Автор:
loco_bird Я смотрю, как он раздевается. Он снимает ботинки, синюю куртку, толстый свитер, черные брюки, потом футболку и трусы. Последними он стягивает с себя шапку и высокие черные носки. Отсюда, с верхушки холма, где я прячусь за деревом, его худая фигурка кажется голой и беззащитной на фоне черной воды и чуть присыпанного снегом рыжего глинистого берега. Мне жалко его, как дождевого червяка на асфальте. Он входит в воду легко и стремительно, почти сразу же ныряет, как будто сейчас разгар жаркого лета, а не конец ноября. Каждый раз я боюсь, что его голова больше не покажется над темной поверхностью. Неровный стук моего сердца отмеряет секунды, и вот он показывается над водой.
Несколько размашистых гребков, и он снова оказывается на берегу. Поднимает руки к небу и стоит так еще несколько долгих мгновений. Теперь он уже не кажется мне жалким. Я думаю, что он красивый, и невольно любуюсь им. Потом он натягивает шапку, носки, вытирается ярко-белым полотенцем, и надевает все в обратном порядке - трусы, футболку, брюки, свитер, куртку и ботинки. Складывает полотенце в рюкзачок и трусцой устремляется по тропинке, ведущей в поселок.
Я наблюдаю за ним уже четвертую субботу. Первый раз я увидела его случайно и с тех пор стараюсь не мешать и оставаться незаметной. Моя жизнь в последнее время напоминает скомканное белье в нутре мощной стиральной машины - события вращаются все быстрее и быстрее, спутываясь между собой. Поэтому по субботам я сажусь на электричку и приезжаю сюда. Только здесь, вдали от городской суеты и людей, мысли потихоньку приходят в порядок.
Я наливаю себе чай из термоса и делаю глоток. Еще неделю назад я обожгла бы язык, а сегодня чай успел остыть. Сколько сейчас градусов? Когда я выходила из дома, там, в городе, термометр показывал минус десять. Здесь холоднее. Заморозки держатся уже третий день, река скоро покроется льдом.
В пакете у меня полотенце. Я тоже должна нырнуть сегодня. На следующей неделе я уже буду далеко отсюда, в другой стране.
Я спускаюсь вниз, осторожно опускаю в воду палец. Вверх по телу пробегает ломка - она же ледяная! Нет, так нельзя. Я сейчас туда полезу, всю меня сведет судорогой, я утону, и никто об этом даже не узнает. Только тот чудак найдет мою одежду, а может быть, и мой окоченевший труп, когда придет сюда в следующую субботу.
Но мне нужна одна вещь. Она лежит там, на дне, недалеко от берега. Можно достать за один нырок. Я решительно дергаю язычок молнии на куртке. Она застревает в десяти сантиметрах от горла. Тогда я пытаюсь снять ее через голову. Некоторое время путаюсь в рукавах и, наконец, избавляюсь от куртки. Потом я решаю достать заранее полотенце - такое же белое, как у него. Я раскладываю его на камне и сижу на корточках. Холодные руки отказываются сделать следующее движение.
- Первый раз? - слышу я голос за спиной и оборачиваюсь.
«И последний», - думаю я про себя и молча киваю.
Он смотрит на меня дружелюбно и с любопытством, как добрая собака. Вблизи на его лице видны крохотные улыбчивые морщинки. Он старше, чем я думала. Любой другой посмотрел бы сейчас на меня как на сумасшедшую, но только не он. Собственно, мы с ним и есть сумасшедшие.
Он подходит ближе и берет мою ладонь. У него горячие руки, гладкие, приятные на ощупь.
- Тебе нужно разогреться. Побегать, - он показывает на тропинку.
Пока я бегаю взад и вперед по тропинке, я не думаю о нем и даже не замечаю его. В моей голове проносятся одна за другой те вещи, с которыми я готовлюсь расстаться. Мне будет не хватать кошки, с которой я спала в одной постели половину своей жизни, и разноцветных корешков книг на пыльной полке, и маминого борща, и пятничных посиделок у подруги, и моего детского рисунка на куске обоев, специально оставленном после ремонта, и любимой тарелки в красный горошек.
Я боюсь уезжать. Боюсь, что не смогу прижиться на новом месте, что буду выглядеть дурой, что не смогу нормально общаться на чужом языке. Я потеряю старые радости, а будут ли у меня новые? Я сломаю ногу, или поругаюсь с преподавателем, или не сдам экзамены, а со мной не будет больше всех тех людей и вещей, что поддерживали меня. Они окажутся слишком далеко.
Но больше всего я боюсь, что все изменится. Все уже не будет так, как раньше.
Я понимаю, что страх - это не я. Страх отделяет от меня нечто важное. Я помню, как в детстве ходила в кино. Перед началом сеанса экран закрывали черные шторки. Потом гас свет, шторки разъезжались в стороны, и за ними открывалась какая-нибудь волшебная история.
Мне кажется, что в то утро, когда мне нужно будет улетать, я не смогу выйти из дома. Если со мной не будет того, что лежит сейчас на дне под слоем воды, такой прозрачной, какая бывает только осенью.
Мне становится жарко, в висках стучит частое дыхание. Я возвращаюсь к воде.
- Теперь быстро раздевайся. Шапку и носки - в последнюю очередь.
Я не двигаюсь. Не могу пошевелиться.
- Боишься?
- Не то слово.
У меня сводит живот от страха.
- Если не готова, то лучше не надо.
- Мне нужен камень. Вон тот, с дыркой посередине. Куриный бог, - я показываю пальцем. - Там, рядом с зеленой корягой.
- Ого! Острое у тебя зрение! Хочешь, я тебе достану?
Я мотаю головой так часто, что шапка сбивается на макушку, и начинаю быстро раздеваться. Я стягиваю колготки, и вспоминаю картину Васнецова, где Аленушка оплакивает Иванушку у темных болотистых вод. Как бы сейчас не получилось наоборот! Мне пока не холодно, я еще не остыла после бега.
У меня нет купальника. Я же не рассчитывала на свидетелей. Когда на мне остаются только трусы, я вопросительно смотрю на него. Он говорит:
- Если хочешь, я отойду подальше.
Я снова мотаю головой и стягиваю трусики. Если он сейчас отойдет, я ни за что не решусь зайти в воду. Можно было нырнуть и так, но мне почему-то кажется, что от мокрых трусов будет еще холоднее.
- Когда будешь одеваться, не трать время на белье.
Я киваю и делаю первый шаг. Вижу свои ступни и лодыжки под водой, но не чувствую ни холода, ни острой гальки под ногами. Я вообще ничего не чувствую, как будто у меня нет тела, а остались только глаза и сердце.
Я жду оклика сзади: «Быстрее!» или «Давай!» или что-то вроде того, но он молчит. И тогда я быстро-быстро перебираю ногами. Шаг, другой, и вот уже глубина, и схлопывается вода над головой, и один крохотный миг сжимается до небытия и растягивается на годы сразу.
Меня стерли ластиком. И я стала водой, и вода стала мной. И я стала рекой, и река стала мной. И возвращение - будто оттуда, откуда не возвращаются. Когда я выныриваю, мне кажется, что небо и земля поменялись местами.
«Куриный бог!» - одна-единственная мысль остается в голове. Я забыла про него.
Я понимаю, что вижу перед собой картинку, но не могу ее осознать. Где здесь вода, где зеленая коряга, где берег? В этом мире больше нет ориентиров. Мне хочется бежать туда, где все встанет на свои места - на воздух, на берег, к полотенцу, но я не могу вернуться без камня.
- Там! - он показывает пальцем.
И я ныряю снова. Нащупываю непослушными руками округлость камня, и дыру посередине, вцепляюсь в него всей пятерней и плыву обратно, к берегу. Когда остается полметра, нужно сделать последний шаг наверх, поднять высоко ногу и забраться на маленький глинистый уступ. Я внезапно понимаю, что у меня нет больше сил. Дно ускользает, ноги больше не слушаются. И тут с берега меня подхватывают теплые руки, тянут на себя, вытаскивают, и рождается-вырывается из груди крик, и невозможно его сдержать.
Наверное, так кричат младенцы, когда появляются на свет.
Он натягивает мне на голову шапку и подает носки, а пока я их надеваю, накидывает на плечи полотенце. Я быстро растираюсь, влезаю в брюки, футболку и толстовку, не трогаю белье и колготки - слишком долго в них путаться. За это время он успевает разобраться с молнией и протягивает мне расстегнутую куртку.
Теперь я понимаю, что мне жарко. Кровь прилила к коже, и тело колет мелкими иголочками. И только тут я замечаю, что все еще сжимаю в руке камень.
- Можно поинтересоваться, зачем он тебе? - спрашивает он.
- На память, - улыбаюсь я.
- Не сиди тут. Беги домой, а то замерзнешь.
- Я только пять минут!
Он поворачивается ко мне спиной и уходит.
- Спасибо, - кричу я, спохватившись.
- Был рад помочь, - откликается он и машет рукой на прощание.
Я забыла спросить у него одну вещь. Почему он пришел обратно? Он ведь никогда раньше не возвращался после купания. Я снова поднимаюсь на холм и еще раз смотрю на темную воду. Я мысленно желаю ему удачи, если он придет сюда в следующую субботу.
Я сжимаю в ладонях холодный, гладкий камень. Теперь я готова. Когда я буду улетать, у меня в кармане будет лежать куриный бог. Он будет напоминать мне о том, что скрывается по ту сторону черной шторки страха. Там, по ту сторону - то, что остается, даже когда меняется все вокруг.