"Воспоминания" Н. Я. Мандельштам
Сегодня в chto_chitat был пост о книге Шейлы Фицпатрик «Повседневный сталинизм»: https://chto-chitat.livejournal.com/13790740.html, который, честно говоря, мне не понравился, поскольку не понятно, зачем мне это краткое изложение книги, вместо собственных мыслей топикстартера о ее впечатлениях, тем не менее, он меня надоумил с чего начать свой пост (или посты) о "Воспоминаниях" Н. Я. Мандельштам.
В одной из старых передач "Школы злословия" Т.Н. Толстая попросила Наталью Громову рассказать о природе страха 20-30-40-х и 50-х годов: https://www.youtube.com/watch?v=0QUndgiy1co. Свой рассказ Наталья Александровна начала с того, что природа страха, как и сами страхи, каждое десятилетие были разными. Так, в 20-х годах, все еще стремились вписаться в это новое время, они верили в будущее, хотели отказаться от прошлого и пытались сломать себя заставив ходить строем. Об этом же рассказывает Надежда Яковлевна. В 20-х был период, когда она с мужем, как и все вокруг, пытались понять им непонятное и влиться в ряды, догнать это новое время, став такими как все. Понимание ужаса всего, что происходит вокруг, им давалось с трудом. А поскольку ее книга как раз о 20-30-х годах, то это понимание преподносится не линейно - о! мы вдруг поняли! а описывается на протяжении всей книги. Сегодня они поняли это, завтра то, потом, когда казалось, что уже все поняли, приходит новое понимание. Как она могла все это запомнить, я не знаю, но хоть и читаю медленно, хочется читать еще медленнее. Каждый раз, возвращаясь за чем-то на страницу или несколько назад, я открываю для себя мысли, которые как будто целиком пропустила. Мне не хватает памяти, мозгов, восприимчивости и даже души, чтобы вобрать в себя все, или хотя бы четверть того, о чем она рассказывает.
«Единственное, что мне казалось остатком болезни, это возникновение у О. М. время от времени желания примириться с действительностью и найти ей оправдание. Это происходило вспышками и сопровождалось нервным состоянием, словно в такие минуты он находился под гипнозом. Тогда он говорил, что хочет быть со всеми и боится остаться вне революции, пропустить по близорукости то грандиозное, что совершается на наших глазах…»
"Трагическая раздвоенность Мандельштама периода ссылки проявилась, с одной стороны, в его желании примириться с эпохой, с другой, - в горестном понимании того, что он никогда не примет ни всей ее лжи, ни ее верховного распорядителя. Раздвоенное сознание поэта было уже в 1923 году темой его «Грифельной оды»:
Кто я? Не каменщик прямой,
Не кровельщик, не корабельщик, -
Двурушник я, с двойной душой,
Я ночи друг, я дня застрельщик (II, 47).
В сталинское время было невероятно трудно в одиночку противостоять всеобщей чистке мозгов, мучаясь вопросом: А что если я не прав, а правы все остальные?"
В одной из старых передач "Школы злословия" Т.Н. Толстая попросила Наталью Громову рассказать о природе страха 20-30-40-х и 50-х годов: https://www.youtube.com/watch?v=0QUndgiy1co. Свой рассказ Наталья Александровна начала с того, что природа страха, как и сами страхи, каждое десятилетие были разными. Так, в 20-х годах, все еще стремились вписаться в это новое время, они верили в будущее, хотели отказаться от прошлого и пытались сломать себя заставив ходить строем. Об этом же рассказывает Надежда Яковлевна. В 20-х был период, когда она с мужем, как и все вокруг, пытались понять им непонятное и влиться в ряды, догнать это новое время, став такими как все. Понимание ужаса всего, что происходит вокруг, им давалось с трудом. А поскольку ее книга как раз о 20-30-х годах, то это понимание преподносится не линейно - о! мы вдруг поняли! а описывается на протяжении всей книги. Сегодня они поняли это, завтра то, потом, когда казалось, что уже все поняли, приходит новое понимание. Как она могла все это запомнить, я не знаю, но хоть и читаю медленно, хочется читать еще медленнее. Каждый раз, возвращаясь за чем-то на страницу или несколько назад, я открываю для себя мысли, которые как будто целиком пропустила. Мне не хватает памяти, мозгов, восприимчивости и даже души, чтобы вобрать в себя все, или хотя бы четверть того, о чем она рассказывает.
«Единственное, что мне казалось остатком болезни, это возникновение у О. М. время от времени желания примириться с действительностью и найти ей оправдание. Это происходило вспышками и сопровождалось нервным состоянием, словно в такие минуты он находился под гипнозом. Тогда он говорил, что хочет быть со всеми и боится остаться вне революции, пропустить по близорукости то грандиозное, что совершается на наших глазах…»
"Трагическая раздвоенность Мандельштама периода ссылки проявилась, с одной стороны, в его желании примириться с эпохой, с другой, - в горестном понимании того, что он никогда не примет ни всей ее лжи, ни ее верховного распорядителя. Раздвоенное сознание поэта было уже в 1923 году темой его «Грифельной оды»:
Кто я? Не каменщик прямой,
Не кровельщик, не корабельщик, -
Двурушник я, с двойной душой,
Я ночи друг, я дня застрельщик (II, 47).
В сталинское время было невероятно трудно в одиночку противостоять всеобщей чистке мозгов, мучаясь вопросом: А что если я не прав, а правы все остальные?"