Благодарствую, Река (продолжение)
Я хочу рассказать вам историю. Но эта история теперь
как большое дерево, у которого ветви повсюду.
Нужно рассказать все части , чтоб понять правильно.
(Из кинофильма «10 каноэ»)
Теперь хорошо слушай, Улукиткан толмачить будет.
(Г.А.Федосеев, «Тропою испытаний»)
Первым удачным броском я загарпуниваю крупного колючего окуня-горбача. Моя острога, пожалуй, слишком длинная, перехватывать её несподручно, и массивный наконечник, вдобавок, наталкивается в воде на большое встречное сопротивление. Вообще говоря, на промысел обычно идут вдвоем: один кормчий, он управляет лодкой, маневрирует, подгребает как требуется, а второй - собственно охотник, он сидит на носу у фонаря и работает острогой. Потому и рассчитана острога на две руки. Мне же одному очень неудобно заниматься сразу всем, и я откладываю «двуручку», сменив её коротким и лёгким одноручным гарпуном. Проплываю всё те же бесконечные речные петли. Замечаю ещё несколько довольно крупных язей, вспугиваю двух щук (эти всё не угомонятся), а уж сороги, окуня, уклеи, подъязков - не счесть. Их небольшие стайки ютятся на прибрежных отмелях, в зарослях кувшинок, на склонах пологих подводных холмов. Похоже, рыба в ночное время держится берега.
А вот и Устья. Разом, словно в бездну, обрывается дно, до которого итак еле досвечивал. Начинаются кувшинковые поля, поросшие хвощём иловые наносы, ширина русла утраивается. Решаю забраться вверх по левому притоку. Шарю фонарём в густом лесу кувшиночных стеблей, по почти отвесным «стенам» берегового обрыва. Вверх плыву вдоль левого бережка, обратно - по правому, где ещё глубже. Никого… Снова выхожу в Реку.
Спокойное, но мощное течение прорыло здесь глубокий фарватер, дно которого всегда остается глиняно-каменистым. Органика, ил, мягкие грунты в нём не задерживаются - течение выбрасывает их в стороны, где образуются мощные наносы. Слой воды над такими наносами порой совсем тоненький, буквально 10 см, но сами они представляют собой полужидкий студень, в который полностью уходит байдарочное весло. Мель над наносами отлично просвечивается, и стоящую тут рыбу удобно искать. Парю над этими зыбкими холмами, пропуская плотву и окуней, и довольно предсказуемо замечаю средних размеров щуку. Похоже, ночь к этому времени уже взяла своё, и хищница стоит спокойно. Я тихонько подгребаю, занимаю удобную позицию, заношу острогу… Удар! И - подводит неуклюжий наконечник, а вдобавок и жидкое дно. Щука уходит невредимая, я долго выковыриваю орудие из ила, поднимая гигантское облако мути и десятки пузырей болотного газа. Все лучевики знают: твёрже дно - надёжней удар. В таком болоте, как здесь, легко «вмять» рыбу в ил, и она уйдет раненная, а этого нормальный охотник допустить не может.
Далее всё то же - отвесные обрывы, массивы ила, кувшинки, кусты. Теперь окончательно откладываю «двуручку» с большим наконечником. В густых водорослевых лесах замечаю ещё нескольких щук, одних - опять же прямо под носом (маскировка у них отличная, иногда и в метре не увидишь), других издалека, но уж больно ненадёжное дно. Такими просто любуюсь, проплываю дальше.
Становится совсем глубоко, светить уже и вовсе бессмысленно. Отрываю взгляд от воды, поднимаю голову. Надо мной бесконечно простирается захватывающая дух тысячезвёздная бездна, чёрная и глубоченная, алмазно искрящаяся… Густо темнеют силуэты деревьев, непроглядной стеной высится камыш, и в его чуть слышном шуршании можно разобрать буквально каждый отдельный постук стебля о стебель, и в эти морозные минуты он странно-звонкий, почти стеклянный. Голубоватый свет фонаря, отражаясь от рябистой поверхности, создает на ветвях и траве магический танец неоновых волн и серых теней.
Выключаю фонарь. В мгновение ока небесная бездна обрушивается всей своей бесконечностью на нас, на лодку и реку, на деревья и камыши, окутывает чёрной тьмой, и внизу, и вокруг - везде загорается алмазное мерцание космических искр. Лодка оказывается посреди Вселенной, и можно глядеть, как за самой кормой мимолётно вспыхивает метеоритный росчерк, а чуть впереди косым лезвием посвёркивает Млечный Путь. Дрейфую в окружении звёзд, космических глубин, угловатых резко очерченных ольховых ветвей, плотных щёток ивняка и почти мёртвой, студёной тишины. Лишь непостоянный, едва уловимый постук-шелест стеблей да настороженный шорох жизни ночных берегов. На душе странным образом сочетаются абсолютная, всерастворяющая умиротворённость и вечно бдящая, первобытная, далеко затаённая тревожность. Она заставляет постоянно быть начеку, но в то же время ничуть не препятствует, и самому удивительно, как просто, оказывается, целиком отдаться во власти сил ночи.
По реке стелился млечный путь,
Горизонтом становилась высь,
Осень, полночь, ни души,
Лишь вода да камыши
Облакам на преданность клялись…
В одном местечке снова нанос, но уже с большим количеством песка, потвёрже. Над ним невесомо парит с десяток довольно крупных рыбин. Лёгкой малой острогой добываю хорошего подъязка и пару добрых сорог. Удача! Неслышно скользит лодка в невесомости, в звёздных огнях, в космической черноте, и электрический луч сине высвечивает огромные замшелые топляки и вьющиеся по течению подводные леса.
Вот и Выдриный берег. Место, где к руслу снова вплотную подходит лес. Крутой склон, по которому некогда катались выдры, низко нависший наклонённый ольшаник, каменистая мель. Волны отраженного света привидениями скачут по глинистому берегу, озаряют водопойные тропы зверей, отсветами полощут стволы, подлесок. Вдруг - взрыв! В двух метрах взлетает в воздух столб воды. Внезапный, как выстрел, всплеск на секунду ошарашивает, брызги ударяют в лицо. Если не знать, в чём дело, можно и речь потерять.
Улыбаюсь, приветствую хозяина-бобра, зверя с широким хвостом, коим он с такой силой бьёт по поверхности. Может, хотел меня припугнуть… Удачи тебе, речной житель.
У очередного провала в яму, что сразу за Выдриным берегом, почти налету (течение тут снова убыстренное) добываю еще одну плотву. Ишь, наловчился! А впереди - Рог, легендарное место, где ещё мальчишками мы добывали крупных щук, наблюдали язиные стада, рвали лески о спины огромных лещей. Глубокий, тёмный, неизведанный омут, к которому идёшь всегда с некоторой опаской. Однажды мой брат нырял здесь за зацепившейся блесной, мы обвязали его веревкой и «страховали» с берега, а когда он вынырнул, глаза его были расширены и горели страхом. Ругаясь и бормоча, он торопливо вылез на берег, мы быстро свернулись, леску обрезали от греха (какая там блесна!) и поспешили домой. И по сей день Рог остается жутковатым, но удивительно рыбным местом.
Сначала следует перекат, затем - долгий пологий свал в глубину. Вдоль берегов протянулись густые плетни водорослей, в закутках редко виднеются кувшинки, лежат коряги. Тут и там замечаю серые спины плотвиц, но знаю, что рядом может быть более солидная добыча, и не стоит отпугивать её раньше времени. И точно - на предельной глубине, под самым бортом, стоит у дна крупный язь. Два осторожнейших, тишайших полугребка, лодка делает четверть оборота, и позиция для броска как нельзя лучше. Далее всё происходит на чистом инстинкте. Бросок, чувствую упор в дно, трепыхание рыбы. Ныряю рукой по плечо, перехватываю добычу у наконечника, чтоб не сошла. Вынимаю. Лещ! Огромный, тёмно-свинцовый, с широченными боками, настоящий силач! Килограмма полтора будет. Еле удерживаю его руками. Сам чуть заметно подрагиваю. Фух! Добыл. Благодарствую тебе, Река.
Решаю обшарить этот участок как можно тщательнее. Делаю ещё несколько заплывов вверх и скатов вниз по течению. В середине русла, в гуще водорослей, дремлет щука. Заметил её, когда в очередной раз заплывал наверх. Сразу гарпунить не стал, теперь же дрейфую вниз, жду, когда снова появится в луче… Вот она, но уже растревожена. Миг - и стремглав исчезает во тьме. Зато почти сразу вижу еще одного леща. Эх, мать, опять слишком быстро несёт лодку! Не успеваю толком что-то понять, сообразить, прицелиться - бью!.. Удача! Второй круглобокий свинцовый силач достаётся мне. Благодарствую, Река.
А на самом Рогу глубь и темень, лишь под правым берегом доступна маленькая полоска дна. И вдруг под береговым карнизом, в маленькой бухточке глубиной сантиметров двадцать, стоит ещё один щукарь. Теперь уж не упущу. Зажимаю его, перегораживая выход из бухточки, тихо-тихо табаню, и лодку разворачивает как нельзя лучше. Заношу острогу, всего-то пол-метра до тускло отсвечивающей чешуйчатой спины, дно надёжное, глубина мизирная, не уйдет. Как всё-таки неотвратима смерть, всегда занесённая острым лезвием над всякой живой тварью! Как страшно её неизбежное, неумолимое предрешение. И ведаем ли мы, какой охотник добудет каждого из нас метким броском…
Тьфу, пропасть. Нашёл время размышлять. Без всякого признака и малейшего предупреждения щукарь молниеносно исчезает, оставляя гримасу досады и огорошенности на моём лице. Тоже мне, охотничек! Больше ни секунды промедления, больше ни одной мысли.
Вот и позади Рог. Далее примечательное место - Круги. До них замечаю и вновь упускаю очередную щуку (да, не так это просто!). На Кругах делаю несколько заплывов-скатов, после чего вламываюсь носом в щетину речного тростника, скоплением растущего в углу плёса. Протискиваюсь через него, ощущение - как будто треск стоит на весь лес, хотя на самом деле лёгкий шелест. Так усиленно громки в напряженной охоте любые звуки. И вот здесь, в чаще тростника, на небольшой глубине, замер у дна еще кто-то, трудно разобрать среди стеблей. Здоровый! Вижу только, как медленно шевелится огромная, полупрозрачная лопасть хвоста. Я весь собрался, задрожал в нетерпеливом ожидании. А тростник так и трещит предательски, сейчас ведь вспугнёт… Но нет. Расстояние сокращается. Бросок. Снова заныриваю рукой, благо, глубина буквально по локоть, перехватываю. И снова лещ. Боже правый, до чего огромный! В полтора раза крупнее первого! Поражаюсь - на удочку такие раз в сезон попадаются, а тут уже третий. Меня уже не знобит, а крупно колотит. Вот это удача. Благодарствую, Река.
Прошло уже часа четыре с начала охоты. Заметно холодеет воздух, ноги затекли, запястья и локти всё менее подвижны, руки ходят как-то угловато и неуклюже. Пальцы и вовсе закоченели, перчатки и рукава давно мокрые. Резиновые борта лодки покрываются сизоватым тонким ледком, на траве вокруг поблескивает иниевый налет. Значит, температура уже за ноль. Но хоть бы хны! Движет и движет телом древний инстинкт, не даёт ни малейшего спуску, держит в тонусе и бодрости организм. Вперёд, ещё несколько омутов и излучин ждут.
А впереди начинается совсем другая Река. Привычная, сызмальства изученная, родная и до камушка знакомая Река. Здесь уже нет камышовых полей, осоковых болот, непроходимых кочкарников по берегам. Нет и больших глубин и спокойной воды: шумно и весело несётся стремнина, говорливо шумят шиверы, курлыкают перекаты. Всюду - камни, булыжники, бульники, гранитные лбы, всюду песок и глина, и лишь кое-где, уцепившись мясистыми корневищами, скапливается густая растительная жизнь, да в западинах у кустов и коряг наносит течением небольшие шапки ила. Быстра и бурлива в этих местах Река, и только в плёсах и уловах она замедляет на время свой бег.
Вначале следует Бушина - своеобразный переход между спокойными Верхами и порожистыми Низами Реки. Вроде уже не то, но еще не это. Бушина обычно напрочь забита сплошными водорослевыми зарослями, здесь много тальника и поваленных олешин, перегораживающих полрусла. И щуки много! На небольшой глубине ее видно издали, но и она замечает меня раньше времени. Поведёт круглым глазом, дёрнется раз-другой, и, лишь немного двинешься в её сторону - круто развернётся, уходит. Да и не словить её здесь, на стремени, не успеть. Но на этот счёт уже спокоен, хотя хочется всё-таки поймать хоть одну «пятнистую». В лодке теперь лежит и краснопёрый, золотистый язь, добытый на тех же Кругах (благодарствую, Река…) - после трофейного леща сделал еще один заход, и как оказалось, не зря. Бушина и её хищницы проносится мимо.
А вот теперь - перекаты, шиверы. Вылезай, протаскивай судно, где поглубже - снова залезай, подгребай. Уже не топляки с острыми сучьями, а горбатые речные каменюки угрожают повредить лодку. На быстром течении только и успевай выруливать. Привычный, спортивный такой сплав, только в темноте. Как ни лупит электрическим светом фонарь, как ни вглядываешься, где там слив, где бурун, а всё равно налетаешь порой с размаху на бульники. Благо, они все замшелые, и плотные моховидные водоросли смягчают трение, спасают оболочку судна.
Выпрыгиваю, запрыгиваю, прохожу перекаты и прижимчики, а забродник уже весь в корку, едва гнётся на теле - лёд. Во льду и весло, и днище, и борта, всё оковано холодным прозрачным панцирем. Нагибаю низко голову, проплываю под мостом, за ним летят навстречу два переката, шивера и прижим под правый берег, который обрывом взлетает вверх. Прохожу. Еще один мост, уже пешеходный, поменьше. И вот первый потенциально рыбный омут - Купальня, где в летний зной радостно, с брызгами бултыхается купающийся народ. Галечно-каменистое дно, немного осоки и камыша… Никого. Снова каменные гряды, шиверы, хруст ледка на коленях и локтях, бурлацкая пешая проходка мелких участков с фалом в руках. Ну что ж, дойду до Мутыни, погляжу, что там да как, и баста.
Малахова Мутынь - бывший мельничный омут. Огромный такой «мешок» на повороте реки, с адским навалом брёвен и коряг, с топким заболоченным берегом, водорослевыми полями и внушительной глубиной. Ну чисто тихий плёс с чертями, и оттого место это не менее легендарное, чем Рог. От Мутыни до родной избы всего две сотни метров, однако нечасто хаживаем мы сюда со снастями: спорно тут с рыбой, то пусто, то густо, хотя, казалось бы, место для подводных жителей превосходное. Щуки здесь много не ловилось никогда, да и не очень-то приятно забрасывать блесну в гущу коряг, а до многих местечек и не добросить из-за низких кустов, большой глубины у берега и других мешающих обстоятельств. Но на вид омут просто кишеть щукой должен. Год от года зреет догадка, а не живёт ли тут большой хозяин-щукарь, выгоняющий всех собратьев-конкурентов? Должно же быть что-то, объясняющее странную «нетипичность» Мутыни.
Морозец усиливается, натирает багрянцем щёки, все больше сковывает локти и кисти. На входе в Мутынь запрыгиваю в лодку, снова усаживаюсь «по-боевому», снова цепляю на нос судна фонарь, в правую руку беру острогу, в левой остаётся маленькое лёгкое весло. Беспокойная череда перекатов позади, её шум медленно уплывает, удаляется. Плавно и настороженно вплываю в тишину и спокойствие омута, залитого кромешной ночью. Смотрю наверх. Немыслимую громаду неба над головой взяли в плотное кольцо растопыренные лапы ольх, растущих по берегам почти правильно круглой Мутыни, и теперь я любуюсь звёздами через широкое окно, обрамлённое чёрными силуэтами крон. И точно такое же окно, такая же небесная пучина - внизу, по сторонам, вокруг, и плавно колышется она от замедляющего ход течения и бойкой ряби на поверхности воды. Бесчисленные пятнышки пены, рождённой в бурливых перекатах, будто множат звёздный пейзаж, подмигивают в свете налобника. Легко и свободно скользит моя лодка над спящей, отражающей космос Мутынью.
После первой увиденной рыбины разом включается внимание, будто паутину стряхивает с лица, в теле вновь секундно взводится невидимая боевая пружина. Крадусь, лечу, беззвучно рассекаю зыбкий небосвод подводного мира, и неспящие его обитатели затаённо следят за неведомым чудом, за ослепительным снопом света, за неясным движением чего-то большого и опасного. Тщательнейшим образом обследую коряжник, в котором не одна блесна была потеряна в своё время. Тут такой жуткий хаос, что, как ни вглядывайся, запросто можно не заметить сидящую в засаде зубастую хищницу. Не обнаружив никого, обследую водорослевые поля на мелководье. Снова бобр взрывает водную тишь совсем близко от лодки. Наверное, жутко рассерженный на невесть откель взявшегося чужака. Выплываю на середину акватории. Чёрные камни уходят всё глубже, и вот уже вовсе сливаются с темнотой глубины. Немного возвращаюсь назад, дугой иду по границе зримого дна, до которого ещё добивает фонарь. Планирую кругом обойти весь омут, просмотреть каждый доступный взгляду сантиметр, оставив, соответственно, лишь глубокую центральную яму. И вот снова оказываюсь у начала Мутыни, где еще чувствуется течение и явно слышен шум перекатов. Смотрю…
Вот она. Щука. Большая, редкого калибра, такие сегодня не попадались. Уже которая за минувшую ночь, но знаю: эта - последняя, больше не будет, ведь после Мутыни идти домой. Вроде стоит спокойно, хотя громкий удар бобрового хвоста мог её разбудить. В памяти всплывает эпизод - как раз где-то в этой части омута попался на спиннинг крупный щукарь. И тут же его затмевает одно большое и гулкое, как удары в бубен: «Добудь, добудь!».
Последний шанс...
Всё пространство в этот миг вытягивается в один узкий коридор, прямой и засасывающий, и в конце его - добыча, таящаяся среди донных камней, и плавники её чудно танцуют, и всё тело её напряженно вытянуто, готовое сорваться с места. Звуки исчезают, исчезает вообще всё, кроме направленного в одну точку коридора и единственно важного - прыткой сноровки, монолитической слитности, ожидания верной секунды. Первородная, звериная собранность готового к прыжку хищника, острота занесённого копья. Воздух наэлектризован до звона, руки сталью сжимают обледеневшее древко, взгляд пауком вцепился в прижавшуюся ко дну цель.
Удар!..
Вьются по диким зарослям, исчезая и вновь появляясь, занесённые временем охотничьи тропы. Через златогривое колыхание полей, через вечную сизую сень перелесков, через зеленомошную влагу верховых болот тянутся они, тянутся вдаль, к горизонту, к облакам, к небу. Свобода первобытного охотника - это свои собственные руки и ноги, мастерство и чутьё, взгляд и слух, отточенное внимание; его свобода это его угодья, ресурс, который даёт добычу, и бережное, любящее к нему отношение; его свобода это нехитрая ноша в котомке, греющая ладони кружка чая на берегу, багровое тепло остывающих углей. Его доля овеяна своевольным норовистым ветром, прокопчена горьким еловым дымом, пропитана потом и речной водой. Его путь - неровная стёжка следов в крутоярах и папоротниках, его знамя - распростёртый от края до края пылающий стяг закатной зари. А где-то кругом, в наступающей ночной темноте, в поворотах реки и на лесных перелазах прячется, следит, готовится к встрече добыча. Рассчитывать - лишь на себя, надеяться лишь на себя, полагаться - на властвующие вокруг силы, быть с ними в мире, в единстве, как всё живое вокруг, и только так, и будь, что будет, и это и есть - свобода охотника. Найдёт ли он свою удачу, ждёт ли награда добытчика или подстерегает опасность? Что сулит ему эта грозная ночь, непроглядная темень-колдунья?
…глубина слишком большая, в прозрачной воде не рассчитал, да ещё течение, руки с локтями ушли под воду, чувствую дно, упёрся в него острогой, но попал ли в цель, не пойму, всё смешалось, ничего не вижу, мордой почти в воде, перевесился через борт, не упасть бы - да, попал! - чувствую, как что-то сильно трясёт рукоять, а лодка - эх! - её крутит течением, воротит, а если оторву от дна гарпун, то сорвётся, упущу - держись, только держись! - лодку сносит, надо упереться как рычагом, подтянуться обратно, чтоб острога снова вертикально, да вот так, нет! - ещё раз, да, теперь, чёрт побери, что теперь?! - теперь как тогда: руку по самое плечо в воду, поднять и схватить как можно скорее, но ведь поднимать придётся одной рукой, смогу ли? - надо, оторвав от дна, как бы поддеть и поднимать по дуге, чтоб сопротивление воды помогало, и тут же хвать руками - ну, поехали! - а то снова снесёт - да, пошла, ещё немного, что-то соскользнуло с лодки и булькнуло в воду, да и чёрт с ним, лишь бы вытащить щуку, засела кажись нормально, пока не сошла, но если сойдёт, если, не дай Бог, сойдёт, никогда ни за что не прощу себе, балда, неумёха, пень, остолоп, н-на подзатыльник - хрясь! - стоп, стоп, только бы не сошла, не сошла, не сошла -
- ну же, хватай!!!...
Благодарствую, Река.
[Битуха, 2014]