Погрешности
Каждый раз, когда я читаю про что-то абсолютное, меня начинает бить дрожь. Нет ничего абсолютного в этом мире. И эта чертова лемма об абсолютно сходящемся интеграле засела у меня в голове намертво. Абсурдистская по форме, но верная по сути (практически абсолютно верная), лемма достаточно ярко иллюстрирует неабсолютность абсолюта. Любое понятие о чем-то полном, незыблемом - неверно. Аксиомы тоже, несмотря на наше желание и более того, уверенность, не абсолютны. И чаще всего неверны. Доказать это невозможно, можно лишь знать. Знать, сомневаясь. И даже предположение, что все живое умирает, тоже не абсолютно. Все точно знают, что их ждет смерть. В рационалистическом подходе - навсегда, при религиозных воззрениях - как переходный период к другой жизни. Но смерть есть и точка. Откуда вы это знаете? Кто сказал? Статистика? Так она врет всегда. Всегда есть погрешности, а уж при количестве живущих сейчас людей и прочих, эти погрешности зашкаливают за все разумные пределы, переходя тем самым в норму. Поверьте, я знаю, я сама из таких погрешностей. Из первых погрешностей.
Мне много лет. Я не помню уже, сколько точно. Да и не вижу смысла подсчитывать. При этом вовсе не могу похвастаться точным знанием истории и тому подобного - всю свою жизнь я живу в маленьких деревеньках и небольших городах. Так было проще, как сейчас проще жить либо в очень большом городе, либо совсем в глуши. Я не помню уже своей молодости, поскольку слишком давно состарилась, а старость, знаете ли, не лучшая вещь в этом мире. Опыт не заменит здоровья и сил. И долгая жизнь вовсе не означает вечную молодость или что-то тому подобное. Я старела как и положено нормальным людям - к тридцати уже и морщины, и прочие удовольствия. А потом все остановилось, лет в пятьдесят. Я еще хоть не совсем слепая и глухая, как вот Ромм. Он-то как-то быстро превратился в развалину и живет такой развалиной уже как пять тысяч лет. Или семь? Около того. Не помню, память слабая. Но мне приходится таскать его всегда с собой - говорю, старший брат, нельзя же бросить. Вот и ходим... А люди добрые - стариков не могут выгнать, вот и принимают нас. Не все, конечно. Но я стараюсь им отплатить - добром за добро, злом за зло. Слишком давно живу, чтобы ждать возмездия плохим людям откуда-то сверху или снизу, или сбоку. Знаю, что можно и не дождаться. Да и подарками судьба мало кого радует. А я - вот она. Много секретов выведала, да и по хозяйству могу помочь. И знаний нахваталась. Не так, чтобы я была очень умной, нет. Просто как-то видишь, что куда ведет. Логические связки и неувязки, проще этого быть ничего не может.
А поняла, что не помру вот сейчас, я лет в сто с гаком. Жила и жила, а люди-то шептаться начали. Тут и я думать стала - да когда ж помру-то! Жить было тяжело и голодно тогда. Зубов половины нет, есть тяжело, работать нелегко - кому я нужна такая была. Выгнали меня из деревни люди, забоявшись. Как водится, плевали в след. Потом-то я привыкла, много раз так было, но тогда плакала долго в лесу. Зимой дело было. Поплакала, замерзла и решила пойти подальше в лес. Там в сугроб закопалась, глаза закрыла и решила смерти ждать. Заснула, а проснулась уже весной, как снег сошел. Вот тут-то я и испугалась. Самой себя. Может, и впрямь зло ходячее, что меня земля не принимает? Зло, не зло, а есть хотелось. Но в деревню не вернулась, хотя, может, и стоило - подвесили бы меня на суку, это точно, но померла бы и столько времени по свету не шлялась. Молодым хорошо, а старым туда-сюда ходить тяжело, очень тяжело. Не пошла в деревню, испугалась, тогда мне жить еще не надоело. Нашла белкины запасы, украла. Листочков пожевала, много ли мне надо? И побрела лесом, решив, куда выйду, туда и выйду. С тех пор и гуляю. Ромма-то встретила в одной деревне глухой, точнее около нее - на тачке его привезли к речушке, топить, стало быть, от греха подальше. Жалко мне его стало, вот и выскочила с клюкой из леса. Орала жутко, палкой размахивала, родственнички и перепугались. Бросили и Ромма, и тачку, и вот никого уж нет, кроме нас с ним. Молчал он долго. Но через месяц все про себя рассказал, а потом предложил его утопить. Или повесить. На мой выбор. Я тогда долго смеялась, никак успокоиться не могла. А он все злился и орал, чтобы я замолчала. Но смешно же.
Как-то мы, лет через пятьсот или чуть больше, зашли в городок, где, по слухам, жили ведьмы. Скрытный город был, страшно им там жилось - вокруг-то таких, как они, только и жгли. Сказали им, что живем долго, значит и такие как они. Приняли они нас, хоть и с опаской, следили по первости за нами. Самое лучшее время было. Мы там прожили очень долго, даже по нашим меркам времени. Помогали им и с посевами, и со скотом. Лечили многих - Ромм-то когда врачом был, что-то помнил. А я в травах разбираюсь неплохо. В общем, ко двору пришлись. Никто и не удивлялся, что мы живем и живем себе. Не боялись. А потом вдруг мир как взбесился - люди придумали слишком много все. И радио это, а потом и телефоны с самолетами. Или наоборот, мне-то не интересно было, какая придумка за какой шла. В город стали приезжать другие люди - умные, ищущие одиночества для изысканий, как выразился один из них. С новыми жителями было интересно - я вот математике всяческой обучилась. Любопытно очень это - эти цифры могут туда-сюда прыгать и столько всего значат... Ими можно все описать. Почти абсолютно все. Кроме нас.
Мы с Роммом после этого в городе прожили еще лет пятьдесят, наверное. А потом опять сбежали - слишком много слухов, слишком много исследователей, для которых мы были отличным предметом для опытов. А мы ведь стали умными, понимали, что к чему. Аномальность свою прекрасно осознавали. Я тогда много что читала, искала объяснений или хотя бы примеров. Но примеры отлично прятались; доносились лишь отголоски слухов, легенды. А мы с Роммом оставались по-прежнему вдвоем. В целом это нас не радовало. Впрочем, и огорчений не приносило, пока мир был открыт. А сейчас слишком много документов всяких нужно, никто на порог не пустит старых людей, даже в деревнях. Устали мы за последнюю сотню лет. Ромм часто плачет от обиды, а я устала прятаться. Мы выяснили все, что могли про жизнь и смерть. Про людей. Обычные люди - счастливые и абсолютно одинаковые во все временах и местах. Абсолютно одинаковые, абсолютно, как же я ненавижу это слово. Мы ходим по миру, пытаясь понять, что же не так. И как-то утром я догадалась...
Там, где много процессов, всегда есть погрешность - процессы, идущие не так. Абсолютная погрешность в идее жизни-смерти - это мы с Роммом. Мы знаем, что мы не одни, поскольку статистика, хоть и лживая наука, но все же иногда говорит правду. Мы знаем, что отклонений в процессе жизни в этом мире все больше и больше и когда-нибудь они станут настолько явными, что никто не сможет это игнорировать. По моим подсчетам, осталось ждать не так уж долго, несколько тысяч лет, меньше, чем мы прожили-проходили. И тогда мы станем большинством, нормой. Не так уж это и радует - продолжать жить в стареющем мире, но...
Но я надеюсь, почти верю, что мы по-прежнему останемся аномалией, статпогрешностью. А аномалия в мире вечноживущих - это смертные.
Да, в мире большой цикл начнется сначала, но мы с Роммом наконец умрем. А что там будет с миром, людьми и временем, нам будет уже неважно. Вечная жизнь, знаете ли, утомляет, иногда и отдыхать нужно. Даже погрешностям.
Мне много лет. Я не помню уже, сколько точно. Да и не вижу смысла подсчитывать. При этом вовсе не могу похвастаться точным знанием истории и тому подобного - всю свою жизнь я живу в маленьких деревеньках и небольших городах. Так было проще, как сейчас проще жить либо в очень большом городе, либо совсем в глуши. Я не помню уже своей молодости, поскольку слишком давно состарилась, а старость, знаете ли, не лучшая вещь в этом мире. Опыт не заменит здоровья и сил. И долгая жизнь вовсе не означает вечную молодость или что-то тому подобное. Я старела как и положено нормальным людям - к тридцати уже и морщины, и прочие удовольствия. А потом все остановилось, лет в пятьдесят. Я еще хоть не совсем слепая и глухая, как вот Ромм. Он-то как-то быстро превратился в развалину и живет такой развалиной уже как пять тысяч лет. Или семь? Около того. Не помню, память слабая. Но мне приходится таскать его всегда с собой - говорю, старший брат, нельзя же бросить. Вот и ходим... А люди добрые - стариков не могут выгнать, вот и принимают нас. Не все, конечно. Но я стараюсь им отплатить - добром за добро, злом за зло. Слишком давно живу, чтобы ждать возмездия плохим людям откуда-то сверху или снизу, или сбоку. Знаю, что можно и не дождаться. Да и подарками судьба мало кого радует. А я - вот она. Много секретов выведала, да и по хозяйству могу помочь. И знаний нахваталась. Не так, чтобы я была очень умной, нет. Просто как-то видишь, что куда ведет. Логические связки и неувязки, проще этого быть ничего не может.
А поняла, что не помру вот сейчас, я лет в сто с гаком. Жила и жила, а люди-то шептаться начали. Тут и я думать стала - да когда ж помру-то! Жить было тяжело и голодно тогда. Зубов половины нет, есть тяжело, работать нелегко - кому я нужна такая была. Выгнали меня из деревни люди, забоявшись. Как водится, плевали в след. Потом-то я привыкла, много раз так было, но тогда плакала долго в лесу. Зимой дело было. Поплакала, замерзла и решила пойти подальше в лес. Там в сугроб закопалась, глаза закрыла и решила смерти ждать. Заснула, а проснулась уже весной, как снег сошел. Вот тут-то я и испугалась. Самой себя. Может, и впрямь зло ходячее, что меня земля не принимает? Зло, не зло, а есть хотелось. Но в деревню не вернулась, хотя, может, и стоило - подвесили бы меня на суку, это точно, но померла бы и столько времени по свету не шлялась. Молодым хорошо, а старым туда-сюда ходить тяжело, очень тяжело. Не пошла в деревню, испугалась, тогда мне жить еще не надоело. Нашла белкины запасы, украла. Листочков пожевала, много ли мне надо? И побрела лесом, решив, куда выйду, туда и выйду. С тех пор и гуляю. Ромма-то встретила в одной деревне глухой, точнее около нее - на тачке его привезли к речушке, топить, стало быть, от греха подальше. Жалко мне его стало, вот и выскочила с клюкой из леса. Орала жутко, палкой размахивала, родственнички и перепугались. Бросили и Ромма, и тачку, и вот никого уж нет, кроме нас с ним. Молчал он долго. Но через месяц все про себя рассказал, а потом предложил его утопить. Или повесить. На мой выбор. Я тогда долго смеялась, никак успокоиться не могла. А он все злился и орал, чтобы я замолчала. Но смешно же.
Как-то мы, лет через пятьсот или чуть больше, зашли в городок, где, по слухам, жили ведьмы. Скрытный город был, страшно им там жилось - вокруг-то таких, как они, только и жгли. Сказали им, что живем долго, значит и такие как они. Приняли они нас, хоть и с опаской, следили по первости за нами. Самое лучшее время было. Мы там прожили очень долго, даже по нашим меркам времени. Помогали им и с посевами, и со скотом. Лечили многих - Ромм-то когда врачом был, что-то помнил. А я в травах разбираюсь неплохо. В общем, ко двору пришлись. Никто и не удивлялся, что мы живем и живем себе. Не боялись. А потом вдруг мир как взбесился - люди придумали слишком много все. И радио это, а потом и телефоны с самолетами. Или наоборот, мне-то не интересно было, какая придумка за какой шла. В город стали приезжать другие люди - умные, ищущие одиночества для изысканий, как выразился один из них. С новыми жителями было интересно - я вот математике всяческой обучилась. Любопытно очень это - эти цифры могут туда-сюда прыгать и столько всего значат... Ими можно все описать. Почти абсолютно все. Кроме нас.
Мы с Роммом после этого в городе прожили еще лет пятьдесят, наверное. А потом опять сбежали - слишком много слухов, слишком много исследователей, для которых мы были отличным предметом для опытов. А мы ведь стали умными, понимали, что к чему. Аномальность свою прекрасно осознавали. Я тогда много что читала, искала объяснений или хотя бы примеров. Но примеры отлично прятались; доносились лишь отголоски слухов, легенды. А мы с Роммом оставались по-прежнему вдвоем. В целом это нас не радовало. Впрочем, и огорчений не приносило, пока мир был открыт. А сейчас слишком много документов всяких нужно, никто на порог не пустит старых людей, даже в деревнях. Устали мы за последнюю сотню лет. Ромм часто плачет от обиды, а я устала прятаться. Мы выяснили все, что могли про жизнь и смерть. Про людей. Обычные люди - счастливые и абсолютно одинаковые во все временах и местах. Абсолютно одинаковые, абсолютно, как же я ненавижу это слово. Мы ходим по миру, пытаясь понять, что же не так. И как-то утром я догадалась...
Там, где много процессов, всегда есть погрешность - процессы, идущие не так. Абсолютная погрешность в идее жизни-смерти - это мы с Роммом. Мы знаем, что мы не одни, поскольку статистика, хоть и лживая наука, но все же иногда говорит правду. Мы знаем, что отклонений в процессе жизни в этом мире все больше и больше и когда-нибудь они станут настолько явными, что никто не сможет это игнорировать. По моим подсчетам, осталось ждать не так уж долго, несколько тысяч лет, меньше, чем мы прожили-проходили. И тогда мы станем большинством, нормой. Не так уж это и радует - продолжать жить в стареющем мире, но...
Но я надеюсь, почти верю, что мы по-прежнему останемся аномалией, статпогрешностью. А аномалия в мире вечноживущих - это смертные.
Да, в мире большой цикл начнется сначала, но мы с Роммом наконец умрем. А что там будет с миром, людьми и временем, нам будет уже неважно. Вечная жизнь, знаете ли, утомляет, иногда и отдыхать нужно. Даже погрешностям.