Пернатые террористы.
Мой батя был великим экспериментатором в области сельского хозяйства. Что он только не вытворял на огороде и в саду!
Даже виноград пытался вырастить ( что в условиях холодов северной части Белоруссии, конечно, не привело к появлению новых марок вин)))
Но огород - дело более женское, все-таки. А вот скотина да птица, это уж точно его.
У нас была речка в лощине, метрах в трехстах, над которой власти изгалялись, как могли.
И выпрямляли ее, и отходами со свинарника травили... Все нипочем. Тогда они оставили её в покое.
И заливные луга нашей страдалицы давали возможность хоть как прокормиться поселковой животине.
Деревенские пасли на них коз, коров и своих водоплавающих - уток да гусей.
Батя посмотрел на это дело и решил поставить птичий бизнес на широкую ногу. Закупить штук тридцать-сорок утят и к осени иметь гору мяса для тушенки.
Тем более, что я уже вполне подрос, а в школу мне было еще рано. То есть пастух имеется - дело за малым
Утят надо было ехать куда-то покупать. Мы до света запрягли конягу (батя отвечал за колхозный табунок и считался большим специалистом в лошадях, так что проблимы с транспортом у нас никогда не было) и отправились то ли на птицефабрику, то ли еще в какое подобное место - не помню, мне было лет пять тогда.
Все такие дела обычно делались через знакомых, "по блату" так сказать.
Но никакой "блат" не обходился без хорошей выпивки.
Не помню подробностей этой поездки, но когда я подгонял под вечер коня (который и сам прекрасно знал дорогу к нашей деревушке) - батя уже был чрезвычайно веселым и распевал на всю округу "По диким степям Забакалья".
Большой заколоченный ящик с птенцами стоял на телеге, а на ящике гордо восседал я, облеченный доверием управлять лошадью и следить за тем, чтобы отец не вывалился на дорогу.
Приехали уже в сумерки. Туда-сюда - темно. Пока разгрузились, распряглись, получили втык от женской половины семьи (мамы и бабушки) - ночь. Решили ящиком заняться утром, при нормальном освещении.
...Где-то с рассветом я в нетерпении выдирал уже ломиком крышку, чтобы посмотреть - кого же мы все-таки вчера купили.
Потому что хлопцем я был деревенским и хорошо знал на слух , как пищат утята. А тут - что-то не то... Оторвал доску, глянул - и похолодел от ужаса. На полу толпилось несметное количество кого? - век не догадаетесь. Индюшат. Как мужики там, на ферме этой по пьяному делу перепутали - во мраке прошлого. Но индюков я боялся страшным образом, что больших, что маленьких Что-то в них есть такое...
Я поднял тревогу и все сбежались смотреть на это чудо. Батя с похмелья таращился на этих без умолку пищащих птенцов и ничего не мог сообразить. Мама и бабушка готовы были порвать его на части и меня заодно - почему не доглядел. Скидки на возраст не было, ни мне ни ему...
Отскандалив положенное время, стали думать, что с ними делать. Не котам же скармливать - деньги уплачены, самогонка выпита и день потерян. Решили растить.
... Я такого лета не припомню за всю свою последующую жизнь... Штук сорок бешенно несущихся по пыльной улице индюков, сметающих со своего пути всех и вся. Эта банда не питала ни малейшего уважения и страха ни к кому и ни к чему. Разве что колхозный грузовик мог их как-то образумить, да и то ненадолго. Когда я насыпал им в корыто еду - они просто вырывали ведро у меня из рук, прыгали по плечам и голове, при этом страшно галдели и норовили клюнуть. Потом разворачивались, как по команде и неслись к реке.
Они не признавали абсолютно никаких авторитетов и вся семья должна была приспособиться к их режиму дня и манере их поведения.
Особенно эти пернатые бандиты ненавидили поселковых собак и кошек. Бедные животные удирали куда глаза глядят и прятались, где только возможно.
А подросшие уже и довольно окрепшие индюки расхаживали с гордым видом по деревне и считали ее своей вотчиной. Ворваться к кому нибудь во двор, загнать старушку хозяйку или какого пацаненка в дом и отобрать у бедных курей, гусей да уток корм стало для них обычным делом.
Здоровенные трех-пятикилограммовые птицы не боялись ни черта, ни бога и набрасывались толпой на каждого, кто вставал на дороге.
Дело запахло крупным скандалом В тихой и дружной прежде деревушке - такой вот террор. Пришла делегация в количестве трех мужиков и одного литра водки. С нашей стороны присутствовали : наша семья и тоже литр.
Бате самому надоел этот кавардак и он пообещал в ближайшеее время с ним разобраться. Мужики согласились подождать неделю, по истеченни которой члены этой банды должна быть ликвидированы, как самые отъявленные враги народа.
Что это была за неделя... На газовой плите круглые сутки стоял огромный бак, в котором постоянно варилась индюшатина. По двору и окрестностям летали пух и перья, а у нас отвалились руки ощипывать птицу.
Батя с мужиками гонялся за остатками террористов по всей деревне и дикий хохот раздавался в разных ее концах при неудачных попытках изловить наиболее шустрых индюков.
Но всех до одного все же так и не переловили. Штук пять удрали в непролазные прибрежные заросли и так и остались там партизанить до самых холодов, изредка делая набеги на местные огороды да кормушки для домашней птицы.
И только со снегом вернулись домой. Батя посмотрел на них, несчастных и голодных, слоняющихся с грустным видом по двору и решил оставить им жизнь....
Даже виноград пытался вырастить ( что в условиях холодов северной части Белоруссии, конечно, не привело к появлению новых марок вин)))
Но огород - дело более женское, все-таки. А вот скотина да птица, это уж точно его.
У нас была речка в лощине, метрах в трехстах, над которой власти изгалялись, как могли.
И выпрямляли ее, и отходами со свинарника травили... Все нипочем. Тогда они оставили её в покое.
И заливные луга нашей страдалицы давали возможность хоть как прокормиться поселковой животине.
Деревенские пасли на них коз, коров и своих водоплавающих - уток да гусей.
Батя посмотрел на это дело и решил поставить птичий бизнес на широкую ногу. Закупить штук тридцать-сорок утят и к осени иметь гору мяса для тушенки.
Тем более, что я уже вполне подрос, а в школу мне было еще рано. То есть пастух имеется - дело за малым
Утят надо было ехать куда-то покупать. Мы до света запрягли конягу (батя отвечал за колхозный табунок и считался большим специалистом в лошадях, так что проблимы с транспортом у нас никогда не было) и отправились то ли на птицефабрику, то ли еще в какое подобное место - не помню, мне было лет пять тогда.
Все такие дела обычно делались через знакомых, "по блату" так сказать.
Но никакой "блат" не обходился без хорошей выпивки.
Не помню подробностей этой поездки, но когда я подгонял под вечер коня (который и сам прекрасно знал дорогу к нашей деревушке) - батя уже был чрезвычайно веселым и распевал на всю округу "По диким степям Забакалья".
Большой заколоченный ящик с птенцами стоял на телеге, а на ящике гордо восседал я, облеченный доверием управлять лошадью и следить за тем, чтобы отец не вывалился на дорогу.
Приехали уже в сумерки. Туда-сюда - темно. Пока разгрузились, распряглись, получили втык от женской половины семьи (мамы и бабушки) - ночь. Решили ящиком заняться утром, при нормальном освещении.
...Где-то с рассветом я в нетерпении выдирал уже ломиком крышку, чтобы посмотреть - кого же мы все-таки вчера купили.
Потому что хлопцем я был деревенским и хорошо знал на слух , как пищат утята. А тут - что-то не то... Оторвал доску, глянул - и похолодел от ужаса. На полу толпилось несметное количество кого? - век не догадаетесь. Индюшат. Как мужики там, на ферме этой по пьяному делу перепутали - во мраке прошлого. Но индюков я боялся страшным образом, что больших, что маленьких Что-то в них есть такое...
Я поднял тревогу и все сбежались смотреть на это чудо. Батя с похмелья таращился на этих без умолку пищащих птенцов и ничего не мог сообразить. Мама и бабушка готовы были порвать его на части и меня заодно - почему не доглядел. Скидки на возраст не было, ни мне ни ему...
Отскандалив положенное время, стали думать, что с ними делать. Не котам же скармливать - деньги уплачены, самогонка выпита и день потерян. Решили растить.
... Я такого лета не припомню за всю свою последующую жизнь... Штук сорок бешенно несущихся по пыльной улице индюков, сметающих со своего пути всех и вся. Эта банда не питала ни малейшего уважения и страха ни к кому и ни к чему. Разве что колхозный грузовик мог их как-то образумить, да и то ненадолго. Когда я насыпал им в корыто еду - они просто вырывали ведро у меня из рук, прыгали по плечам и голове, при этом страшно галдели и норовили клюнуть. Потом разворачивались, как по команде и неслись к реке.
Они не признавали абсолютно никаких авторитетов и вся семья должна была приспособиться к их режиму дня и манере их поведения.
Особенно эти пернатые бандиты ненавидили поселковых собак и кошек. Бедные животные удирали куда глаза глядят и прятались, где только возможно.
А подросшие уже и довольно окрепшие индюки расхаживали с гордым видом по деревне и считали ее своей вотчиной. Ворваться к кому нибудь во двор, загнать старушку хозяйку или какого пацаненка в дом и отобрать у бедных курей, гусей да уток корм стало для них обычным делом.
Здоровенные трех-пятикилограммовые птицы не боялись ни черта, ни бога и набрасывались толпой на каждого, кто вставал на дороге.
Дело запахло крупным скандалом В тихой и дружной прежде деревушке - такой вот террор. Пришла делегация в количестве трех мужиков и одного литра водки. С нашей стороны присутствовали : наша семья и тоже литр.
Бате самому надоел этот кавардак и он пообещал в ближайшеее время с ним разобраться. Мужики согласились подождать неделю, по истеченни которой члены этой банды должна быть ликвидированы, как самые отъявленные враги народа.
Что это была за неделя... На газовой плите круглые сутки стоял огромный бак, в котором постоянно варилась индюшатина. По двору и окрестностям летали пух и перья, а у нас отвалились руки ощипывать птицу.
Батя с мужиками гонялся за остатками террористов по всей деревне и дикий хохот раздавался в разных ее концах при неудачных попытках изловить наиболее шустрых индюков.
Но всех до одного все же так и не переловили. Штук пять удрали в непролазные прибрежные заросли и так и остались там партизанить до самых холодов, изредка делая набеги на местные огороды да кормушки для домашней птицы.
И только со снегом вернулись домой. Батя посмотрел на них, несчастных и голодных, слоняющихся с грустным видом по двору и решил оставить им жизнь....