаг вперед или назад, или вбок и вглубь.
Вот какие-то подобные озарения пронеслись в голове Ефстафия когда он сделал шажок подле часов с волшебными стрелками.
Будто вспышки фейерверка взрывались они перед его мысленным взором. И, разумеется, он ничего не понял, но просто запомнил кое-что на будущее, чтобы понять, когда поумнеет.
Полезная, знаете ли, у него привычка, а?
Он сделал шаг и ощутил что-то вроде пинка. Но пинок в пространстве, даже если это пинок не какого-нибудь хулигана, а самого мироздания - это просто больно и обидно. А пинок во времени - это нечто совсем другое! Знать бы что?
И очутился в другом месте и другом времени.
Даже не так. Не очутился. Он нашел себя в другом месте и в другое время и сразу доподлинно понял, где и когда находится. Почему? Да потому, что он ведь сам проделал весь путь. Часы придали ему нужное ускорение и указали направление, а дальше - все сам.
И вот прописные. Тривиальные и глубокие истины перестали мелькать перед взором. Ведь именно они, а не пейзаж пролетают мимо нас при движении во времени.
И, мышонок обрел способности видеть.
Увиденное ему не понравилось.
Рука.
Человеческая рука.
Она в любой момент могла заграбастать маленького мышонка.
Ефстафий весь передернулся.
Мыши, как известно, стараются держаться от людей поодаль.
Но рука не двигалась.
Ее владелец спал и видел сны. Или нет? Мышонок вспомнил, что Сказочник - Черный Ловец сказок - спал тяжелым сном без сновидений.
Это нужно было исправить!
И маленькому, фиолетовому, волшебному мышонку это было вполне по силам.
Рука безвольно свешивалась с дивана, под которым затаился, дыша через раз, мышонок.
О, Ефстафий хорошо рассмотрел эту руку. Пальцы тонкие и какие-то узловатые, коротко подрезанные ногти и мозоль от карандаша на среднем пальце, но не это главное! Линия жизни долгая и извилистая, дважды прерывалась - один раз в прошлом и другой раз в будущем, но продолжала упорно разрезать ладонь. А линия любви была короткой и похожей на давний шрам…
Ефстафий мало смыслил в хиромантии. Вот дядюшка Крыс - тот съел много древних и современных пособий по этой науке и мог бы увидеть в этой руке куда больше смысла. Но для мышонка эта рука была в первую очередь частью опасного человека в самой непосредственной близости от его носика.
Ефстафий собрался в комок и пулей преодолел комнату. Затаившись под книжным шкафом, он передохнул.
Теперь человек был виден ему весь. Он спал на диване в черной одежде - сюртучной паре в тонкую белую полоску и стоптанных востроносых лаковых туфлях, чьи носы напоминали клювы воронов. Седые пепельные волосы разметались по черной коже дивана. Лица не разглядеть.
Черный Ловец сказок спал в неудобной позе, и сразу было видно, что ничего доброго ему не снится.
Какими глухими окольными тропами блуждала его душа?
Приснись ему, как же...
Но Ефстафий сосредоточился и приснился...
Он очутился на черной пустоши под небом серым как зола в камине. То ли белая безлунная ночь, то ли день подобный ночи.
Но сон имеет свои законы, и мышонок знал их неплохо. Это не были день или ночь. Нет. Это вечные сумерки темной стороны, где пребывала во сне душа Сказочника.
Ефстафий понял это, едва задал себе вопрос о времени суток.
Как скверно! Как далеко все зашло. Мышонок и подумать не мог, что Сказочник в своей боли провалился во тьму так глубоко. Но исправить можно почти все, особенно во сне, особенно если ты мышонок, который снится.
И Ефстафий пустился вверх по склону каменистого холма среди редких былинок черной травы к остроплечему угловатому силуэту на вершине.
Черный человек в широкополой шляпе сидел, отставив больную ногу... Мышонок почувствовал, что нога донимает этого человека. Когда-то на войне вражеский солдат... Да, Сказочник воевал когда-то.
- Кто это? - встрепенулся черный человек, услышав приближение мышонка.
- А это я, - пропищал мышонок.
- Ты не похож на новую сказку...
- А я и не сказка.
- Странно. Я всегда нахожу сказки.
- Так уж и всегда? - Мышонок почувствовал, что от страха наглеет.
- Да.
- А я сон.
- Сон?
- Сон.
- Какой маленький, нелепый сон...
- Уж какой есть.
- Значит, я сплю?
- Ну, если я снюсь, то уж точно.
- И ты мне снишься?
- Какой-то у нас глупый разговор, не находите?
- А о чем мне разговаривать с мышонком цвета чернил?
- Вы же сказочник... Вот и расскажите сказку.
- Я не рассказываю сказок. Я их сочиняю.
- Ну, кто кого сочиняет, еще вопрос. Но даже если допустить, что именно вы и именно сочиняете сказки, то зачем, если их никто не слышит?
- Когда-нибудь я продам их все. И стану богат и знаменит. И у меня начнется новая жизнь.
- А сейчас у вас, видимо, старая жизнь... И она вам не нравится?
- Разве это жизнь, - поморщился Сказочник, - разве жизнь?..
Мышонок нахохлился.
Пусто было вокруг. И холодно. И могильным холодом веяло от черного Сказочника. И боль в его раненой ноге, и боль в сердце были холодными. И зеленые глаза - единственные острова цвета в этом кошмаре серости и черноты сияли холодным светом.
- Давайте проверим, правильно ли я вас понял? - Сказал Ефстафий сердито.
- Давай...
- Сейчас вы не живете, а только готовитесь жить, когда-то в далеком будущем, когда...
- Можно сказать и так.
- И вы ни разу не пробовали?
- Что?
- Ну, жить?
- Что ты имеешь в виду?
- Надо же потренироваться! А то вдруг у вас случится тот самый миг, когда сбудется мечта. Наступит звездный час. Придет время поступков и настанет пора жить. Жить поживать и добра наживать. Долго и счастливо, как в сказке... А вы не сумеете. Потому что не готовы. Не знаете, как это делается, а?
Когда Ефстафий снился, то иногда бывал таким смелым и умным, что сам поражался этому. Ведь в реальной жизни, сколько себя помнил, он ни умным, ни уж тем более смелым никогда себя не чувствовал.
Но во сне, где он был мастер и хозяин, он мог быть умнее, талантливее, чище и лучше себя самого, потому что ему помогали все те, кому он снился.
И Ефстафий тогда понимал, что занимается своим делом. Снить сны - его призвание и предназначение. Ибо только тот, кто занимается тем, чему предназначен судьбой может быть умнее, отважнее, талантливее, лучше и чище себя самого - в своем деле.
А тот, кто занимается не своим делом, а просто «работу работает» всегда умнее и лучше того, что сделал.
Вот тут Сказочник взглянул на мышонка с интересом. Вернее, как показалось Ефстафию, из глаз Черного Ловца сказок на него взглянул именно Сказочник... Стало быть, может быть и не зря все?
- Значит, ты хочешь, чтобы я рассказал тебе сказку? - С недоверием поинтересовался черный человек...
- Да. А что?
- Вот просто так, взял да и рассказал?
- Да. А что?
- Что-то в этом есть, - задумался Сказочник, - какой-то в этом вызов. А с другой стороны... Если ты - мой собственный сон... Ведь ты мне снишься?
- Снюсь.
- Значит ты мой собственный сон, так?
- Сон. Ваш. Но не ваш собственный, - честно уточнил мышонок.
- Не вижу разницы...
- Если вы чего-то не видите, то это вовсе не значит, что его нет, - заметил Ефстафий негромко, будто сам себе, - но не станем отвлекаться на пустяки. Я ваш сон, поскольку я вам снюсь, и что с того?
- А то! - с торжеством возгласил Сказочник, - что это же как бы я сам и есть. И если я сам прошу себя рассказать себе сказку, то в этом есть какой-то смысл. Ведь я сам себе плохого не посоветую, а?
«Да он кладезь заблуждений!» - с досадой подумал Ефстафий.
- И главное: все, что я вытворяю во сне, никуда ни к кому от меня не уйдет! - продолжал развивать свою темную мысль Сказочник.
- Уйдет, - честно сказал мышонок потому, что не предупреди он Сказочника, это стало бы похоже на воровство.
- Куда?
- Ко мне.
- Ты не в счет.
- Уф, так что мы решаем? Услышу я сегодня хоть одну какую-нибудь сказку от самого начала и до самого конца? - начал потихоньку раздражаться мышонок.
- Услышишь.
- И как она будет называться?
Черный человек на секунду задумался.
- Сказка о Веселом Принце.
- Значит, это будет еще и веселая сказка?
- Вот этого не могу тебе клятвенно обещать. Это была сложная несговорчивая сказка! Я собирал ее по частям, скитаясь в разных краях и временах, преодолевая трудности и опасные приключения...
- Я сказку хочу, наконец, услышать, а не про ваши трудности и приключения. Не о себе сказочник должен думать, а о сказках.
- Ты полагаешь?
- Я в этом убежден.
- Экая интересная игра ума, - задумался Сказочник, - эдакий парадокс, я полагаю...
- И рассказывать не о себе должен, а сказки! - распалился Ефстафий.
- И кому, по-твоему, он, то есть я, это должен?
- Себе, мне, всем!
- Сказки?
- Сказки, только сказки, ничего кроме сказок!
- Тогда слушай и не перебивай! Гм... Как бы это... От первой фразы многое зависит... Гм... Где-то далеко живет Веселый Принц... Хотя он уже, вероятно, не принц, а король, так что вернее сказать: жил. Вот...
Жил, да был на свете Веселый Принц. Наверное, у него было какое-то имя, красивое и гордое, как подобает настоящему принцу, но никто его не назвал иначе, чем Веселый Принц. И не случайно! Этот парень был действительно настоящим принцем и настоящим весельчаком.
Он никогда не смеялся без причины, но так уж случалось, что эти самые причины, казалось, просто преследовали его.
Большой был любитель похохотать от души.
Да. Вот ведь, действительно, есть на свете люди, которых ничто не может выбить из седла и во всем они видят хоть что-то светлое.
Если же день был ненастным, утро холодным, завтрак скудным, а дорога раскисшей и похожей на болото, то принц хлопал попутчика по плечу и говорил: "Не хмурься приятель! Ну как завтра нагрянет беда всерьез? Что ты будешь делать со своим лицом, если все гримасы истратишь сегодня?"
После таких слов Принц заливался беззаботным смехом, столь заразительным, что не находилось человека, который не присоединился бы к нему.
Если же ни завтрака, ни попутчика не было вовсе, а ночлег могла предоставить лишь придорожная канава, Принц говорил себе: "Приятель! Его Величество Сегодня встретил нас крайне сухо! Так неужели мы засидимся в гостях и не сделаем пару шагов к Его Высочеству Завтра, чтобы отведать его гостеприимства!"
Словом - не было на свете ничего такого, что могло бы заставить Веселого Принца грустить!
Однако, нет! Было одно обстоятельство, омрачившее его жизнь - ведь у него не было принцессы! И когда он думал об этом, его лицо омрачалось: словно облачко закрыло солнце, и он вздыхал тихонько и печально, но через мгновение снова улыбался, ведь он знал, что принцесса где-то ждет его. Тогда он подтягивал сношенные ботфорты, поправлял серебряную шпагу на бедре и, лихо заломив линялый бархатный берет, прибавлял шагу. "Вперед, приятель! - командовал он себе. - Чем шире шагаешь по лужам, тем дольше останутся сухими твои сапоги!"
…
Черный человек сделал паузу, словно ожидал, что мышонок перебьет его, и что-то спросит или вставит хоть звук.
Но мышонок молчал.
Сказочник пожал плечами, и собрался было продолжить, но не выдержал и спросил:
- Ну, как тебе?
- Что?
- Сказка.
- Пока нормуль! Она ж еще не началась. Только герой на дорогу вышел, непонятно, правда зачем и куда он идет.
- Он скитается…
- От чего бежит? Чего ищет?
- Ну, это дальше будет рассказано.
- Тогда вперед! Дальше… Вот только…
- Что? - Насторожился Черный Ловец Сказок.
- Ну я пока не знаю, дальше надо послушать, но все же… То что он такой оптимист, этот ваш Веселый Принц, такой весь… Как это слово-то… Позитивненький, во! Может просто от того, что он не умный?
- Ты дальше станешь слушать, или перебивать будешь?
- Конечно - слушать!
- Тогда не умничай!
- А вы не тяните! Сказка же, а не роман в трех томах с продолжением!
Сказочник сверкнул глазами.
- Итак…
…Как-то утром Веселый Принц шел пыльной дорогой через выжженную солнцем степь и пытался насвистывать обрывки затерявшегося в памяти мотивчика. Мелодия была легкой и прихотливой. Она прекрасно звучала в голове, но воспроизвести ее полностью Принц никак не мог, также, как не удавалось ему припомнить, откуда в его памяти взялся этот докучный мотивчик. Он каждый раз сбивался, но отыскав ускользающую нить мелодии, снова принимался высвистывать ее, снова сбивался и начинал сначала. Более всего Принц любил непокорные характеры, и это противоборство его только забавляло и раззадоривало.
Он поднял фляжку и легко встряхнул. Остатки воды с жалобным шелестом метнулись от стенки к стенке. "Старуха судьба, а старуха судьба? - воззвал Принц к фляжке, словно та, к кому он обращался жила непосредственно внутри сосуда, как джин в лампе, - если уж у меня кончилась вода, которую я берег пуще глаза, - продолжал он, - то за холмом, что впереди я должен найти, по меньшей мере, колодец! А, старуха судьба?"
Нужно сказать, что Принц никогда не жаловался на свою судьбу, и возможно поэтому был с нею в очень неплохих отношениях, что вовсе не значит, будто ему не доставалось от каверзных проделок старухи.
Однако, поднявшись на холм, наш герой просто ахнул! Перед ним раскинулось селение с тенистыми липами у сереньких хижин, с плакучими ивами возле чистого пруда, и с двумя деревянными "журавлями" по которым даже самый печальный, самый брюзгливый путник безошибочно угадал бы колодцы. Принц не был ни печальным, ни брюзгливым, из-за чего, кстати, часто страдал...
Он подбросил свой берет, поймал его и помчался что было духу к ближайшему из "журавлей". Разочарование ждало его здесь. Сруб укрывали толстые доски, приколоченные огромными железными гвоздями.
Он взял маленький камешек и, протиснув его в щель между досок, стал ждать всплеска воды. Но нет. Камень упал на сухое, далекое дно колодца с гулким: "ПЛОК!"
"О как!" - сказал себе Веселый Принц.
То обстоятельство, что добыть воду для питья будет несколько сложнее, чем он ожидал, придало ему бодрой решимости. Он побежал на другой конец поселения, где маячил второй "журавль" над срубом.
Однако оба колодца оказались заколоченными.
И во втором тоже было сухо.
Судьба-то ничего не дает даром, и если здесь отпустит, то там ужмет, как пить дать. Кто помнит об этом - всегда готов к ее фокусам. Веселый Принц был одним из таких - поэтому не пригорюнился и не загрустил, не говоря уже о том, чтобы плакать и вопить, рвать на себе волосы, топать ногами, или же хлопать себя по щекам.
"Ишь ты!" - воскликнул Принц, словно проделка старухи пришлась ему по вкусу. После этого он стрельнул по тихим домикам хитро прищуренными глазами. Не то чтобы наш герой был слишком хитер, просто он очень хотел пить, а теплой воды в его фляжке хватило бы впору едва ли на воробья.
Не теряя времени, Веселый Принц обошел все хаты и постучал во все двери достаточно громко, чтобы его могли услышать и достаточно осторожно, чтобы двери не развалились.
Но только в последней избушке дверь отварилась и на пороге появилась старуха. Одного глаза у нее не было вовсе, а второй смотрел злобно из-под рассеченного надвое века. Нос оказался не крючковатым и длинным, а наоборот - плоским с вывернутым ноздрями. Шамкающий беззубый рот был похож на росчерк самого сердитого художника на свете. Волос у старухи почти не было, а те пепельные клочья, что уцелели на сморщенном черепе, торчали спутанной паутиной во все стороны. Кроме того, это милейшее создание не мылось, по меньшей мере, последние сто лет и от него пахло...
Принц несколько опешил, но не настолько, чтобы забыть вежливо поздороваться. Попросивши напиться, Принц получил ответ: "Нашел чем шутить! Эх!"
Из этого стало ясно, что, по мнению старухи, ему должно быть просто стыдно.
Извинившись за глупую шутку, молодой человек поинтересовался, куда девались все жители. Дверь перед ним захлопнулась, и из-за нее прозвучало сердитое замечание: "Совсем озверел народ!"
Невнятное бормотание удалялось в глубину дома, слышались тяжелые шаркающие шаги, визгливо поскрипывали половицы.
"Эге!" - сказал себе Веселый Принц.
Он вернулся на пыльную дорогу, что пересекала селение. В раскаленных небесах, проносясь куда-то, хихикнул горячий ветер. "Не все так хорошо, как хорошо кончается, - заметил Веселый Принц, и, подумав, добавил, - но если и не пытаться схватить быка за рога, он сам все равно тебя на рога посадит... Пойду просить воды у лягушек!"
И он направился к маленькому пруду, который заметил еще стоя на холме. Однако добраться до воды оказалось не так-то просто: от селения прудик отделялся плотными зарослями терновника.
И откуда бы этим зарослям взяться, ведь поначалу их будто и не было!? С холма Веселому Принцу селение и пруд показались очень благообразными и приветливыми.
Терновник стоял плотной, непроходимой колючей стеной. Ни единой тропинки найти не удалось.
Продираться же напролом означало, как минимум, остаться голым, рассудил наш герой. И одежду и, пожалуй, собственную кожу оставишь на этих шипах.
«А кожа мне еще пригодится, - усмехнулся он, - да и привык я к ней!»
Он выхватил шпагу и попытался рубить сплетенные ветви. Но клинок звякнул как по стальным прутьям не оставив и зарубки.
«Велик пень, да дурень! - усмехнулся Веселый Принц, - Не обошлось тут без колдовства! Мог бы и прежде догадаться!»
И решил поискать путь в обход.
«Если я что-то в чем-то понимаю, - рассуждал он, - то раз есть колдовство, то должен быть и колдун. А у нас у странствующих принцев уж такая доля: встретишь колдуна - истреби его и козни его».
В дорожной сумке, что едва ощутимо похлопывала по правому бедру принца-путника, вечно болталась неразлучная троица: сухарик величиной с грецкий орех и напоминающий иссушенное лицо старика, кусочек сахару размером со среднюю горошину и... Но о последнем позже.
Бывало, глядя на сухарик, Принц поговаривал:
- Увы, старина! Я знал тебя, когда ты был еще колосом. Я отведал тебя, когда ты был караваем. О, ты был вкуснейшим из караваев! Здесь были эти румяные щеки и мякиш, который просто таял во рту! Теперь ты слишком мал для хлеба, но просто гигант для крошки! Клянусь тебе, что если мне придется совсем худо, то ты переживешь своего хозяина, а если мне будет суждено пережить тебя, то уж верно не надолго, и верь мне, такая участь не стоит зависти.
Сахарок удостоился лишь однажды гораздо более короткой речи:
- Ты мал, для того чтобы сделать жизнь сладкой, но годишься для того, чтобы скрасить черный день. Ты станешь главным блюдом на пиру нищего принца!
Эта пара была завернута в пергамент, и знала времена, когда на нее давили колбасы, хлебы и фляги с вином.
А третий, о ком мы пока умолчали, блуждал по дну котомки бирюком - в гордом одиночестве - это был массивный империал червонного золота с изображением орлино-драконьего герба с одной стороны и властного тяжелого профиля, словно специально созданного для того чтобы украшать монеты и медали - с другой.
Принц никогда не говорил с империалом, хотя судьба его была предрешена. Нужно только добавить, что во многих странах монета стоила если не трона, то полкоролевства и вовсе необязательно было иметь особенно острый глаз для того, чтобы заметить известное, хоть и отдаленное сходство венценосного профиля с тонким лицом принца.
Самому принцу эта монета не раз могла стоить жизни. Ведь он бывал в разных местах и встречал разных людей. Но, никому и в голову не могло прийти, что на дне тощей котомки может скрываться целое состояние.
В котомке путника скрываются сокровища, что и не снились многим королям… О, да! Об этом же сказал мудрец! Куда как часто в котомке нищего скрывалось то, чего нет в сокровищницах владык мира. И как часто путник, владеющий неоценимым богатством, но не имеющий возможности применить его пропадал без следа, словно та пыль, что отряхивал он со своих ног.
Все счастье жизни состоит в бесконечных попытках человека быть счастливым. Но и счастьем можно пресытиться и уподобиться тому факиру, которого тошнило от одного вида шпаги.
Что сказать ему, бедолаге?
- Разучи новый фокус, лентяй!