Польское восстание 1863 -- варшавское воссстание 1944: мой микросюжет
Сходила на маленькую игру по Варшавскому восстанию, которую делала Нина-тян и К.
Помимо интересующей меня темы Польши и польского сопротивления, я хотела проиграть тему семейной сценария, семейной незакрытой травмы. Это чистый ОБВМ -- играть в историческую, семейную травму вымышленного персонажа. Но ужасно занятно, как все это может работать.
Несколько лет назад на игре "Городок" с сыграла роль Гражины Каминской, с несколько гротескной аллюзией на линию Пушкин-Дантес.
1860 г. , город Радом под Вильно. Гражина вышла замуж за Анджея Каминского, революционного поэта, кумира молодежи. Через 3 года брака Каминский вызывает на дуэль графа Алексея Белозерского за честь жены. И погибает. О дуэли хотя слухи, что была она нечестной. О Гражине ходят слухи, что она вытравила ребенка от офицера. Офицер Белозерский был сослан в соседний полк.
1863 год -- Польское восстание. Гражина дает расписку в Третьем отделении о согласии работать на охранку. Дает из патриотических побуждений, сгоряча, думая так помочь повстанцам. Но восстание подавлено, а информация о цели этой расписки до повстанцев не дошла. Алексей Белозерский вернулся и как мог, помог Гражине: довел до сведения связного повстанцев, что на Гражину давят, и посоветовал партизанам скрыться, чтобы все связи с городом были оборваны и чтобы ни на Гражину, ни на связного не могли надавить. Оборвав все нити, явился к полковнику Рутенбергу и обо всем рассказал. Полковник пошел ему навстречу: закрыл глаза на брак православного и католички и подарил им на свадьбу свидетельство о том, что все документы на Гражину сгорели при поджоге ведомственного архива. На самом деле оставил расписку при себе на случай, если Гражина не угомонится, но ходу дела не давал.
1864 -- Алексей и Гражина покупают поместье под Варшавой и ведут там патриотическую деятельность: прячут у себя нелегалов, помогают деньгами. Детей крестят в католичестве. Не сразу, но завоевывают доверие интеллигенции, шляхты, патриотических кругов. Хотя следы истории об убитом поэте и слухи о расписке были тяжелым наследием, но Варшава была выкошена и приходилось доверять тем, кто протягивал Польше руку помощи.
Часть земель Алексей по настоянию Гражины раздал крестьянам. Была организована сельская школа.
В семье царит патриотическая, но и интернациональная атмосфера, дети двуязычны и не имеют предрассудков против русских, однако их патриотизм направляется в русло развития польской культуры и противоправительственные, республиканские настроения.
Алексей и Гражина имели 3 детей. Сын старшего сына, стал эсером. Молодость унего была лихая, сидел-бежал-сидел-бежал.
В итоге примкнул к левым эсерам, заседал в Смольном. Семьи не имел. Звали его Рышард (прозвище Рысь). Это был неунывающий человек с бесконечным чувством юмора, который в любых обстоятельствах находил возможным бороться.
1918 год -- мир с Германией, Польша захвачена. Рышард вместе со Спиридоновой участвует в левоэсерском бунте, в его позиции, кроме прочего, патриотическая заинтересованность: большевики отдают Польшу на разграбление немцу.
Бунт подавлен, Рысь бежит в Вильно, там скрывается и встречается с Юлией Рутенберг не зная о том, что она внучка полковника Рутенберга, когда-то спасшего его семью. Он делает ей предложение и они бегут в Варшаву.
1920 год -- Рышард участвует в героической обороне Варшавы от красных. В этом же году Юлия рожает дочь, т.е. мою героиню, тоже Гражину.
Для моей героини важным обстоятельством является то, что она почти ничего не знает об истории с пресловутой распиской пробабки Гражины. Эта история замалчивалась в семье: распиской Белозерских все-таки пытались шантажировать, а в те времена поступок Гражины был просто за гранью добра и зла. Т.е. в семье сохранилось некое напряжение вины и предательства.
В семье сохранилось предание о том, что прадед убил первого мужа Гражины на дуэли, и некоторый перекос в сторону Польши в интернациональной семье отчасти питается попыткой компенсировать этот факт; а вот про расписку никто вообще ничего не знает, возможно, знал кто-то из детей Гражины и Алексея, но до правнучки информация не дошла.
Дошли только какие-то письма Гражины, где намеками, обиняками говорилось о "роковой ошибке" и "вечном стыде". Было письмо к другу семьи, где Гражина писала: "Я сделала то, о чем ты знаешь будто в горячечном бреду, и теперь посреди счастья, посреди радостных трудов сердце мое то и дело сжимается страхом, который тем более нельзя обнаружить, чем больше власти он дает надо мной тем, перед кем я не склонюсь никогда в жизни".
Можно было бы подумать, что речь о браке с убийцей мужа, если бы не было известно, что пробабка Гражина мужа любила и никак не могла считать брак роковой ошибкой, несмотря на все сопутствующие кошмарные обстоятельства. Случайная измена, о которой сожалела? Но кто "те, перед кем она не склонится"? Светские сплетники? Как-то мелко для такой фигуры, какой она предстает в семейном предании.
Дошла до потомков записка Рутенберга, но речь там шла лишь о неких "документах", сгоревших вместе с архивом.
Дошел до Гражины-младшей также том Мицкевича, с дарственной надписью Гражине Каминской, где чьей-то рукой были отчеркнуты строки:
"Нам не смерть позорна,
а помощь немцев, их союз -- засада.
Уж лучше уголь взять рукой из горна,
чем жать десницу орденского гада".
(Расписку Гражина довала Эшенбергу, обрусевшему немцу.)
Сохранилось так же смутное семейное предание, что однажды за столом Алексей Белозерский обратился к детям (тогда еще подросткам) с речью, общий смысл которой был: если вам скажут худо о ваших родителях, о вашей матери, я знаю, вы не усомнитесь и не поверите никаким наветам.
Опять же, к чему это было относить -- к без преувличения жуткой истории с Каминским, о которой говорили мало и неохотно, но все же говорили в семье, или к чему-то еще.
Вот и все.
Итак, налицо родовая и в то же время социальная травма, мучительная тайна, которая подвергается замалчиванию.
Я подумала, что тогда она должна непременно всплыть. Ошибка должна повториться, чтобы получить какое-то легитимное разрешение. Какое -- я даже не представляла.
Драма должна разыграться у потомка женского пола, девочки,которая унаследует горячность и эмоциональность Гражины-старшей.
Интересно поиграть в семейную и даже родовую терапию, при том, что семья абсолютно вымышленная! Как сработает система на игре?
Забегая вперед -- про синхронизм: не зная подробностей биографии Граждины Каминской, Нина-тян:
1. Назвала бывшего парня Гражинки, причиной смерти которого она послужила, Анджеем (а это имя поэта Каминского, убитого на дуэли из-за Гражины-старшей)
2. Определила мне в партнерши по игре женщину, которая стала любовницей немецкого оккупанта -- опять повторилась история с Гражиной-старшей, влюбившейся в оккупанта, только русского. Гражинка в этот раз избежала той же участи, но была вынуждена прикрывать другую женщину с той же судьбой. т.е. отбывать историю в смягченном варианте. Видимо, эту травму система как-то переварила, хотя мы еще увидим, к чему в итоге Гражина придет.
И вот как у меня сложилась история правнучки.
Гражинка встречалась с Анджеем Вишневским, когда училась на первом курсе музыкального училища, в 38-м. Ну как -- встречалась: два раза в кино сходили. Ну, целовались. Но за Гражинкой ухаживал еще Лесь. Лесь был старше и казался интересней. И целовался лучше. Нельзя сказать, что Лесь Гражинку увел. На самом деле с Лесем тоже ничего такого не было.
Папа сказал:
-- Гражинка, не дури парню голову. Уйми свой темперамент.
И Гражинка перестала встречаться с Анджеем. И с Лесем тоже скоро перестала. Вообще она решила серьезно взяться за учебу и стала забивать на свидания с мальчиками. Взрослая барышня, хватит глупостей!
Второй курс Гражинка закончила отлично, не считая пары предметов, и решила, что теперь уже можно было бы с кем-нибудь сходить на свидание. Но к этому времени у нее успел сформироваться идеал, и по этот идеал пока что никто не подходил. Это должен был быть серьезный, взрослый человек, не какой-нибудь шалопай. Он должен был понимать и чувствовать, как она.
Она как раз раздумывала, подходил ли под ее идеал их преподаватель музыкальной теории, и серьезно ли с ее стороны строить глазки преподавателю, даже если он всего на 5 лет старше студентов. И даже решила проверить свои чувства 1 сентября, когда начнутся занятия. Но занятия не начались, началась война. Преподаватель музыкальной теории ушел на фронт, и больше его Гражинка не видела, и чувства свои проверить не успела.
Мать в это время гостила у родственников в Радоме. Связи с ней с тех пор не было.
Музыкальное училище, как и все высшие учебные заведения, закрыли. В кинотеатрах теперь крутили немецкие киноленты.
В первые месяцы оккупации были ужас и растерянность, и непонимание, что делать и чего ждать, но отец, старый подпольщик, ориентиовался в обстановке быстро. Они с Гражинкой наладили свое небольшое дело: Гражинка переправляла в нему в деревню еврейских детей, он их прятал какое-то время, пока их не передавали дальше, чтобы перевести через границу.
В августе 42 года Гражинка столкнулась на улице с Анджеем. Они давно не виделись, Анджей сильно возмужал. Зашли в кабачок. Анджей всегда был человек порыва -- после получаса недомолвок и неловких прощупываний почвы сказал напрямик, что предлагает Гражинке принять участие в "деле". Доверился по старой памяти.
У Гражинки было свое дело, но все же почему-то пошла на сходку, где ей были обещаны подробности. Наверное, интуиция.
Это была молодежь -- все не старше Анджея, и он был главным. На нее мрачно зыркала единственная девушка в группе -- видимо, девушка Анджея. Ревновала к бывшей пассии. Гражинка бы, может, и поиграла бы в эти игры, но время игр для нее прошло.
Дело было такое: планировалось нападение на Гестапо. Предполагалось успеть расстрелять, кого смогут, бросить гранату, и по возможности скрыться. Оружие было, оно спрятано в подвале на соседней улице. Гражинка нужна была, чтобы стоять на стреме, подавать сигналы. Операция была назвначена на завтра, 12.30.
Гражину обдало горячей волной. На той же улице, что отделение Гестапо, они прятали сейчас нескольких еврейских детей. Это было само по себе безумие, но выхода не было: показалось, что за старой квартирой установили слежку. В конце недели детей должны были забрать и переправить в деревню. В случае нападения на Гестапо оцепят всю улицу, будут прочесывать и осматривать каждый дом...
Но Гражина не могла вот так прямо об этом сказать, она была приучена отцом к жесткой конспирации. Она сказала: а как же заложники? Немцы расстреляют заложников за терракт.
Это не возымело никакого действия, это был не аргумент. Мы все в заложниках, ответили ей. Гражинка пыталась спорить: если подвергать людей верной смерти. то уж ради какого-то серьезного дела, а не ради нескольких выстрелов, когда явно дальше приемной и прорваться не удастся. Вы сами погибнете и погубите невинных людей ради пустого жеста!
Тут никто уже не хотел с ней говорить. Гражинка в отчаянии попросила Анджея на пару слов (девушка испепелила ее взглядом).
Анджею она сказала все. Он мотнул головой:
-- Туда и дорога твоим жиденятам!
Гражинка влепила Анджею пощечину и вышла из квартиры.
И зачем она только с ним целовалась в 38м.
Что делать, что делать? Как спасти детей?
Посоветоваться не с кем. Отец в деревне.
И тут она вспомнила слова одного из парней: если накроют место, где спрятано оружие, все сорвется.
Все сорвется. Надо все сорвать.
Когда Гражинка вспоминала позже эти минуты, ей казалось, что это была не она. Это озарение пришло к ней мгновенно, в тот момент, когда она проходила мимо Гестапо. Она вдруг повернулась и направилась к этим дверям, в какой-то лихорадке.
В гестапо на сказала, что зашла в подворотню, чтобы поправить чулок. Услышала голоса, мужские, за углом, где-то во дворе. Один сказал, что оружие есть, и назвал адрес. Она испугалась, что они сейчас выйдут, обнаружат ее, и убежала. Потом подумала, что это может быть грабеж или что похуже, и вот пришла рассказать. Нельзя, чтобы пострадали заложники.
Она почему-то хотела не показать, что боится, унимала дрожь, но профессиональному глазу ее страх был виден, и ее спасло, что гестаповец призвал ее успокоиться. Тогда она поняла, что сухая истерика не выглядит подозрительно и дала волю дрожи, которая ее била. Гестаповец любезно дал ей стакан воды. Еще раз расспросил о подробностях: где та подворотня, какие были голоса. Гражина проклацала зубами об стакан еще раз всю историю. Она боялась упасть в обморок и все же выдать степень своего напряжения.
Досмотрели документы, записали ее фамилию и адрес, пообещали принять меры. Отпустили домой. Все было так любезно.
Уже когда она выходила, из ворот выехала машина с солдатами.
Осталось предупредить ребят.
Она как-то не продумала этот момент.
Позвонить Анджею, сказать: оружия больше нет, я сдала его Гестапо, не приходите туда, там может быть засада.
Только сейчас она в полной мере осознала, что о ней теперь подумают. И не что скажут, о нет, а что сделают с ней после этого.
Неважно, не надо думать, главное спасти детей.
В той же сухой лихорадке она набрала номер Анджея. Подошла его мать, Гражинку узнала, но сказала, что сына дома нет. Когда будет - не знает. Гражинка попросила передать, чтобы перезвонил.
Как на иголках, прождала час и побежала на ту квартиру, где встречались заговорщики. Дверь никто не открывал. Матка Боска!
Надолго запомнит Гражинка эти несколько часов кошмара...
Вечером она решилась позвонить снова матери Анджея, чтобы передать обиняками, чтобы он не ходил забирать то, что спрятал, что там его уже нет, -- такую формулировку она сочинила, чтобы не втягивать в историю мать. Но ей ответил чужой мужской голос. Она спросила Витека. Ей сказали, что она ошиблась. Она повесила трубку и осела на пол.
Нет, она не ошиблась номером.
Анджей арестован или даже хуже.
Не может быть. Не может быть. Они должны были прийти за оружием завтра утром. Как так получилось?
Ей очень хотелось потерять сознание, но она не могла, нужно было узнать, нужно было узнать.
Может быть, это что-то другое, может быть, склад с оружием здесь ни при чем, она здесь ни при чем?
На следующий день в газетах написали, что благодаря бдительности исознательности, проявленными гражданами Варшавы, удалось обнаружить склад с оружием и взять на месте двух террористов (убиты на месте). Ведется следствие, производятся аресты. Имена убитых террористов были оглашены: Анджей Вишневский и Агнежка Костянская.
Гражина прочла и упала наконец в обморок.
Ей пришлось жить: на ней были дети, которых нужно было отвезти к отцу в деревню.
Отцу она рассказала все.
-- Как жить, папа, как жить теперь?!
Отец, Рышард Белозерский, старый социал-революционер, каторжанин, беглец, поднимавший левоэсерский бунт против своих бывших товарищей, большевиков, видавший провокации, предательства, ошибки и просчеты, сказал:
-- Надо жить.
Но сам он жил после этого недолго.
Его выдал сосед -- потомок крестьянина, которому дед Рышарда, граф Белозерский, дал землю. Вот так получилось смешно. Делись после этого с людьми.
Рышард, конечно, не сдался без боя. Он отстреливался и погиб.
Гражинку вызвали в Гестапо, допрашивали по подозрению в соучастии. Она оправдывалась, как ее учил отец. Ей дали понять, что ее недавний донос говорит в ее пользу. Пару раз стукнули для острастки, и все. Продержали двое суток и отпустили.
Повезло.
Лавочку с еврейскими детьми на время пришлось прикрыть. Это было тяжелое время. Без отца, с грузом предательства на плечах, с невозможностью искупления делом. Но через полгода на нее вышли люди, которые нашли другой перевалочный пункт для переправки детей. Гражина рисковала теперь вдвойне, но надежных людей было мало.
Она так и не узнала, уцелел ли кто-то из группы Анджея. Не узнала, что с его матерью и сестрой. Она говорила себе,ч то опасно приходить к нему домой, что она не вправе рисковать, но на самом деле боялась взглянуть им в глаза. Когда-нибудь она сделает это. Если доживет.
А на игре получилось так.
Игра начиналась в подвале, в госпитале, где сидели предсавители Армии Крайовы, Армии Людовы, беженцы, в том числе Гражина.
Как выяснилось, рачительные немцы не ограничились складом с оружием и зачистили всю улицу, обнаружив там же подпольную типографию. В камере хозяин типографии познакомился с Анджеем и обменялся мнениями насчет того, кто же их слад (хозяину типографии, Милошу, показывали фотографию Гражины и говорили, что сдала их она). Анджей, как выяснилось, не был рассрелен (объявление ос мерти было, видимо, чтобы не спугнуть сообщников), но подвергся пыткам и умер. А Милош бежал. В госпитале Милош Гражину опознал.
Когда предательство Гражины предали огласке, она не стала опираться, и было интересно видеть, как люди, которые только что вместе с ней под пулями таскали раненых, оборачиваются против нее. Даже старый друг семьи не смогла найти ей оправдание. Сестра Анджея (она оказалась в том же подвале) не потребовала расправы, но отказала в прощении.
Подруга Милоша собиралась по-тихому пристрелить Гражину.
Спасло Гражину два обстоятельства. Первое -- офицер Армии Крайовой проникся к ней чувствами и, когда пришла информация о предстельстве, не нашел в себе сил сразу поставить к стенке, взял под арест.
А когда пришло время уходить через каналы, солдаты Арими Людовой (прокоммунистической и прорусской) просто забрали вяло отбивавшуюся Гражину с собой со словами "Вас там трибунал ждет, расстрел, идемте с нами, вы не виноваты, панна, вы детей спасали". Букально потащили, почти силком спасли ей жизнь.
И так получилось, что история вывела Гражину... снова к русским! При том, что я отрезала к этому, казалось бы, все пути: отец Гражинки был астисталинистом и антисоветчиком, никакого доверия к советсткой власти у них в семье быть не могло.
Я думаю, что Гражинке судьба повторить судьбу бабки в и в этом и снова выйти за русского (опять замуж за оккупанта), и уехать туда, где вся эта история не будет иметь значения.
Но травму этим не избудешь, если она будет замалчиваться. Повторится ли она в следующем поколении в еще более страшном виде? будет ли усугубляться, пока не оставит вообще никаких путей к искуплению, кроме смерти?
Вообще -- как можно было бы избыть эту историю навсегда? Рассказать детям, не скрывать?
Пока только вопросы.
Помимо интересующей меня темы Польши и польского сопротивления, я хотела проиграть тему семейной сценария, семейной незакрытой травмы. Это чистый ОБВМ -- играть в историческую, семейную травму вымышленного персонажа. Но ужасно занятно, как все это может работать.
Несколько лет назад на игре "Городок" с сыграла роль Гражины Каминской, с несколько гротескной аллюзией на линию Пушкин-Дантес.
1860 г. , город Радом под Вильно. Гражина вышла замуж за Анджея Каминского, революционного поэта, кумира молодежи. Через 3 года брака Каминский вызывает на дуэль графа Алексея Белозерского за честь жены. И погибает. О дуэли хотя слухи, что была она нечестной. О Гражине ходят слухи, что она вытравила ребенка от офицера. Офицер Белозерский был сослан в соседний полк.
1863 год -- Польское восстание. Гражина дает расписку в Третьем отделении о согласии работать на охранку. Дает из патриотических побуждений, сгоряча, думая так помочь повстанцам. Но восстание подавлено, а информация о цели этой расписки до повстанцев не дошла. Алексей Белозерский вернулся и как мог, помог Гражине: довел до сведения связного повстанцев, что на Гражину давят, и посоветовал партизанам скрыться, чтобы все связи с городом были оборваны и чтобы ни на Гражину, ни на связного не могли надавить. Оборвав все нити, явился к полковнику Рутенбергу и обо всем рассказал. Полковник пошел ему навстречу: закрыл глаза на брак православного и католички и подарил им на свадьбу свидетельство о том, что все документы на Гражину сгорели при поджоге ведомственного архива. На самом деле оставил расписку при себе на случай, если Гражина не угомонится, но ходу дела не давал.
1864 -- Алексей и Гражина покупают поместье под Варшавой и ведут там патриотическую деятельность: прячут у себя нелегалов, помогают деньгами. Детей крестят в католичестве. Не сразу, но завоевывают доверие интеллигенции, шляхты, патриотических кругов. Хотя следы истории об убитом поэте и слухи о расписке были тяжелым наследием, но Варшава была выкошена и приходилось доверять тем, кто протягивал Польше руку помощи.
Часть земель Алексей по настоянию Гражины раздал крестьянам. Была организована сельская школа.
В семье царит патриотическая, но и интернациональная атмосфера, дети двуязычны и не имеют предрассудков против русских, однако их патриотизм направляется в русло развития польской культуры и противоправительственные, республиканские настроения.
Алексей и Гражина имели 3 детей. Сын старшего сына, стал эсером. Молодость унего была лихая, сидел-бежал-сидел-бежал.
В итоге примкнул к левым эсерам, заседал в Смольном. Семьи не имел. Звали его Рышард (прозвище Рысь). Это был неунывающий человек с бесконечным чувством юмора, который в любых обстоятельствах находил возможным бороться.
1918 год -- мир с Германией, Польша захвачена. Рышард вместе со Спиридоновой участвует в левоэсерском бунте, в его позиции, кроме прочего, патриотическая заинтересованность: большевики отдают Польшу на разграбление немцу.
Бунт подавлен, Рысь бежит в Вильно, там скрывается и встречается с Юлией Рутенберг не зная о том, что она внучка полковника Рутенберга, когда-то спасшего его семью. Он делает ей предложение и они бегут в Варшаву.
1920 год -- Рышард участвует в героической обороне Варшавы от красных. В этом же году Юлия рожает дочь, т.е. мою героиню, тоже Гражину.
Для моей героини важным обстоятельством является то, что она почти ничего не знает об истории с пресловутой распиской пробабки Гражины. Эта история замалчивалась в семье: распиской Белозерских все-таки пытались шантажировать, а в те времена поступок Гражины был просто за гранью добра и зла. Т.е. в семье сохранилось некое напряжение вины и предательства.
В семье сохранилось предание о том, что прадед убил первого мужа Гражины на дуэли, и некоторый перекос в сторону Польши в интернациональной семье отчасти питается попыткой компенсировать этот факт; а вот про расписку никто вообще ничего не знает, возможно, знал кто-то из детей Гражины и Алексея, но до правнучки информация не дошла.
Дошли только какие-то письма Гражины, где намеками, обиняками говорилось о "роковой ошибке" и "вечном стыде". Было письмо к другу семьи, где Гражина писала: "Я сделала то, о чем ты знаешь будто в горячечном бреду, и теперь посреди счастья, посреди радостных трудов сердце мое то и дело сжимается страхом, который тем более нельзя обнаружить, чем больше власти он дает надо мной тем, перед кем я не склонюсь никогда в жизни".
Можно было бы подумать, что речь о браке с убийцей мужа, если бы не было известно, что пробабка Гражина мужа любила и никак не могла считать брак роковой ошибкой, несмотря на все сопутствующие кошмарные обстоятельства. Случайная измена, о которой сожалела? Но кто "те, перед кем она не склонится"? Светские сплетники? Как-то мелко для такой фигуры, какой она предстает в семейном предании.
Дошла до потомков записка Рутенберга, но речь там шла лишь о неких "документах", сгоревших вместе с архивом.
Дошел до Гражины-младшей также том Мицкевича, с дарственной надписью Гражине Каминской, где чьей-то рукой были отчеркнуты строки:
"Нам не смерть позорна,
а помощь немцев, их союз -- засада.
Уж лучше уголь взять рукой из горна,
чем жать десницу орденского гада".
(Расписку Гражина довала Эшенбергу, обрусевшему немцу.)
Сохранилось так же смутное семейное предание, что однажды за столом Алексей Белозерский обратился к детям (тогда еще подросткам) с речью, общий смысл которой был: если вам скажут худо о ваших родителях, о вашей матери, я знаю, вы не усомнитесь и не поверите никаким наветам.
Опять же, к чему это было относить -- к без преувличения жуткой истории с Каминским, о которой говорили мало и неохотно, но все же говорили в семье, или к чему-то еще.
Вот и все.
Итак, налицо родовая и в то же время социальная травма, мучительная тайна, которая подвергается замалчиванию.
Я подумала, что тогда она должна непременно всплыть. Ошибка должна повториться, чтобы получить какое-то легитимное разрешение. Какое -- я даже не представляла.
Драма должна разыграться у потомка женского пола, девочки,которая унаследует горячность и эмоциональность Гражины-старшей.
Интересно поиграть в семейную и даже родовую терапию, при том, что семья абсолютно вымышленная! Как сработает система на игре?
Забегая вперед -- про синхронизм: не зная подробностей биографии Граждины Каминской, Нина-тян:
1. Назвала бывшего парня Гражинки, причиной смерти которого она послужила, Анджеем (а это имя поэта Каминского, убитого на дуэли из-за Гражины-старшей)
2. Определила мне в партнерши по игре женщину, которая стала любовницей немецкого оккупанта -- опять повторилась история с Гражиной-старшей, влюбившейся в оккупанта, только русского. Гражинка в этот раз избежала той же участи, но была вынуждена прикрывать другую женщину с той же судьбой. т.е. отбывать историю в смягченном варианте. Видимо, эту травму система как-то переварила, хотя мы еще увидим, к чему в итоге Гражина придет.
И вот как у меня сложилась история правнучки.
Гражинка встречалась с Анджеем Вишневским, когда училась на первом курсе музыкального училища, в 38-м. Ну как -- встречалась: два раза в кино сходили. Ну, целовались. Но за Гражинкой ухаживал еще Лесь. Лесь был старше и казался интересней. И целовался лучше. Нельзя сказать, что Лесь Гражинку увел. На самом деле с Лесем тоже ничего такого не было.
Папа сказал:
-- Гражинка, не дури парню голову. Уйми свой темперамент.
И Гражинка перестала встречаться с Анджеем. И с Лесем тоже скоро перестала. Вообще она решила серьезно взяться за учебу и стала забивать на свидания с мальчиками. Взрослая барышня, хватит глупостей!
Второй курс Гражинка закончила отлично, не считая пары предметов, и решила, что теперь уже можно было бы с кем-нибудь сходить на свидание. Но к этому времени у нее успел сформироваться идеал, и по этот идеал пока что никто не подходил. Это должен был быть серьезный, взрослый человек, не какой-нибудь шалопай. Он должен был понимать и чувствовать, как она.
Она как раз раздумывала, подходил ли под ее идеал их преподаватель музыкальной теории, и серьезно ли с ее стороны строить глазки преподавателю, даже если он всего на 5 лет старше студентов. И даже решила проверить свои чувства 1 сентября, когда начнутся занятия. Но занятия не начались, началась война. Преподаватель музыкальной теории ушел на фронт, и больше его Гражинка не видела, и чувства свои проверить не успела.
Мать в это время гостила у родственников в Радоме. Связи с ней с тех пор не было.
Музыкальное училище, как и все высшие учебные заведения, закрыли. В кинотеатрах теперь крутили немецкие киноленты.
В первые месяцы оккупации были ужас и растерянность, и непонимание, что делать и чего ждать, но отец, старый подпольщик, ориентиовался в обстановке быстро. Они с Гражинкой наладили свое небольшое дело: Гражинка переправляла в нему в деревню еврейских детей, он их прятал какое-то время, пока их не передавали дальше, чтобы перевести через границу.
В августе 42 года Гражинка столкнулась на улице с Анджеем. Они давно не виделись, Анджей сильно возмужал. Зашли в кабачок. Анджей всегда был человек порыва -- после получаса недомолвок и неловких прощупываний почвы сказал напрямик, что предлагает Гражинке принять участие в "деле". Доверился по старой памяти.
У Гражинки было свое дело, но все же почему-то пошла на сходку, где ей были обещаны подробности. Наверное, интуиция.
Это была молодежь -- все не старше Анджея, и он был главным. На нее мрачно зыркала единственная девушка в группе -- видимо, девушка Анджея. Ревновала к бывшей пассии. Гражинка бы, может, и поиграла бы в эти игры, но время игр для нее прошло.
Дело было такое: планировалось нападение на Гестапо. Предполагалось успеть расстрелять, кого смогут, бросить гранату, и по возможности скрыться. Оружие было, оно спрятано в подвале на соседней улице. Гражинка нужна была, чтобы стоять на стреме, подавать сигналы. Операция была назвначена на завтра, 12.30.
Гражину обдало горячей волной. На той же улице, что отделение Гестапо, они прятали сейчас нескольких еврейских детей. Это было само по себе безумие, но выхода не было: показалось, что за старой квартирой установили слежку. В конце недели детей должны были забрать и переправить в деревню. В случае нападения на Гестапо оцепят всю улицу, будут прочесывать и осматривать каждый дом...
Но Гражина не могла вот так прямо об этом сказать, она была приучена отцом к жесткой конспирации. Она сказала: а как же заложники? Немцы расстреляют заложников за терракт.
Это не возымело никакого действия, это был не аргумент. Мы все в заложниках, ответили ей. Гражинка пыталась спорить: если подвергать людей верной смерти. то уж ради какого-то серьезного дела, а не ради нескольких выстрелов, когда явно дальше приемной и прорваться не удастся. Вы сами погибнете и погубите невинных людей ради пустого жеста!
Тут никто уже не хотел с ней говорить. Гражинка в отчаянии попросила Анджея на пару слов (девушка испепелила ее взглядом).
Анджею она сказала все. Он мотнул головой:
-- Туда и дорога твоим жиденятам!
Гражинка влепила Анджею пощечину и вышла из квартиры.
И зачем она только с ним целовалась в 38м.
Что делать, что делать? Как спасти детей?
Посоветоваться не с кем. Отец в деревне.
И тут она вспомнила слова одного из парней: если накроют место, где спрятано оружие, все сорвется.
Все сорвется. Надо все сорвать.
Когда Гражинка вспоминала позже эти минуты, ей казалось, что это была не она. Это озарение пришло к ней мгновенно, в тот момент, когда она проходила мимо Гестапо. Она вдруг повернулась и направилась к этим дверям, в какой-то лихорадке.
В гестапо на сказала, что зашла в подворотню, чтобы поправить чулок. Услышала голоса, мужские, за углом, где-то во дворе. Один сказал, что оружие есть, и назвал адрес. Она испугалась, что они сейчас выйдут, обнаружат ее, и убежала. Потом подумала, что это может быть грабеж или что похуже, и вот пришла рассказать. Нельзя, чтобы пострадали заложники.
Она почему-то хотела не показать, что боится, унимала дрожь, но профессиональному глазу ее страх был виден, и ее спасло, что гестаповец призвал ее успокоиться. Тогда она поняла, что сухая истерика не выглядит подозрительно и дала волю дрожи, которая ее била. Гестаповец любезно дал ей стакан воды. Еще раз расспросил о подробностях: где та подворотня, какие были голоса. Гражина проклацала зубами об стакан еще раз всю историю. Она боялась упасть в обморок и все же выдать степень своего напряжения.
Досмотрели документы, записали ее фамилию и адрес, пообещали принять меры. Отпустили домой. Все было так любезно.
Уже когда она выходила, из ворот выехала машина с солдатами.
Осталось предупредить ребят.
Она как-то не продумала этот момент.
Позвонить Анджею, сказать: оружия больше нет, я сдала его Гестапо, не приходите туда, там может быть засада.
Только сейчас она в полной мере осознала, что о ней теперь подумают. И не что скажут, о нет, а что сделают с ней после этого.
Неважно, не надо думать, главное спасти детей.
В той же сухой лихорадке она набрала номер Анджея. Подошла его мать, Гражинку узнала, но сказала, что сына дома нет. Когда будет - не знает. Гражинка попросила передать, чтобы перезвонил.
Как на иголках, прождала час и побежала на ту квартиру, где встречались заговорщики. Дверь никто не открывал. Матка Боска!
Надолго запомнит Гражинка эти несколько часов кошмара...
Вечером она решилась позвонить снова матери Анджея, чтобы передать обиняками, чтобы он не ходил забирать то, что спрятал, что там его уже нет, -- такую формулировку она сочинила, чтобы не втягивать в историю мать. Но ей ответил чужой мужской голос. Она спросила Витека. Ей сказали, что она ошиблась. Она повесила трубку и осела на пол.
Нет, она не ошиблась номером.
Анджей арестован или даже хуже.
Не может быть. Не может быть. Они должны были прийти за оружием завтра утром. Как так получилось?
Ей очень хотелось потерять сознание, но она не могла, нужно было узнать, нужно было узнать.
Может быть, это что-то другое, может быть, склад с оружием здесь ни при чем, она здесь ни при чем?
На следующий день в газетах написали, что благодаря бдительности исознательности, проявленными гражданами Варшавы, удалось обнаружить склад с оружием и взять на месте двух террористов (убиты на месте). Ведется следствие, производятся аресты. Имена убитых террористов были оглашены: Анджей Вишневский и Агнежка Костянская.
Гражина прочла и упала наконец в обморок.
Ей пришлось жить: на ней были дети, которых нужно было отвезти к отцу в деревню.
Отцу она рассказала все.
-- Как жить, папа, как жить теперь?!
Отец, Рышард Белозерский, старый социал-революционер, каторжанин, беглец, поднимавший левоэсерский бунт против своих бывших товарищей, большевиков, видавший провокации, предательства, ошибки и просчеты, сказал:
-- Надо жить.
Но сам он жил после этого недолго.
Его выдал сосед -- потомок крестьянина, которому дед Рышарда, граф Белозерский, дал землю. Вот так получилось смешно. Делись после этого с людьми.
Рышард, конечно, не сдался без боя. Он отстреливался и погиб.
Гражинку вызвали в Гестапо, допрашивали по подозрению в соучастии. Она оправдывалась, как ее учил отец. Ей дали понять, что ее недавний донос говорит в ее пользу. Пару раз стукнули для острастки, и все. Продержали двое суток и отпустили.
Повезло.
Лавочку с еврейскими детьми на время пришлось прикрыть. Это было тяжелое время. Без отца, с грузом предательства на плечах, с невозможностью искупления делом. Но через полгода на нее вышли люди, которые нашли другой перевалочный пункт для переправки детей. Гражина рисковала теперь вдвойне, но надежных людей было мало.
Она так и не узнала, уцелел ли кто-то из группы Анджея. Не узнала, что с его матерью и сестрой. Она говорила себе,ч то опасно приходить к нему домой, что она не вправе рисковать, но на самом деле боялась взглянуть им в глаза. Когда-нибудь она сделает это. Если доживет.
А на игре получилось так.
Игра начиналась в подвале, в госпитале, где сидели предсавители Армии Крайовы, Армии Людовы, беженцы, в том числе Гражина.
Как выяснилось, рачительные немцы не ограничились складом с оружием и зачистили всю улицу, обнаружив там же подпольную типографию. В камере хозяин типографии познакомился с Анджеем и обменялся мнениями насчет того, кто же их слад (хозяину типографии, Милошу, показывали фотографию Гражины и говорили, что сдала их она). Анджей, как выяснилось, не был рассрелен (объявление ос мерти было, видимо, чтобы не спугнуть сообщников), но подвергся пыткам и умер. А Милош бежал. В госпитале Милош Гражину опознал.
Когда предательство Гражины предали огласке, она не стала опираться, и было интересно видеть, как люди, которые только что вместе с ней под пулями таскали раненых, оборачиваются против нее. Даже старый друг семьи не смогла найти ей оправдание. Сестра Анджея (она оказалась в том же подвале) не потребовала расправы, но отказала в прощении.
Подруга Милоша собиралась по-тихому пристрелить Гражину.
Спасло Гражину два обстоятельства. Первое -- офицер Армии Крайовой проникся к ней чувствами и, когда пришла информация о предстельстве, не нашел в себе сил сразу поставить к стенке, взял под арест.
А когда пришло время уходить через каналы, солдаты Арими Людовой (прокоммунистической и прорусской) просто забрали вяло отбивавшуюся Гражину с собой со словами "Вас там трибунал ждет, расстрел, идемте с нами, вы не виноваты, панна, вы детей спасали". Букально потащили, почти силком спасли ей жизнь.
И так получилось, что история вывела Гражину... снова к русским! При том, что я отрезала к этому, казалось бы, все пути: отец Гражинки был астисталинистом и антисоветчиком, никакого доверия к советсткой власти у них в семье быть не могло.
Я думаю, что Гражинке судьба повторить судьбу бабки в и в этом и снова выйти за русского (опять замуж за оккупанта), и уехать туда, где вся эта история не будет иметь значения.
Но травму этим не избудешь, если она будет замалчиваться. Повторится ли она в следующем поколении в еще более страшном виде? будет ли усугубляться, пока не оставит вообще никаких путей к искуплению, кроме смерти?
Вообще -- как можно было бы избыть эту историю навсегда? Рассказать детям, не скрывать?
Пока только вопросы.