Живая традиция, мёртвое книжничество и "забытые кубки"
Я думал, что написать в ответ на публикации в блоге портала "Предание.ru" Молитвослов и его мальчик и «Только не переступайте грань!». Исповедь и разрушенный брак и смогу ли я что-то в связи с этим написать вообще. Как ни странно, на некоторые мысли меня навела статья Забытый кубок для киддуша: изменения в ашкеназской ультра-ортодоксальной культуре - кризис традиции, посвящённая, как это видно из её названия, некоторым процессам, протекающим в иудейской среде. Ниже я её перескажу. Разумеется, прямого ответа она не даёт, но, что называется, "в качестве притчи" очень и очень полезна: как говорится, "Чтущий да разумеет".
Речь идёт вот о чём: в иудаизме, как известно, большое значение имеет празднование субботы. Один из важнейших субботних ритуалов - киддуш или "освящение субботы": молитва, произносимая главой семьи над бокалом вина (как правило, для этого используется лучший из имеющихся в доме бокалов, как правило, серебряный, и этот бокал не используется для других целей) во время праздничной трапезы в пятницу вечером (в иудаизме день начинается с вечера, как и у нас богослужебный день начинается с вечера предшествующего дня). Это освящение считается исполнением заповеди "помни день субботний, чтобы святить его" и отделяет субботу от будней.
В иудаизме стараются возможно точнее определить, что считается исполнением той или иной заповеди. В частности, ставится вопрос, какова минимальная мера еды и питья, после которой можно благодарить Бога во исполнении заповеди "И когда будешь есть и насыщаться, тогда благословляй Господа, Бога твоего, за добрую землю, которую Он дал тебе" (Второзаконие 8:10). Т.к. к субботний киддуш, строго говоря - частный случай такого благодарения, т.к. произносится над вином, встаёт вопрос - каков минимальный размер кубка для субботнего киддуша, т.е. того бокала, над которым он произносится.
Авторитетами Мишны и Талмуда был определён минимальный объём вина, после выпивания которого можно благодарить Бога - ревиит, или полтора ке-бейца, т.е. полтора объёма куриного яйца. Таков и минимальный размер субботнего кубка (т.к. такие кубки, как правило, серебряные, их, как я понимаю, стараются приобретать минимально допустимого размера, во всяком случае в небогатых семьях). Следует заметить, что в еврейских семьях такие кубки - нередко семейная реликвия, передаваемая из поколения в поколения от отца к сыну, ими дорожат и очень берегут.
Так вот: в Новое Время у ряда раввинов возникли, так скажем, вопросы к тому, что такое ке-бейца (а эта мера объёма важна во многих вопросах - не только для вопроса о размере субботнего кубка). Дело в том, что по ряду признаков получалось, что то, что та мера, которая была определена как ке-бейца в эпоху Мишны и Талмуда, оказывалась больше примерно в два раза, чем средний объём куриного яйца. Многие авторитеты пришли к выводу, что "природа изменилась" и "в наше время куры несут вдвое меньшие яйца, нежели во времена Талмуда".
Долгое время вопрос о точном объёме ке-бейца носил чисто академический характер, пока рабби Авраам-Йешаяу Карелиц, известный как Хазон Иш (назван от так по своему главному труду "Хазон иш" - "Видение мужа"), не установил на основе "вновь открывшихся обстоятельств" новую норму для минимальных размеров еды и питья, касавшуюся в числе прочего и размера субботних кубков. В силу его огромного авторитета в харедимных ("ультраортодоксальных", как их обычно принято называть) кругах Израиля эта норма довольно быстро стала в них доминировать.
Как говорится, "всё б ничего, если б не безделица" - в результате этого получилась, что многие старые кубки (а как я сказал, в еврейских семьях они - реликвия, передаваемая из поколения в поколение) оказались некошерными, т.е. непригодными для их использования в киддуше, т.к. имели объём меньше минимально допустимого. И вот результат: молодое поколение харедим отказывается использовать кубки своих дедушек, в т.ч. и тех из них, кто были выдающимися раввинистическими авторитетами в своих поколениях. То, что было семейной реликвией на протяжении множества поколений, вдруг оказалось ненужным.
Как такое могло случиться? Дело в том, что современные израильские харедим - это, мягко говоря, не совсем то, что традиционные восточноевропейские евреи конца 19-начала 20 века, хранителями традиций и исторической памяти которых сами харедим себя считают. В результате Катастрофы европейского еврейства (гитлеровского геноцида евреев во Вторую Мировую войну) большая часть европейских евреев погибла и безвозвратно исчез мир еврейских местечек, в которых они жили. Немногие уцелели, бежав (как правило, ещё до войны) в США или Землю Израиля (ну и выжило, разумеется, немало евреев СССР, но это, как говорится, "совсем другая история", т.к. в СССР условия для сохранения традиционного образа жизни были, мягко говоря, неблагоприятными).
После образования вскоре после окончания войны Государства Израиль к общинам ультрортодоксов относились, грубо говоря, как к своего рода заповедникам: мол, традиционных евреев осталось так мало, что их надо охранять, чтобы их образ жизни сохранился. Поэтому им был предоставлен ряд привилегий - например, возможность для изучающих Тору не служить в армии (напомню, что в Израиле "косить" от армии, мягко говоря, не принято, да и практически невозможно). Ну и со стороны еврейских общин всего мира "ультраортодоксам" оказывалась (во всяком случае, на первых порах) весьма и весьма немалая финансовая помощь.
Всё это привело к весьма и весьма интересным последствиям. Дело в том, что в иудаизме высшей добродетелью считается изучение Торы (под которым, впрочем, понимается не только и не столько изучение самого Пятикнижия Моисеева и остального Священного Писания, сколько Талмуда и прочей раввинистической учёности), и наиболее уважаемы те, кто посвятил свою жизнь её изучению (это можно сравнить с тем, как в традиционном православии уважается монашество, хотя в отличии от монахов раввины - люди семейные). Понятно, что в традиционном еврейском мире посвятить всю свою жизнь такому изучению могли себе позволить лишь немногие: да, практически все мальчики получали образование в хедере (начальной религиозной школе), в результате чего они умели читать на иврите и знали Писание, но в талмудическую премудрость погружались немногие. Начинало-то учить Талмуд, может, и не так мало (так было принято), но большинство из скоро понимало, что это им не по зубам, и их забирали из иешивы (школы, где учат Талмуд) - учение денег стоит, а в качестве результата можно ожидать разве что "отъезд крыши" :). Оставались учиться только самые способные, а остальные шли работать, сохраняя, правда, пиетет перед "умниками", которым оказалось по зубам то, на чём остальные "сломались" (на этом строился авторитет раввинов в традиционном еврейском обществе).
В отличии от мира традиционного восточноевропейского еврейства, в мире израильских харедим за счёт поступающей от богатых еврейских общин помощи многие (порой едва ли не большинство) могли позволить себе достаточно долго (а то и всю жизнь) учиться, а не работать. Многие родители - ультраортодоксы предпочитали не учить своих детей "ремеслу", но послать их в иешиву, которая, по их твердому убеждению, только и могла уберечь их от контактов со светской культурой, и гарантировать их верность традиционным еврейским ценностям. Таким образом, иешива превратилась в основной тип учебного заведения для мальчиков. В результате ультраортодоксальная община стала осознавать себя в качестве "общины изучающих Тору".
Казалось бы, это должно было способствовать сохранению традиции, но на деле произошло иначе. Во-первых, родители, посылая детей в заведение закрытого типа, коим является иешива, тем самым в значительной мере утрачивают контроль над их религиозной социализацией: дети находятся в иешиве двадцать четыре часа под неусыпным наблюдением, и практически непрерывно подвергаются идеологической обработке, в результате чего у многих из них достаточно быстро развивается чувство превосходства над родителями, которых они обгоняют в знании специальной литературы. Во-вторых, сказался фактор Катастрофы - многие из членов ультраортодоксальной общины были беженцами, а большая часть их родственников погибла, так что выжившие поневоле оказались оторванными от больших и разветвленных семей, игравших ранее основную роль в хранении традиции.
"Проблема старых кубков" (оказавшихся по новым нормам харедимного сообщества некошерными, пусть даже ранее они и принадлежали авторитетным и уважаемым раввинам) - прямое следствие всех вышеописанных процессов, которые привели к прерыванию живой традиции. Попробовал бы кто-нибудь из "умников" раньше сказать, что дедушкин кубок некошерен - его бы быстро на место "вся мишпуха" поставила :) Хорошо понимая это, раввины оставляли вопрос о реальном размере ке-бейца и ревиит сугубо академическим (есть такое положение, что не может быть принято некое постановление, которое большая часть народа заведомо не будет выполнять). Но в условиях израильского харедимного сообщества 50-60-х гг. 20-го века поставить "умников" на место было, увы, некому, и под видом строжайшего хранения традиции получили, совершенно того не осознавая, типичный "новодел", как это обычно и бывает. Короче говоря, оправдалось то, о чём некогда хорошо сказал pinchas в своей книге про создателя философии религиозного сионизма рава Авраама-Ицхака hа-когена Кука - " как хорошо известно в религиоведении, фундаментализм, декларируя возвращение к фундаменту, на самом деле вернуться к нему не может потому, что фундамент уже скрыт от нас прошедшими за много столетий изменениями ментальности, изменениями понимания, изменением жизни, изменением всего самоощущения, которое невозможно переделать. Чтобы мы ни делали, мы никогда не сможем посмотреть на фундамент глазами людей, которые жили тысячу или полторы тысячи лет до нас. Фундаменталист неизбежно смотрит на фундамент своими, т.е. современными, глазами, и потому фундаментализм, под оболочкой "консервативности" и лозунга "возвращения к фундаменту", на самом деле всегда является формой модернизации" (раздел "В", глава "В-2", п.18 "Религиозный антифундаментализм", стр.190-102).
Всё вышесказанное - разумеется, присказка. А "сказка" (то, ради чего, собственно, я и пишу) - в том, что многие проблемы современного российского православия, возможно, связаны с тем же: с разрывом живой традиции, передачи живого опыта "из уст в уста", заменяемых (понятно, не от хорошей жизни) сухим книжным начётничеством.
Понятно, откуда этот разрыв: погром, который перенесла наши Церковь в советское время, вполне соизмерим по разрушительным последствиям с Холокостом. Да и первый это был разрыв в история православия, что ли? До него был разрыв в эпоху Петра I (впрочем, чем дальше, тем больше я убеждаюсь в том, что последствия этих преобразований для Церкви неоднозначны и наряду с многими негативными сторонами были и несомненные плюсы - как возникновение ко 2-й половине синодальной эпохи "высокой церковной учёности", которой, увы, не было в Московии). А до этого был ещё один разрыв, связанный с падением Византии, в результате чего православие катастрофически выпало из своего культурного контекста (в Византии была высокая и весьма развитая светская культура, чего не было на Руси и что не сохранилось у православных греков под турками).
В 90-е годы лавинообразно росло число новых приходов и монастырей: трудно ожидать чего-то другого, если в начале 80-х на всю Российскую Федерацию было всего 2 открытых монастыря, а в ряде областных центров - один или два действующих храма. Разумеется, такой рост - явление отрадное, но он повлёк, увы, и "побочные явления" в виде катастрофического дефицита живой духовной преемственности. "Старые верующие", пришедшие в Церковь в 70-80, если не в 60-е годы, просто растворились в массе неофитов, которым чаще всего не у кого было научиться - "научиться", разумеется, прежде всего не в плане умственном, интеллектуальном, книжном, а опытно, "глядя на лицо человека, на котором есть отблеск Царства Небесного". Кому Бог даровал такую милость - встретить такого человека (как, скажем, я - о. Виктора Мамонтова), - тот как-то "выруливал": опыт такой встречи (особенно если она не была однократной) как бы правильным образом настраивал некий "внутренний камертон", что позволяло дальше уже хоть в какой-то мере нормально слышать и воспринимать. А вот кому то не было дано... О проблеме же неискусных пастырей (многие из которых, собственно, сами были такими же неофитами, рукоположенными из-за сугубого дефицита священников), покалечивших по своей неопытности не одну душу, говорить не буду - и для экономии места, и не только поэтому.
Разумеется, отсутствие передачи живого духовного опыта приходилось как-то компенсировать - когда книгами, когда "организационными мерами" (это, например, когда игуменом или игуменьей ставятся "крепкий хозяйственник", в результате чего обитель приобретает хотя бы внешне благолепный вид). Книги, конечно, могут дать многое, но беда в том, что их надо читать "в контексте", каковым и является в конечном итоге "духовное разумение", тот опыт, который передаются "глядя на лицо". Духовные книги имеет смысл читать, строго говоря, только с одной целью: почувствовать "сквозь книгу" живой духовный опыт автора. Тогда только и будет толк, а не тогда, когда результатом чтения будет компендиум цитат из серии "вси святии отцы рекоша". Читая, надо понимать, что кому было сказано, в какой ситуации, какой вопрос ставится и т.п. Если же вопрос в данной ситуации иной, чем тот, на который давался ответ, то глупо было бы брать цитату "as is" в качестве ответа - просто так она всё равно не подойдёт. Так-то и получается, что души калечатся вроде бы правильными словами, но оказавшимися в конкретной ситуации отнюдь не к месту.