(no subject)
Для "Заповедника Сказок"
Мичурин - он великий человечище был! Росту - три сосновых сажени! В плечах - четыре дубовых! Пенсне его двое одновременно носить могли! Тужурка на нём из кожи амазонского крокодила (боливийские товарищи привезли), штаны галифе красного кумача, сапоги - из шкуры белого буйвола! Благодарные индусские колхозники презентовали. Он для них мохеровый банан вывел. А маузер с брильянтовыми накладками ему лично товарищ Дзержинский подарил. Мичурин из него сорняки расстреливал. Как врагов народа. Бывало, выйдет Мичурин в колхозные поля, маузер достанет, в воздух выстрелит. Как крикнет: «Равняйсь! Смирно!» Пшеница колхозная Мичурина очень уважала. Как завидит маузер, тут же во фрунт вытягивается, колосок к колоску строится, спелостью наливается. Хорошо!
Вызывает как-то Мичурина товарищ Сталин.
- Садитэсь, - говорит. - Пока на стул, а там посмотрым. Скажите, таварищ Мичюрин, как в народном хозяйстве обстоит дело с клюквой?
- Как прикажете, так и будет обстоять! - рапортует Мичурин.
- Маладэц! - говорит товарищ Сталин. - Правильно товарищу Сталину отвечаешь. Слушай задание партии, таварищ Мичюрин! Тут некоторые капиталистические таварищи (эх, расстрэлять бы!) хотят развесистую клюкву увидэть. Обэспечьте, таварищ Мичюрин.
- Задание партии будет выполнено, товарищ Сталин! - отвечает Мичурин и чеканным шагом из кабинета выходит.
Не знал сомнений Мичурин. Прямо из Кремля на болото отправился, клюкву нашёл, маузер вытащил:
- Приказываю ветвиться! - кричит.
А клюква что? Она ягода глухая, болотная. О Мичурине и не слышала. Лежит себе на кочке, брюшко алое почёсывает, делает вид что не слышит.
Осерчал Мичурин, из маузера в воздух для острастки пальнул:
- Именем революции, приказываю ветвиться!
Не уважает Мичурина клюква. Не реагирует.
Тут видит Мичурин - сидит кикимора болотная и на него поглядывает. Гаденько так лыбится.
Навёл на неё Мичурин свой верный маузер.
- Хоть ты, - грит, - пережиток прошлого и отсталый элемент, а всё ж сознательность проявить должна! Ведаешь, чай, как клюкву ветвиться заставить можно?
Усмехнулась кикимора похабненько:
- Ты, - грит, - витязь, меня шпалером-то не стращай. Не из пужливых.А лучше приголубь меня как следует, тогда скажу тебе слово тайное, чтоб вся ягода болотная тебя как отца родного слушалась!
Эх, страшна кикимора болотная! Кожа с прозеленью склизкая, пальцев по шестнадцать штук на каждой руке, тощая, как зэк-доходяга из лагеря колымского. Но ежели партия приказала клюквы развесистой добыть…
Зажмурил глаза Мичурин, уши заткнул, вдохнул поглубже, и отлюбил кикимору в полное её удовольствие. Шесть раз. Нет, восемь. Без перерыва. Великий человечище был!
Кикимора потянулась томно, улыбнулась довольно, Мичурина в щёчку чмокнула, да слово заветное на ухо ему прошептала.
И сгинула, как и не было её.
Утёр Мичурин пот трудовой, к кочкам измятым наклонился, слово тайное прошептал, да жменю клюквы сгрёб, да в карман засунул.
Вернулся Мичурин с болота, да клюкву-то на спецделянке, лично товарищем Сталиным указанной, и посеял.
Ах, какая уродилась клюква! Ствол - в три обхвата! В тени кроны - рота будёновцев укрыться может. Высотой та клюква - до неба. А на ветвях узловатых ягоды висят с кулак величиной, кислые да целебные, полыхают-алеют, красным пролетарским цветом в ночи горят.
Приезжали капиталистические товарищи, на клюкву ту развесистую изумлялись, ахали, и очень через этот факт Советский Союз зауважали.
Доволен был товарищ Сталин.
- Таварищ Мичюрин, - говорил он, - маладэц!
И Героя Труда Мичурину присвоил. Третий раз уже.
Мичурин - он великий человечище был! Росту - три сосновых сажени! В плечах - четыре дубовых! Пенсне его двое одновременно носить могли! Тужурка на нём из кожи амазонского крокодила (боливийские товарищи привезли), штаны галифе красного кумача, сапоги - из шкуры белого буйвола! Благодарные индусские колхозники презентовали. Он для них мохеровый банан вывел. А маузер с брильянтовыми накладками ему лично товарищ Дзержинский подарил. Мичурин из него сорняки расстреливал. Как врагов народа. Бывало, выйдет Мичурин в колхозные поля, маузер достанет, в воздух выстрелит. Как крикнет: «Равняйсь! Смирно!» Пшеница колхозная Мичурина очень уважала. Как завидит маузер, тут же во фрунт вытягивается, колосок к колоску строится, спелостью наливается. Хорошо!
Вызывает как-то Мичурина товарищ Сталин.
- Садитэсь, - говорит. - Пока на стул, а там посмотрым. Скажите, таварищ Мичюрин, как в народном хозяйстве обстоит дело с клюквой?
- Как прикажете, так и будет обстоять! - рапортует Мичурин.
- Маладэц! - говорит товарищ Сталин. - Правильно товарищу Сталину отвечаешь. Слушай задание партии, таварищ Мичюрин! Тут некоторые капиталистические таварищи (эх, расстрэлять бы!) хотят развесистую клюкву увидэть. Обэспечьте, таварищ Мичюрин.
- Задание партии будет выполнено, товарищ Сталин! - отвечает Мичурин и чеканным шагом из кабинета выходит.
Не знал сомнений Мичурин. Прямо из Кремля на болото отправился, клюкву нашёл, маузер вытащил:
- Приказываю ветвиться! - кричит.
А клюква что? Она ягода глухая, болотная. О Мичурине и не слышала. Лежит себе на кочке, брюшко алое почёсывает, делает вид что не слышит.
Осерчал Мичурин, из маузера в воздух для острастки пальнул:
- Именем революции, приказываю ветвиться!
Не уважает Мичурина клюква. Не реагирует.
Тут видит Мичурин - сидит кикимора болотная и на него поглядывает. Гаденько так лыбится.
Навёл на неё Мичурин свой верный маузер.
- Хоть ты, - грит, - пережиток прошлого и отсталый элемент, а всё ж сознательность проявить должна! Ведаешь, чай, как клюкву ветвиться заставить можно?
Усмехнулась кикимора похабненько:
- Ты, - грит, - витязь, меня шпалером-то не стращай. Не из пужливых.А лучше приголубь меня как следует, тогда скажу тебе слово тайное, чтоб вся ягода болотная тебя как отца родного слушалась!
Эх, страшна кикимора болотная! Кожа с прозеленью склизкая, пальцев по шестнадцать штук на каждой руке, тощая, как зэк-доходяга из лагеря колымского. Но ежели партия приказала клюквы развесистой добыть…
Зажмурил глаза Мичурин, уши заткнул, вдохнул поглубже, и отлюбил кикимору в полное её удовольствие. Шесть раз. Нет, восемь. Без перерыва. Великий человечище был!
Кикимора потянулась томно, улыбнулась довольно, Мичурина в щёчку чмокнула, да слово заветное на ухо ему прошептала.
И сгинула, как и не было её.
Утёр Мичурин пот трудовой, к кочкам измятым наклонился, слово тайное прошептал, да жменю клюквы сгрёб, да в карман засунул.
Вернулся Мичурин с болота, да клюкву-то на спецделянке, лично товарищем Сталиным указанной, и посеял.
Ах, какая уродилась клюква! Ствол - в три обхвата! В тени кроны - рота будёновцев укрыться может. Высотой та клюква - до неба. А на ветвях узловатых ягоды висят с кулак величиной, кислые да целебные, полыхают-алеют, красным пролетарским цветом в ночи горят.
Приезжали капиталистические товарищи, на клюкву ту развесистую изумлялись, ахали, и очень через этот факт Советский Союз зауважали.
Доволен был товарищ Сталин.
- Таварищ Мичюрин, - говорил он, - маладэц!
И Героя Труда Мичурину присвоил. Третий раз уже.