Тихо, не торопясь, я шел по осенне-вечернему городу, погрузившись в неспешные раздумья о жизни. Редкие прохожие, не замечая меня, ускоряли шаг, чтобы побыстрее оказаться под родными крышами. К невниманию я давно привык, и теперь водил дружбу только с деревьями - как правило, они никуда не бежали и всякий раз были рады беседе, размеренной и медлительной, как они сами.
Я был в пути третий день, время от времени ненадолго присаживаясь на скамейку отдохнуть - и непременно рядом со знакомым деревом. Хотя иначе и быть не могло - конечно же, я знал все городские деревья.
- Привет, как жизнь молодая?
Старый вяз прошелестел листьями в коротком смешке.
- Привет и тебе. Скриплю потихоньку. Давно тебя не было, уже соскучился.
- Да уж. Пришлось в других местах потрудиться.
- И как там?
- Все так же. Все те же. Там хорошие деревья, добрые.
- Отрадно. А как им живется?
- Неплохо, неплохо. За ними ухаживают, не забывают.
- Это хорошо.
- А за тобой? Помню, ты рассказывал про того садовника…
- Да, он часто приходит, разговаривает со мной, подкармливает, иногда лечит.
- Он тебя любит.
- Да, я знаю. Он хороший.
Мы помолчали.
- Ну ладно, пойду я дальше, негоже мне засиживаться.
- Ступай. До свидания.
- До свидания.
Я обнял его на прощание, прижался к шершавой коре. Хорошее дерево.
Проходя по переулку, где жили три молодые рябины, я услышал тихий, но отчаянный плач, отдавшийся во мне болезненным эхом. Посмотрел по сторонам - в одном доме было открыто окно, в нем была девушка, и она грустила. Я заинтересовался и подошел к ней.
Но девушка все плакала и плакала, а больше ничего не делала. Я подождал немного и спросил у рябин:
- Вы не знаете, отчего она плачет?
Пошушукавшись, они хором ответили:
- Знаем. У нее был любимый. А теперь они расстались. А она никак не может смириться, и мечтает его вернуть. А не может. Поэтому она плачет.
Самая маленькая рябинка, покраснев, прибавила:
- Я бы и сама расплакалась, только не умею… Мне так ее жалко!
- И нам! - подтвердили остальные.
Я постоял, глядя на девушку. Красивая.
- Кто же ее любимый?
Рябины вновь пошептались и сказали:
- Мы не знаем. Но он хороший человек! И он любит природу.
И в этот момент девушка громко всхлипнула и с тоской проговорила, взглянув в небо:
- Хоть бы дождь кончился, сколько можно уже!..
В задумчивости я пошел дальше, тихо намурлыкивая старый мотивчик.
Я оказался в парке, когда была ночь - горожане уже разбрелись по своим домам, уткнувшись кто куда - в телевизоры, в подушки, в любимых. Но, оказывается, не все.
На траве босиком стоял человек в мокрой, облепившей все тело одежде. Запрокинув лицо к небу, он будто впитывал падающие капли, легко и печально улыбаясь. Я подошел поближе.
- Здравствуй, дождь! - сказал он.
- Здравствуй. А разве ты меня слышишь?
- Конечно! Как же тебя можно не слышать?
- Обычно люди меня не замечают.
- Обычно люди слепы, - он грустно усмехнулся. - Они не чувствуют того, что вокруг них, и не ценят, и поэтому неспособны быть счастливыми. Разве не так?
- Ты прав, но неужели у них не может быть другого счастья? - возразил я.
- Никакое счастье не возможно без гармонии, - вздохнул человек и лег на мокрую траву. - Впрочем, и с гармонией не все гладко. Давай поговорим? Ты не спешишь?
Мне стал любопытен этот странный одинокий человек с потухшими глазами. Я присел рядом.
- О чем же?
- Скажи мне, если знаешь. Когда деревья сбрасывают свои листья - им больно?
Я поразмыслил.
- Вообще-то у них нет такого понятия, как «боль». Для них есть «правильно» и «неправильно». Сбрасывать листья - правильно. Это все, что имеет значение.
- Значит, во мне слишком много человеческого. Пусть это правильно - но я чувствую боль.
- Ты сбрасываешь листья? - поразился я. Он непокойно поморщился.
- Видимо, что-то вроде. Но это не листья, я все-таки человек, а не дерево. Все немного не так…
Определенно, он не походил на обычных правильных людей. Я заинтересовался по-настоящему.
- Объясни, пожалуйста.
- Весной… Я переехал сюда, устроился на работу, познакомился с новыми замечательными людьми, оброс книгами, наконец… Влюбился. И думал, что это навсегда. Незачем стало искать что-то еще - я счастлив, у меня есть все, что нужно!
Но пришла осень. Работа стала скучна, книги занудны, город невыносимо известен… А люди - докучливы и пусты. Даже любимые. Даже любимые навечно - в чем я клялся летом. Я пытался объяснить им, что со мной, но никто не понял, всем казалось, что у меня… Впрочем, какая разница. Никто не может понять другого человека, никто не в силах принять правду, даже если сказать ее прямо - намного проще жить в клетке собственных «кажется». И, обиженные, они покинули меня. Отвернулись. А я даже не стремился их удержать, мне, как старику, беспредельно наскучила сама жизнь, в ней не стало ничего нового, интересного или ценного.
И самое главное - так происходит каждый год. Каждый! И каждую осень я готовлюсь умирать, потому что я не верю, что через полгода все снова пойдет на лад. Знаю, но не верю, мне кажется, что этот раз - последний. Видишь, и мне тоже кажется! - Он горько, через силу засмеялся. - И рождение зимы принимаю спокойно, беспечально и благодарно, потому что - все. Я устал жить. Серо. Уныло. Безрадостно.
Лишь одно чувство не покидает до первого снега - боль, чужая и холодная. Я чувствую людей, которые были мне близки. Чувствую их подсердечную тяжесть - уходит нужный, любимый человек… И когда зима растворится, а весна оденет меня новой нарядной жизнью - они будут далеко, не со мной, чужие, их дОлжно забыть. Поэтому я переезжаю, чтобы даже случайно не попадаться им на глаза, и чтобы они не попались мне - иначе повторения прошлогодних ошибок не избежать. А это будет неправильно - говоря твоими словами.
И как дерево - листья, я обретаю и теряю привязанности.
Во мне щелкнул маленький разряд - я подумал об одном совпадении. Осторожно спросил его:
- Ты знаешь кирпичный дом на тихой улочке с тремя рябинами?
- Знаю, - он хмуро посмотрел в серое ночное небо. - Там жила… живет моя любимая. Когда-то. Летом.
- Она знает, что с тобой?
- Я… пытался ей намекнуть. Пробовал рассказать, что я - не такой, как все, что каждый год я умираю и рождаюсь, теряя память, что со мной нельзя связывать жизнь… Потом бросил. Может быть, из трусости - не смог глядеть ей в глаза. - Он резко перевернулся и сел. - Надеюсь, она меня забыла - как и все, кто был раньше. Я смог не поселиться ни в одной душе дольше, чем на полгода… или мне опять кажется? Свое прошлое я знаю не чувствами, а холодными картинками, поэтому мне трудно судить…
Мы помолчали.
- Знаешь, у меня вообще ничего нет в жизни - ни дома, ни друзей, ни мечты… Единственное, что остается всегда со мной - хороший вкус к книгам, я очень люблю читать. Но этого мало, чтобы зацепиться, а я порой думаю - если у меня появится дом, может быть, я смогу стать другим? - Глаза на мгновение вспыхнули надеждой, он оживился - и я будто воочию увидел, каким он может быть - решительным, жизнерадостным, счастливым… весенним.
- Вряд ли. По-моему, ты не очень хочешь меняться, да и трудно идти против своей природы.
- А между моей природой и их иллюзиями - пропасть. Значит… значит, так будет всегда?
- А где ты зимуешь? - я сменил тему.
- Дома. Существую, как растение, до весны, пока не почувствую, что душа распускается - и тогда сажусь на первый попавшийся поезд.
- Хорошо… Может быть, еще поговорим? Пока еще не зима - есть немного времени, мне бы хотелось увидеться с тобой снова.
- Мне тоже, - он искренне и немного грустно улыбнулся - наконец-то изливший себя человек. - Приходи в любое время. Я живу в доме около старого высохшего дуба. Порой я ему завидую… Хорошо быть деревом, пусть даже мертвым.
- Мне кажется почему-то, что ты не очень-то человек… До свидания.
Но мы так и не увиделись, хотя поговорить смогли - недолго. После нашей первой встречи я был занят - нужно было идти целую неделю, громко и яростно, и я очень устал, а потом я вдруг поймал светлую молнию внезапного озарения. Я понял, как будет правильно.
Я вернулся к рябинам.
- Здравствуйте, мои хорошие! Она все так же плачет?
- Привет! Да! Мы беспокоимся за нее!
- Я хочу сделать так, чтобы они встретились. Вы мне поможете?
Рябины в восторге закачались.
- Да! Давай! Конечно!
- Тогда ты, - я погладил маленькую рябину, - стукни ей в окно, а когда она выглянет - вы все постарайтесь замереть, чтобы не стряхнуть ни капли. Справитесь?
- Да!
- Хорошо. Давайте, хорошие, начали.
Услышав стук, девушка медленно подошла и выглянула наружу. В ночном воздухе свежо и отчетливо пахло осенью - самое романтическое и таинственное время, по моему мнению.
Из падающих капель и водяных брызг я сделал прозрачную изогнутую арку с радугой из лунного света - получилось очень красиво, отмечу без ложной скромности. Рядом, овеянные буйными причитаниями тоскующего октябрьского ветра, стражей застыли торжественно неподвижные рябины. Теперь все зависело от того, верит ли она в чудо.
Девушка подумала, и, будто решившись, выскользнула из окна в чем была - халате и тапочках. Рябины, обрадовавшись, восторженно зашептались, но я попросил их вести себя потише, а то скопившаяся на них влага могла ее намочить. Побарабанив короткой дробью по луже впереди, я повел ее за собой - к дому у старого дуба.
Дуб, слишком давно умерший, чтобы разговаривать, исступленно скрипел под порывами ветра. За нижнюю ветку рядом с окном чудом уцепился сухой березовый листик, принесенный непогодой. Я приналег на ветку, громко царапая стекло, но был неаккуратен - и намокший листик отлетел в небо, быстро и печально вверяясь ветру.
Я царапнул окно еще раз и крикнул:
- Привет! Ты дома?
Последовала долгая пауза. За это время девушка, думая, что я ее приглашаю, подошла к окну. Наконец из-за стекла донесся усталый тусклый голос.
- Это ты, дождь?
- Да! Выйди, пожалуйста. Расскажи ей все. Как мне тогда, помнишь? Кажется, она действительно сможет понять. Хотя бы попытайся!
Еще одна пауза. Наконец:
- Сейчас… Не пойму только, тебе-то это зачем?
Больше я их не видел. Через неделю выпал первый снег, и подошел мой черед замереть в безмолвном дозоре. Только весной, процарапавшись сквозь собственную зиму, я оказался в памятном мне переулке. У крыльца я заметил переполненный почтовый ящик - некоторые письма даже вывалились на землю. Я аккуратно просмотрел обратные адреса - все были присланы из заочного отделения районного сельхозинститута. А на двери я увидел свежую надпись краской: «Я переехала». Осторожно дотронулся до нее, вспоминая события прошлой осени…
Зачем? Наверное, все дело в том, что считаешь правильным. Блуждающее по свету дерево, лишенное корней - это неправильно. Боль, даже человеческая, даже та, которую люди испытывают от собственных «кажется» - это неправильно. И потом, холод осенней ночи рано или поздно выпивает даже меня, и хотя это правильно - но порой мне невыносимо кажется, что миру недостает тепла.