МАРИО ТРОНТИ. ФИЛОСОФ ИСЧЕЗНУВШЕЙ АТЛАНТИДЫ
МАРИО ТРОНТИ. ФИЛОСОФ ИСЧЕЗНУВШЕЙ АТЛАНТИДЫ
«Рабочий класс был последней великой исторической формой социальной аристократии» [1]
Истоки операизма
Чистилище шестидесятых
Вместо массового рабочего - массовый буржуа
7 августа умер Марио Тронти. Весть о его смерти настигла меня на берегу Дуная. Вместе с криками и шуршанием крыльев дунайских лебедей. В Умбрии умер 92-летний старик, продолжавший клясться Лениным с «Государством и революцией». При этом еще недавно заседавший в Сенате Итальянской республики и до конца дней остававшийся членом Демократической партии, последнего продукта инволюции ИКП в сторону центризма.
Тронти - крупная фигура итальянского неомарксизма. Вместе с Раньеро Панциери он - создатель операизма. Пожалуй, его вклад в разработку операистской теории наибольший. Тем не менее, за пределами Италии Тронти - мыслитель малоизвестный.
Притом что с определенного момента, лет 20-25 назад, термин «операизм» и якобы наследующий ему «постопераизм» стал «модной штучкой» по обе стороны Атлантики. Особенно в арт-галереях и университетских центрах, где буквально набросились на «итальянскую теорию», объявленную комплементарной «теории французской», остававшейся главной философской модой. Создатель операизма Тронти, однако, был этому совершенно чужд. Его имя, если упоминалось, то вскользь. Бал правили другие «звезды».
В самом деле, фундаментальная для операизма книга - «Рабочие и капитал» - появилась на английском лишь в 2019 году. Год спустя в США её дополнил сборник ранних политических статей Тронти «Оружие организации», еще через год в Великобритании издали сборник «Призвания к политическому. Марио Тронти и Макс Вебер», куда включили четыре текста Тронти - два из 1970-х и два из 2010-х. До этого на английском изредка публиковались отдельные статьи и интервью [2], не позволявшие адекватно оценить развитие мысли данного автора. Тронти после 1960-х - периода «автономии политического» и периода политической теологии - за пределами Италии практически неизвестен. Сравните это с текстами Антонио Негри, что издаются даже в Подгорице на черногорском языке, притом что на всю Черногорию приходится лишь два книжных магазина.
Конечно, книга «Рабочие и капитал» рекомендована всякому историку рабочего движения или историку марксистской мысли. Однако ценность Тронти не в этой яркой книге 1960-х, осмыслявшей перспективы рабочей борьбы в годы итальянского экономического чуда. В 1966-м его диалог с историей только начинался. Гораздо важнее сказанное после. При всем уважении, многие положения «Рабочих и капитала», включая знаменитую «стратегию отказа», потеряли свою актуальность уже в следующее десятилетие, когда «экономическое чудо» итальянского капитализма сменилось затяжной депрессией с массовой безработицей. Тронти прямо говорил об этом, находя нелепыми, никак не угрожающими капитализму, практики «отказа от работы» активистов «Рабочей Автономии» второй половины 1970-х. Блеск и сила книги Тронти в её исторической конкретности. Но это точно не Библия на все времена. Особенно, если главный актор этой книги, политически перестал существовать.
Лукавством выглядит статья Серджио Болоньи, написанная на смерть Тронти [3], в духе «товарищ Тронти умер, но дело «Рабочих и капитала» живет - смотрите на «горячее лето» в США с забастовкой сценаристов Голливуда». Мысли зрелого Тронти абсолютно чужд подобный пафос. Его наследие много больше «Рабочих и капитала», это комплексное осмысление борьбы рабочего класса в XX веке, осмысление его трагического поражения и личная боль от этого поражения, без заигрывания с новой платежеспособной публикой и желания ей понравиться. Сходным лукавством, помнится, был эпиграф к одной из глав «Империи» Негри и Хардта, когда слова из «Рабочих и капитала» открывали содержание, мягко говоря, чуждое историческому анализу Тронти.
Истоки операизма
Согласно Тронти, операизм был вершиной и завершением политического проекта рабочих развитых капиталистических стран, родившегося после Октябрьской революции и окончания Первой мировой войны. Он наследует «красному двулетию» на промышленном Севере Италии, выступлениям немецкого пролетариата 1918-1923 гг., ИРМ (wobbies) и профсоюзной борьбе в США периода «нового курса». Но собственным моментом пробуждения для него был 1956 год - с XX съездом КПСС, докладом Хрущева и восстанием в Будапеште. Пробуждением от сна историцизма и переоценкой партии.
Операизму были чужды тьермондистские идеи. В отличие от студенческой молодежи 1960-х, операисты были равнодушны к геваризму или Мао. Цепь капиталистического господства порвется не там, где капитал наиболее слабый, а там, где рабочий класс наиболее сильный [4]. «Красное солнце приходит с Запада», - писал Тронти, указывая на борьбу американских рабочих 1930-х как модель для итальянского рабочего движения [5]. Не Гавана или Пекин, а Детройт эпохи «нового курса» служил вдохновением для операизма. Операизм продолжал величественную традицию рабочей борьбы, создавшую собственный язык и собственную культуру.
За плечами будущих операистов в 1950-х было членство в главных левых партиях Италии - компартии (Тронти) или соцпартии (Панциери, Негри), с работой в теоретических журналах Mondoperaio (ИСП) и Societa` (близком ИКП). Первый собственно операистский журнал появляется в 1961 году. Это были знаменитые «Красные тетради» (Quaderni Rossi), созданные Раньеро Панциери, Марио Тронти и Романо Алквати, прославившиеся новаторским подходом в социологических исследованиях рабочего класса.
В 1963 году среди теоретиков операизма происходит раскол, вылившийся в создание группой Тронти нового печатного органа «Рабочий класс» (Classe operaia), еженедельной газеты, провозгласившей примат политической борьбы над чисто исследовательской работой. Это отражало возросший милитантизм класса, особенно после бунта рабочих на Пьяцца Статуто в Турине в июле 1962 году, вызвавшего у авторского коллектива «Красных тетрадей» различные оценки - от активной поддержки до осуждения [6].
Понятие «массовый рабочий» (operaio massa) закрепилось в операистской теории, в последующем перекочевав в теорию постопераизма. Массовый рабочий есть результат фордизма и тейлористской организации трудового процесса. При этом влияние фордизма и тэйлоризма не ограничивается фабрикой, а переносится на развитие городской среды, различные общественные институты, например, образование, постепенно подчиняя себе социальную жизнь в целом. Общество становится фабрикой [7]. «Массовый рабочий» и его субъективность есть результат этого процесса.
Операизм выступает против экономического редукционизма, сводящего рабочий класс к понятию рабочей силы, фундаментального для буржуазной политэкономией и перешедшего в официальный марксизм соцпартий и компартий. Он также против упрощений партийной и профсоюзной политики, сводящих политическую борьбу класса к отчужденным от него институциям.
Рабочий класс станет самим собой, и, следовательно, политическим вызовом для существующего порядка, лишь тогда, когда перестанет понимать себе как рабочую силу. Рабочие должны осознать себя политической силой, отринув представление о себе, детерминируемое производительностью, так или иначе служащее репродукции капитала. Лозунги про «гордость производителей» следует оставить прошлому.
Рабочий коллектив должен стать автономен от системы воспроизводства капитала, неотъемлемой частью которой является рабочая сила, то есть товар, чья цена определяется рынком. Сознательно стать чуждым по отношению к способу производства и его принципам. Следствием такой позиции становятся «итальянская забастовка», саботаж, или вовсе отказ от труда. Так видели борьбу операисты.
«Капиталист создает работу. Рабочий - создает капитал. Капиталистическое общество обязано своим существованием рабочему классу как артикуляции капитала. Без классового отношения нет социального отношения», - читаем мы в «Стратегии отказа» [8], наиболее известном фрагменте «Рабочих и капитала». Чем более капитализм продвинутый, тем более автономным рабочий класс должен стать. Рабочие и их борьба - впереди, капитал и его развитие есть ответ на эту борьбу.
Чистилище шестидесятых
«Марио тогда сказал, что 1968-й нас определенно сбил с толку. По его мнению, мы приняли за рассвет то, что на самом деле было закатом. Но закатом чего? Несомненно, подошла к концу гегемония массового рабочего, но можно ли это путать с концом классовой борьбы пролетариата?»
(Антонио Негри, выступление в Сорбонне 5 апреля 2019 года) [9]
«Внешне все изменилось, но по существу все осталось прежним», - так Марио Тронти объяснял загадку 1960-х. Мир, казалось, «двигался влево», накал рабочей борьбы достиг своего пика, однако капитал смог использовать это движение и энергию этой борьбы во имя собственных целей. Рабочий класс оказался не в состоянии воспользоваться недолгим окном возможностей. Несмотря на ряд тактических побед и завоеваний, как, например, завоевания «горячей осени» 1969-го, стратегически он проиграл, в следующем десятилетии капитал окончательно перехватит инициативу.
Тронти, большинством воспринимаемый как философ бурных 1960-х, в действительности весьма критичен относительно указанного десятилетия: «Уже в 1960-е мы вступили в эпоху упадка, только убожество последующих десятилетий, конца века и далее, позволяет 1960-м выглядеть чудесной эпохой новых начинаний» [10].
Известно, что Пальмиро Тольятти пользовался уважением у значительного числа итальянских интеллектуалов. Неслучайно Пьер Паоло Пазолини включил кадры похорон Тольятти в «Птицы большие и малые», похороны лидера ИКП там показаны с большой нежностью. У операистов был иной взгляд. В 1964-м Тронти называл Тольятти не иначе как «попом Гапоном». «Поп Гапон больше не с нами, и вместе с ним мы хороним все священные иконы», - читаем в статье «1905-й год в Италии» на смерть лидера ИКП [11].
Однако ничего подобного по резкости о Берлингуэре ни до, ни после его смерти в 1984-м, Тронти сказано не было. Хотя Берлингуэр в деле парламентского соглашательства пошел дальше Тольятти. В чем причина? Тронти остепенился и, заняв положение в структурах ИКП, отказался от радикализма? Наверное, это имело место, но всё же не было главным. Критиковать Берлингуэра за реформизм было слишком поздно [12], и, с политической точки зрения, не имело особого смысла. Тогда как в начале 1960-х борьба с реформизмом ИКП, и, в целом, «социал-демократизацией» рабочего движения имела первостепенное значение.
Операизм ставил задачу предотвратить встречу двух потоков реформизма - реформизма капитала и реформизма рабочих. Тронти пишет о великом реформистском движении капитала, развившемся в XX веке как ответ на Русскую революцию. Правящий класс жизненно нуждался в реформистской политике. Вплоть до середины 1970-х интеграция рабочего класса в институты welfare state оставалась жизненной необходимостью капитализма. Ради этого, капитализм был готов пойти на левоцентристское правительство, широкие права профсоюзов, прогрессивные социальные реформы, национализацию отдельных отраслей, ввод в экономику значительных элементов планирования. В указанный период истории отказ рабочего класса от интеграции был для капитала крайне болезненным, открывая крайне неприятные перспективы в случае появления иной политической воли. Тронти - это мыслитель революционного шанса и исторической инициативы. Повторюсь, именно в исторической конкретности сила его размышлений, в своем политическом чутье он может быть назван наследником Макиавелли. От рабочих очень многое зависело. Капитализм начала 1960-х находился в уязвимом положении. Экономический бум и реструктуризацию капитализма без соучастия рабочих было провести невозможно. Блокировка артикуляции капитала рабочим классом лишала капитал его содержания. Блокируя реформизм, рабочий класс блокировал политическую стабилизацию капитализма.
В конце 1970-х, а тем более в 1980-е, все был иначе. Реструктуризация капитализма уже состоялась, он перестроил себя. Рабочие сколько угодно могли «отказываться от работы», учреждать леворадикальные партии на конференциях с красными флагами, ходить по улице, размахивая пистолетом, или колоться героином от безработицы и безысходности - капиталу от всего этого было ни холодно ни жарко. Печальным свидетельством изменившегося соотношения классовых сил была пятинедельная забастовка рабочих ФИАТ в Турине осенью 1980 года, по своему размаху, уровню организации и кампании солидарности сопоставимая с «горячей осенью» 1969-го, но закончившаяся полным провалом [13]. Если в 1960-е капитал нуждался в реформизме и в классовых конфликтах часто отступал, ища компромисс, то в 1980-м он мог быть беспощаден. Реструктуризация капитализма произошла, система стабилизировалась, и значительную роль в этой стабилизации сыграло технологическое обновление.
Эмансипация индивидов и технологическая модернизация производства, поставленные на службу великой консервативной революции - так Тронти описывал триумф неолиберализма, опирающегося не только на «господство имперских верхов, но также поддерживаемого снизу, посредством буржуазной ментальности большинства» [14].
«Революция все еще проходит через Чистилище», - повторяя слова Маркса, писал Тронти в Classe operaia в начале 1960-х, понимая, что исход рабочей борьбы может быть самым разным. Чем завершились 1960-е, победой или поражением? Что ждало мир впереди? Среди итальянских левых можно встретить два различных видения истории второй половины XX века, с противоположными оценками результатов борьбы 1960-1970-х гг.
С одной стороны, это полные трагизма размышления Пазолини о наступившей «постистории». Им во многом созвучно «Воскресенье усопших» Фабрицио де Андре, с предчувствием pace terrificante - с подъемом крайне правых идей, кровавыми этническими конфликтами и неудержимым империализмом «держав». Сюда же, как видим, относится и анализ Тронти.
С другой стороны, есть постопераизм, считающий, что высокотехнологичный неолиберальный капитализм с его культом акселерации открывает для радикальных левых небывалые возможности. По мнению Антонио Негри, долгий итальянский 1968-й [15] есть успешное восстание против фордизма и тэйлоризма, их дисциплинарного режима. Гегемония промышленного труда постепенно сменяется гегемонией труда аматериального. Это важнейший результат восстания - капитализм вынужден меняться. На поверхности все происходит по завету классического операизма «рабочий класс - впереди», где борьба рабочих является двигателем технологического развития. Вместо «массового рабочего» на историческую сцену выходит «социальный рабочий» (operaio sociale) [16]. Промежуточной или переходной формой между ними ряд постопераистов, например, Серджио Болонья, называют «диссеминированного рабочего» (operaio disseminato) [17], связанного с ростом малых предприятий в 1970-е годы.
«Аматериальный труд несет в себе потенциал некого стихийного и изначального коммунизма», - утверждают Негри с Хардтом в своей «Империи» [18]. Их тезис «постфордизм есть коммунизм капитала» звучит, будто до коммунизма сегодня рукой подать.
Возникшая в эпоху неолиберализма новая субъективность, согласно постопераистам, «наделена значительным интеллектуальным потенциалом» и «открывает новые перспективы освобождения». Постфордизм с гегемонией аматериального труда якобы сам требует марксового «целостного человека». «Постфордистсткий режим не стремится «калечить» работника, а, напротив, требует развития и раскрепощения всех человеческих способностей. Отчуждается (в сугубо экономическом смысле слова) лишь прибавочная стоимость, произведенная самой «родовой сущностью» человека, но не она сама», - рассуждал популяризатор Негри в России Алексей Пензин [19], никогда не державший в руках ничего тяжелее шариковой ручки и всегда благоразумно устраивавший академическую карьеру, человек с хорошими друзьями и хорошим жизненным планом, уже десять лет как перебравшийся в Великобританию. К «плохишам» и «неправильным» счастливый «новый мир», однако, был не столь благосклонен.
Но кто действительный демиург технологических инноваций? И кому эти технологические инновации служат. Только дети могут считать, что технологические инновации политически нейтральны. Только дети могут по-прежнему, как в XIX веке, верить в благость для человечества прогресса техники и технологий при существующем балансе классовых сил.
Рассуждения про «раскрепощение всех человеческих способностей» в наступившую эпоху неолиберального капитализма выглядят откровенной глупостью. Полагаю, размышляя о «современном рабочем классе», Пензин думал о себе и своих друзьях, самозванных "художниках" из группы «Что делать». Как говорится, дальше своего носа, мира не существует. В реальности же частая смена работодателя и прекарная занятость отнюдь не совпадают со сменой видов труда, а тем более увеличением психологической продуктивности трудовой деятельности. Система разделения труда стоит железной стеной, как никогда раньше, узкая специализация навязывается едва ли не с детского сада, диктуя поиск счастья только на «своем» участке работы. Мечта о «целостном человеке» либо высмеивается, либо рассматривается как патология.
Известно, что итальянская философия и общественная мысль XIX-XX веков была очарована историей. Историей как движением к прогрессу. Я писал об этом, разбирая интерпретации наследия Грамши в послевоенной Италии [20].
Конечно, на словах постопераизм не имеет ничего общего с Гегелем, диалектикой и традицией итальянского гегельянства. По части истории ему гораздо ближе генеалогический метод Мишеля Фуко. Но при всех различиях относительно философской терминологии в формуле Негри «постфордизм как коммунизм капитала» сложно не услышать эхо исторического оптимизма. Оснований для которого не наблюдается. При внимательном рассмотрении тексты Негри последних десятилетий могут быть охарактеризованы как дурной утопизм. Парадоксальным образом философ, объявивший признаком перехода к коммунизму ницшеанскую отмену памяти, оказывается близок старому прогрессизму и дурной традиции утопизма a la XIX век.
Любопытно, что среди самих постопераистов по мере погружения в двадцать первый век с его pace terrificante появляются пессимисты относительно акселерационизма и светлого «коммуникативно-информационного» будущего. Здесь нельзя не вспомнить книги Франко Берарди «Душа за работой» (2009) [21] и «Восстание: о поэзии и финансах» (2012) [22]. Где один из создателей Radio Alice, а в 1990-е проповедник «киберпанка» и «интернета как освобождения», неожиданно открывает антитехнократические истины Маркузе полувековой давности. Зачем-то закутывая их в обертку Гваттари и Бодрийяра. Наверное, чтобы лучше продавались, ведь «французская теория» - вещь более модная, чем старик Маркузе.
Вместо массового рабочего - массовый буржуа
За несколько дней до смерти Марио Тронти, ночью, рядом с Бранковым мостом, я встретил Николо, парня из кругов римских левых, занимающегося издательским делом, в частности, изданием итальянской поэзии. В Сербии он был недолго, всего пару дней, и на следующий день планировал уезжать. Напомню, Рим - это город Тронти и Пазолини [23]. Оба имени всплыли в нашей беседе.
Николо сообщил уже известную мне деталь: в современной Италии коммунисты все чаще делятся или определяют себя по отношению к Пазолини - как «пазолиниевские» или, напротив, «непазолиниевские». С одной стороны, это свидетельство признания Пазолини главной фигурой современной итальянской культуры. В самом деле, художественный гений Пазолини соизмерим с титанами Rinascimento. Это во всех смыслах грандиозная фигура. С другой стороны, это свидетельство слабости современных итальянских левых (а где левые сегодня не слабые?), так как споры о Пазолини - это скорее про культурное наследие, а не про актуальную политическую борьбу в соответствии с вызовами современности.
Каким коммунистом был Марио Тронти? В 1960-е он, как и остальные сторонники сциентистского марксизма, относился к Пазолини с явным предубеждением. Романтическая утопия Пазолини была ему совершенно чужда, как и крочеанский марксизм ИКП, который до середины 1960-х Пазолини разделял [24]. Школа Гальвано делла Вольпе и журнал Societa`, с лозунгом «Маркс как Галилей», неприязнью к наследию Гегеля и неогегельянству философски сформировали Марио Тронти. Вместе с Раньеро Панциери и Лючио Коллетти выдвинув в видные фигуры итальянского неомарксизма. Пожалуй, жесткость сциентизма Тронти, его неприятие грамшианства, в те годы даже превосходила случай Коллетти [25].
Притом что по части политической философии Тронти до конца дней сохранял ленинистскую матрицу, его марксизм после 1960-х претерпевает серьезные изменения. К XXI веку философская ригидность сциентистского марксизма уходит в прошлое, и в своих размышлениях Тронти неожиданно оказывается близок «коммунизму Пазолини». Читая мемуары «Наш операизм», в памяти то и дело всплывают политические оценки великого поэта и режиссера, часто они созвучны мыслям автора воспоминаний.
Показательно изменение отношения Тронти к раннему Марксу. Подобно Альтюссеру или Коллетти, в 1960-е он не признавал «донаучного» Маркса. В одной из статей 1962 года Тронти, в то время пламенный сциентистский марксист, писал: «Это не случайное совпадение, что сегодня буржуазная мысль сочиняет экзистенциалистские романсы об «отчуждении человеческой сущности», воздыхая на несколько неудачных предложений из марксовых Рукописей 1844 года» [26]. Перед нами стандартное начетничество «сциентистов», словно из советских брошюр «критика буржуазной философии». В XXI веке Тронти видит раннего Маркса иначе:
«Сегодня нам нужно вернуться к молодому Марксу и по-новому перечитать те работы. Это уникальный момент, когда Маркс погружается в антропологический дискурс, который он позже оставит, чтобы сфокусироваться на других проблемах, включая очень важные. Но именно в ранних работах мы впервые видим связь с тем, что я называю «критика цивилизации». Этот дискурс богат поэтическими образами, с большой творческой силой Маркс начинает свои размышления о преодолении отчуждения, человеке как родовой сущности, в чем-то банализированные сегодняшним экологическим марксизмом. Вместо него, мы должны вернуться к ранней матрице Маркса. Возможно, если мы справимся с определенным недопониманием, этим работам еще есть что сказать нам» [27].
После 1980 года (поражение рабочих ФИАТ) Тронти все чаще говорит о конце классовой политики, постепенном становлении аполитической системы власти, где между собой конкурируют два блока буржуазии - условные «прогрессисты» и условные «консерваторы». Предвосхищением этого, по мнению Тронти, был 1968-й год, с танцами студентов на Валле Джулия. В своей оценке, как видим, зрелый Тронти сходится с Пазолини, считая события 1968-го выражением внутренней потребности капитализма в переформатировании. Или гражданской войной внутри класса буржуазии: «Во время событий на Валле Джулия в марте 1968-го, в отличие от Пазолини, мы были вместе со студентами против полиции. Но в то же самое время мы понимали, это борьба внутри врага, определяющая кто будет руководить модернизацией капитализма. Новая элита появлялась на свет, новый правящий класс глобализированного капитализма, что определит будущее» [28].
В последние десятилетия своей жизни Тронти будет трактовать молодежный протест западноевропейского 1968-го как «яд анти-политики» [29]. Четко разграничивая антиавторитарную и антикапиталистическую борьбу. Открывая в тогдашнем антиавторитарном восстании молодежи переход от классовой политики к анти-политическому популизму XXI века.
Тронти не устает говорить о примате политического: «современный капитализм никогда бы не появился на свет без современной политики. Гоббс и Локк были впереди Смита и Рикардо» [30]. Автор «Рабочих и капитала» подчеркивает особую историческую значимость концепта класса и классовой борьбы: появившиеся в июне 1848 года они переворачивают представления тогдашних историков, делают негодным весь теоретический аппарат анализа экономики и общества эпохи Реставрации. Последующее социальное и политическое знание было немыслимо без этих концептов. Также как была немыслима политическая борьба. «Посредством класса народ становится политическим субъектом. Без класса - народ политически не существует…» [31]. Если классовая политика исчезает, унося с собой прежнюю культуру и прежние надежды, то в корне меняется вся общественно-политическая реальность. Как когда-то Пазолини писал об «исчезновении светлячков», Тронти говорит о вымирании «коммунистического народа» Италии после Берлингуэра. Начинается другая, «аполитическая» эпоха, чьим признаком является глобальное торжество цинизма и подъем правого популизма. «Когда существовал народ, популизма не было. Популизм существует, потому что перестал существовать народ» [32], - размышляет Тронти об итальянской политике после самороспуска ИКП и «танжентополи».
Рабочий класс по-прежнему существует социологически, но как политического субъекта его давно нет. Нет больше прежней политической силы, способной на социальную революцию и остановку развязанных империализмом конфликтов. Кто же, по Тронти, сменяет массового рабочего? «История XX века после 1970-х может быть прочитана как восстановление пошатнувшейся капиталистической гегемонии посредством возврата фигуры буржуа, различие между буржуа и гражданином аннулируется. Доминирующей фигурой стал массовый буржуа, реальный субъект социальных отношений» [33]. Сложно не вспомнить размышления Пазолини о буржуазности, становящейся при неокапитализме общечеловеческим состоянием.
В текстах позднего Тронти есть и иные ноты. В его критике политической демократии отчетливо слышны отзвуки Ницше и Сореля. Справедливости ради, влияние Сореля присутствовало уже в его ранних работах: в той же «Стратегии отказа» есть характерные рассуждения про принятие «мятежного прошлого рабочего класса», включая «отчаянные безрассудства» [34]. Позднее это влияние просматривается у Тронти в представлении о западной демократии как тирании среднего человека (или «последнего человека» по Ницше), что едва не приводит к скандалу: «Сегодняшняя демократия не есть власть большинства. Если мы мыслим в категориях идентичности и гомогенного народа, это власть всех. Это власть демоса в том смысле, что все влияют друг на друга и на каждого. Потому что демократия как раз и есть процесс гомогенизации, обезличивания мыслей, чувств, вкусов, моделей поведения, выражаемый этой политической властью как здравый смысл» [35]. «Здравый смысл» буржуазии становится материальной силой, овладевая массами.
Во избежание недопонимания, сам Тронти подчеркивает, что он говорит не об идее демократии вообще, а о «реальной демократии», в том же смысле как в 1970-1980-е говорили о «реальном социализме». То есть о существующей политической системе США и европейских стран. О том, что было воплощено в реальность. Не вступая в дискуссию какие возможности, заложенные в идее демократии, не были реализованы и какой демократия могла бы быть.
«В демократии мы всегда находим завязанными друг на друга практики господства и проект освобождения - они всегда представлены вместе или сосуществуют» [36]. В периоды кризиса или чрезвычайного положения эти два измерения могут находиться в конфликте. В остальное время они интегрированы. При демократии практики господства и проект освобождения - это не два разных лица, это одно лицо бога Януса, выглядящее таким или иным в зависимости от баланса классовых сил. «Демократия антиреволюционная, потому что она анти-политичная. Процесс деполитизации и нейтрализации пронизывает её, стабилизирует её, дает ей силу» [37].
«В этих условиях невозможно быть большинством или добиться большинства. Мы должны оставаться в состоянии сильного и мудрого меньшинства». Поздний Тронти делает парадоксальное на первый взгляд утверждение: точка зрения рабочего класса - это элитистская критика демократии. Он указывает, что рабочий класс операистов «был меньшинством среди людей», являя собой «последнюю великую историческую форму социальной аристократии» [38]. Рабочая партия, став «партией всего народа», напротив, потеряла свой революционный, антагонистичный по отношении к системе, характер.
***
В дискуссии, проходившей в Сорбонне в апреле 2019 года, Антонио Негри уверял слушателей, что противопоставление операизма и постопераизма надумано Марио Тронти. Никакого «постопераизма» на самом деле нет, есть возникшая в начале 1960-х интеллектуальная традиция, исследующая композицию рабочего класса, которую сам Негри продолжает [39]. Реальный разрыв и непоследовательность есть между Тронти «Рабочих и капитала» и сказанным им после полноценного возвращения в ряды ИКП. Собственно, кроме упрека за возвращение в ИКП с последующим депутатством и ностальгии по «коммунистическому народу», Негри своему оппоненту предъявить ничего не может. Действительно, демпартия и Сенат Итальянской Республики с ленинским «Государством и революцией» в XXI веке сочетаются плохо. Впрочем, как утверждает Ренато Дзеро, племянник Тронти, а в 1970-е известный глэм-рок музыкант, в Сенат его дядя ездил исключительно на трамвае [40]. Ежедневно задаваясь вопросом: существует ли еще рабочий класс как центральный субъект критики капитализма? [41] Таким был Марио Тронти, отец операизма, философ исчезнувшей Атлантиды.
Михаил Ларинов, кандидат философских наук
август-сентябрь 2023 года
ССЫЛКИ И ПРИМЕЧАНИЯ
[1] Mario Tronti, Our operaismo / New Left Review № 73, Jan-Feb 2012
[2] Как пример укажем издания небольших леворадикальных групп, где публиковались куски из «Рабочих и капитала»: Mario Tronti, The Struggle Against Labour // Radical America, Vol.6, №3, May-June 1972, pp.22-27. Mario Tronti, Workers and capital // The Labour process and class strategies. CSE Pamphlet №1 - London 1976, pp. 92-129. В конце 2016 года в сети интернет появились переводы трех статей молодого Тронти 1958-1959 гг. по марксистской философии: https://viewpointmag.com/2016/10/03/the-young-mario-tronti/
[3] Sergio Bologna, Strappiamo Tronti dalle grinfie dei salotti buoni: https://centroriformastato.it/strappiamo-tronti-dalle-grinfie-dei-salotti-buoni/
[4] Mario Tronti, A New Type of Political Experiment: Lenin in England // Mario Tronti, Workers and Capital. - Verso, 2019 , p.67
[5] Mario Tronti. Postscript of problems (1970), цит. по изданию Mario Tronti. Workers and Capital / The Labour Process and Class Strategies. - published by Conference of Socialist Economists. London, 1976, p.104
[6] Steve Wright, Storming Heaven. Class Composition and Struggle in Italian Autonomist Marxism. Pluto Press, London 2002, p.58-59.
[7] Mario Tronti, Workers and Capital. - Verso, 2019 , p.12-36
[8] Ibid. p.243
[9] Antonio Negri On Tronti’s Autonomy of the Political (Speech at Sorbonne 5.04.2019)// A.Negri Marx in movement. - Polity Press 2022, p.156
[10] Mario Tronti, Our operaismo / New Left Review №73, Jan-Feb 2012
[11] Mario Tronti, Workers and Capital. - Verso, 2019 , p.81
[12] В этой связи вспоминаются первые строки из знаменитого стихотворения Пазолини «Компартия - молодежи» 1968 года: «Грустно. Критиковать/ ИКП нужно было в первой половине / прошлого десятилетия. Вы опоздали, дети…»
[13] С описанием забастовки можно ознакомиться здесь: https://libcom.org/article/1980-defeat-fiat-marco-revelli . Другое дело, что выводы Марко Ревелли сомнительны.
[14] Mario Tronti, Workerism and Politics (Historical Materialism Conference 2006)/ Historical Materialism 18 (2010), p.187
[15] «Долгий итальянский 1968-й» включает в себя как молодежное восстание поколения sessantotto (собственно 1968-й), так и поколения settantasette (1977 год).
[16] Toni Negri: Archaeology and Project: the Mass Worker and the Social Worker / Common Sense, №3 October 1987, p.43-72
[17] Sergio Bologna, Tribe of moles (1977) : https://libcom.org/article/tribe-moles-sergio-bologna
[18] Хардт М. Негри А. Империя.- Праксис, Москва 2004, с.275
[19] Пензин А. Новые социальные субъекты: версия Паоло Вирно / Прогнозис: журнал о будущем. 2006. № 2 (6)
[20] Ларинов М. Конец «утопии истории», или прощание с крочеанским марксизмом: https://mikhail-larinov.livejournal.com/65176.html .
[21] Франко Берарди. Душа за работой: от отчуждения к автономии. М. изд-во Grundrisse, 2019.
[22] Franco Berardi, The Uprising: On Poetry and Finance. Cambridge, Mass.: Semiotext(e) / Intervention Series, 2012.
[23] Из ведущих авторов операистских журналов именно Тронти с Азор Розой проживали в 1960-е в Риме, Панциери и Алквати работали в Турине, Негри - в Венето.
[24] Подробнее см. Ларинов М. Еретический марксизм в поисках счастья: Часть 1 ( https://mikhail-larinov.livejournal.com/64794.html ) и Часть 2 ( https://mikhail-larinov.livejournal.com/65176.html )
[25] The Young Mario Tronti: https://viewpointmag.com/2016/10/03/the-young-mario-tronti/
[26] Mario Tronti “Marx Yesterday and Today” (January 1962) // Workers and Capital, Verso, 2019, p. 4.
[27] On destituent power. Interview with Mario Tronti (2008): https://autonomies.org/2023/08/mario-tronti-on-destituent-power/
[28] Mario Tronti, Our operaismo / New Left Review 73, Jan-Feb 2012
[29] Ibid.
[30] Mario Tronti, Workerism and Politics (Historical Materialism Conference 2006)/ Historical Materialism 18 (2010), p.187
[31] Mario Tronti. Towards a Critique of Political Democracy./ Cosmos and History: The Journal of Natural and Social Philosophy, 2009, №5(1), p.74
[32] Mario Tronti. We have populism because there no people (2010): https://libcom.org/article/we-have-populism-because-there-no-people-mario-tronti
[33] Mario Tronti. Towards a Critique of Political Democracy/ Cosmos and History: The Journal of Natural and Social Philosophy, 2009, №5(1), p.72
[34] Тронти М. (2020) Стратегия отказа. Социология власти, 32 (1): с. 229.
[35] Mario Tronti. Towards a Critique of Political Democracy./ Cosmos and History: The Journal of Natural and Social Philosophy, 2009, №5(1), p.72
[36] Ibid.
[37] Ibid.
[38] Ibid. p.74. Та же мысль повторяется в мемуарах «Наш операизм» Mario Tronti, Our operaismo / New Left Review 73, Jan-Feb 2012
[39] Antonio Negri On Tronti’s Autonomy of the Political (Speech at Sorbonne 5.04.2019)// A.Negri Marx in movement. - Polity Press 2022, p.156-165
[40] Roma Ostiense, una targa a Tronti, filosofo e leader marxista. Renato Zero: «Mio zio, un politico del popolo» : https://roma.corriere.it/notizie/cronaca/23_novembre_08/roma-ostiense-una-targa-a-tronti-filosofo-e-leader-marxista-renato-zero-mio-zio-un-politico-del-popolo-5124760a-fcf6-4eae-95fd-497c9f66exlk.shtml
[41] Mario Tronti, Workerism and Politics (Historical Materialism Conference 2006)/ Historical Materialism 18 (2010), p.188
«Рабочий класс был последней великой исторической формой социальной аристократии» [1]
Истоки операизма
Чистилище шестидесятых
Вместо массового рабочего - массовый буржуа
7 августа умер Марио Тронти. Весть о его смерти настигла меня на берегу Дуная. Вместе с криками и шуршанием крыльев дунайских лебедей. В Умбрии умер 92-летний старик, продолжавший клясться Лениным с «Государством и революцией». При этом еще недавно заседавший в Сенате Итальянской республики и до конца дней остававшийся членом Демократической партии, последнего продукта инволюции ИКП в сторону центризма.
Тронти - крупная фигура итальянского неомарксизма. Вместе с Раньеро Панциери он - создатель операизма. Пожалуй, его вклад в разработку операистской теории наибольший. Тем не менее, за пределами Италии Тронти - мыслитель малоизвестный.
Притом что с определенного момента, лет 20-25 назад, термин «операизм» и якобы наследующий ему «постопераизм» стал «модной штучкой» по обе стороны Атлантики. Особенно в арт-галереях и университетских центрах, где буквально набросились на «итальянскую теорию», объявленную комплементарной «теории французской», остававшейся главной философской модой. Создатель операизма Тронти, однако, был этому совершенно чужд. Его имя, если упоминалось, то вскользь. Бал правили другие «звезды».
В самом деле, фундаментальная для операизма книга - «Рабочие и капитал» - появилась на английском лишь в 2019 году. Год спустя в США её дополнил сборник ранних политических статей Тронти «Оружие организации», еще через год в Великобритании издали сборник «Призвания к политическому. Марио Тронти и Макс Вебер», куда включили четыре текста Тронти - два из 1970-х и два из 2010-х. До этого на английском изредка публиковались отдельные статьи и интервью [2], не позволявшие адекватно оценить развитие мысли данного автора. Тронти после 1960-х - периода «автономии политического» и периода политической теологии - за пределами Италии практически неизвестен. Сравните это с текстами Антонио Негри, что издаются даже в Подгорице на черногорском языке, притом что на всю Черногорию приходится лишь два книжных магазина.
Конечно, книга «Рабочие и капитал» рекомендована всякому историку рабочего движения или историку марксистской мысли. Однако ценность Тронти не в этой яркой книге 1960-х, осмыслявшей перспективы рабочей борьбы в годы итальянского экономического чуда. В 1966-м его диалог с историей только начинался. Гораздо важнее сказанное после. При всем уважении, многие положения «Рабочих и капитала», включая знаменитую «стратегию отказа», потеряли свою актуальность уже в следующее десятилетие, когда «экономическое чудо» итальянского капитализма сменилось затяжной депрессией с массовой безработицей. Тронти прямо говорил об этом, находя нелепыми, никак не угрожающими капитализму, практики «отказа от работы» активистов «Рабочей Автономии» второй половины 1970-х. Блеск и сила книги Тронти в её исторической конкретности. Но это точно не Библия на все времена. Особенно, если главный актор этой книги, политически перестал существовать.
Лукавством выглядит статья Серджио Болоньи, написанная на смерть Тронти [3], в духе «товарищ Тронти умер, но дело «Рабочих и капитала» живет - смотрите на «горячее лето» в США с забастовкой сценаристов Голливуда». Мысли зрелого Тронти абсолютно чужд подобный пафос. Его наследие много больше «Рабочих и капитала», это комплексное осмысление борьбы рабочего класса в XX веке, осмысление его трагического поражения и личная боль от этого поражения, без заигрывания с новой платежеспособной публикой и желания ей понравиться. Сходным лукавством, помнится, был эпиграф к одной из глав «Империи» Негри и Хардта, когда слова из «Рабочих и капитала» открывали содержание, мягко говоря, чуждое историческому анализу Тронти.
Истоки операизма
Согласно Тронти, операизм был вершиной и завершением политического проекта рабочих развитых капиталистических стран, родившегося после Октябрьской революции и окончания Первой мировой войны. Он наследует «красному двулетию» на промышленном Севере Италии, выступлениям немецкого пролетариата 1918-1923 гг., ИРМ (wobbies) и профсоюзной борьбе в США периода «нового курса». Но собственным моментом пробуждения для него был 1956 год - с XX съездом КПСС, докладом Хрущева и восстанием в Будапеште. Пробуждением от сна историцизма и переоценкой партии.
Операизму были чужды тьермондистские идеи. В отличие от студенческой молодежи 1960-х, операисты были равнодушны к геваризму или Мао. Цепь капиталистического господства порвется не там, где капитал наиболее слабый, а там, где рабочий класс наиболее сильный [4]. «Красное солнце приходит с Запада», - писал Тронти, указывая на борьбу американских рабочих 1930-х как модель для итальянского рабочего движения [5]. Не Гавана или Пекин, а Детройт эпохи «нового курса» служил вдохновением для операизма. Операизм продолжал величественную традицию рабочей борьбы, создавшую собственный язык и собственную культуру.
За плечами будущих операистов в 1950-х было членство в главных левых партиях Италии - компартии (Тронти) или соцпартии (Панциери, Негри), с работой в теоретических журналах Mondoperaio (ИСП) и Societa` (близком ИКП). Первый собственно операистский журнал появляется в 1961 году. Это были знаменитые «Красные тетради» (Quaderni Rossi), созданные Раньеро Панциери, Марио Тронти и Романо Алквати, прославившиеся новаторским подходом в социологических исследованиях рабочего класса.
В 1963 году среди теоретиков операизма происходит раскол, вылившийся в создание группой Тронти нового печатного органа «Рабочий класс» (Classe operaia), еженедельной газеты, провозгласившей примат политической борьбы над чисто исследовательской работой. Это отражало возросший милитантизм класса, особенно после бунта рабочих на Пьяцца Статуто в Турине в июле 1962 году, вызвавшего у авторского коллектива «Красных тетрадей» различные оценки - от активной поддержки до осуждения [6].
Понятие «массовый рабочий» (operaio massa) закрепилось в операистской теории, в последующем перекочевав в теорию постопераизма. Массовый рабочий есть результат фордизма и тейлористской организации трудового процесса. При этом влияние фордизма и тэйлоризма не ограничивается фабрикой, а переносится на развитие городской среды, различные общественные институты, например, образование, постепенно подчиняя себе социальную жизнь в целом. Общество становится фабрикой [7]. «Массовый рабочий» и его субъективность есть результат этого процесса.
Операизм выступает против экономического редукционизма, сводящего рабочий класс к понятию рабочей силы, фундаментального для буржуазной политэкономией и перешедшего в официальный марксизм соцпартий и компартий. Он также против упрощений партийной и профсоюзной политики, сводящих политическую борьбу класса к отчужденным от него институциям.
Рабочий класс станет самим собой, и, следовательно, политическим вызовом для существующего порядка, лишь тогда, когда перестанет понимать себе как рабочую силу. Рабочие должны осознать себя политической силой, отринув представление о себе, детерминируемое производительностью, так или иначе служащее репродукции капитала. Лозунги про «гордость производителей» следует оставить прошлому.
Рабочий коллектив должен стать автономен от системы воспроизводства капитала, неотъемлемой частью которой является рабочая сила, то есть товар, чья цена определяется рынком. Сознательно стать чуждым по отношению к способу производства и его принципам. Следствием такой позиции становятся «итальянская забастовка», саботаж, или вовсе отказ от труда. Так видели борьбу операисты.
«Капиталист создает работу. Рабочий - создает капитал. Капиталистическое общество обязано своим существованием рабочему классу как артикуляции капитала. Без классового отношения нет социального отношения», - читаем мы в «Стратегии отказа» [8], наиболее известном фрагменте «Рабочих и капитала». Чем более капитализм продвинутый, тем более автономным рабочий класс должен стать. Рабочие и их борьба - впереди, капитал и его развитие есть ответ на эту борьбу.
Чистилище шестидесятых
«Марио тогда сказал, что 1968-й нас определенно сбил с толку. По его мнению, мы приняли за рассвет то, что на самом деле было закатом. Но закатом чего? Несомненно, подошла к концу гегемония массового рабочего, но можно ли это путать с концом классовой борьбы пролетариата?»
(Антонио Негри, выступление в Сорбонне 5 апреля 2019 года) [9]
«Внешне все изменилось, но по существу все осталось прежним», - так Марио Тронти объяснял загадку 1960-х. Мир, казалось, «двигался влево», накал рабочей борьбы достиг своего пика, однако капитал смог использовать это движение и энергию этой борьбы во имя собственных целей. Рабочий класс оказался не в состоянии воспользоваться недолгим окном возможностей. Несмотря на ряд тактических побед и завоеваний, как, например, завоевания «горячей осени» 1969-го, стратегически он проиграл, в следующем десятилетии капитал окончательно перехватит инициативу.
Тронти, большинством воспринимаемый как философ бурных 1960-х, в действительности весьма критичен относительно указанного десятилетия: «Уже в 1960-е мы вступили в эпоху упадка, только убожество последующих десятилетий, конца века и далее, позволяет 1960-м выглядеть чудесной эпохой новых начинаний» [10].
Известно, что Пальмиро Тольятти пользовался уважением у значительного числа итальянских интеллектуалов. Неслучайно Пьер Паоло Пазолини включил кадры похорон Тольятти в «Птицы большие и малые», похороны лидера ИКП там показаны с большой нежностью. У операистов был иной взгляд. В 1964-м Тронти называл Тольятти не иначе как «попом Гапоном». «Поп Гапон больше не с нами, и вместе с ним мы хороним все священные иконы», - читаем в статье «1905-й год в Италии» на смерть лидера ИКП [11].
Однако ничего подобного по резкости о Берлингуэре ни до, ни после его смерти в 1984-м, Тронти сказано не было. Хотя Берлингуэр в деле парламентского соглашательства пошел дальше Тольятти. В чем причина? Тронти остепенился и, заняв положение в структурах ИКП, отказался от радикализма? Наверное, это имело место, но всё же не было главным. Критиковать Берлингуэра за реформизм было слишком поздно [12], и, с политической точки зрения, не имело особого смысла. Тогда как в начале 1960-х борьба с реформизмом ИКП, и, в целом, «социал-демократизацией» рабочего движения имела первостепенное значение.
Операизм ставил задачу предотвратить встречу двух потоков реформизма - реформизма капитала и реформизма рабочих. Тронти пишет о великом реформистском движении капитала, развившемся в XX веке как ответ на Русскую революцию. Правящий класс жизненно нуждался в реформистской политике. Вплоть до середины 1970-х интеграция рабочего класса в институты welfare state оставалась жизненной необходимостью капитализма. Ради этого, капитализм был готов пойти на левоцентристское правительство, широкие права профсоюзов, прогрессивные социальные реформы, национализацию отдельных отраслей, ввод в экономику значительных элементов планирования. В указанный период истории отказ рабочего класса от интеграции был для капитала крайне болезненным, открывая крайне неприятные перспективы в случае появления иной политической воли. Тронти - это мыслитель революционного шанса и исторической инициативы. Повторюсь, именно в исторической конкретности сила его размышлений, в своем политическом чутье он может быть назван наследником Макиавелли. От рабочих очень многое зависело. Капитализм начала 1960-х находился в уязвимом положении. Экономический бум и реструктуризацию капитализма без соучастия рабочих было провести невозможно. Блокировка артикуляции капитала рабочим классом лишала капитал его содержания. Блокируя реформизм, рабочий класс блокировал политическую стабилизацию капитализма.
В конце 1970-х, а тем более в 1980-е, все был иначе. Реструктуризация капитализма уже состоялась, он перестроил себя. Рабочие сколько угодно могли «отказываться от работы», учреждать леворадикальные партии на конференциях с красными флагами, ходить по улице, размахивая пистолетом, или колоться героином от безработицы и безысходности - капиталу от всего этого было ни холодно ни жарко. Печальным свидетельством изменившегося соотношения классовых сил была пятинедельная забастовка рабочих ФИАТ в Турине осенью 1980 года, по своему размаху, уровню организации и кампании солидарности сопоставимая с «горячей осенью» 1969-го, но закончившаяся полным провалом [13]. Если в 1960-е капитал нуждался в реформизме и в классовых конфликтах часто отступал, ища компромисс, то в 1980-м он мог быть беспощаден. Реструктуризация капитализма произошла, система стабилизировалась, и значительную роль в этой стабилизации сыграло технологическое обновление.
Эмансипация индивидов и технологическая модернизация производства, поставленные на службу великой консервативной революции - так Тронти описывал триумф неолиберализма, опирающегося не только на «господство имперских верхов, но также поддерживаемого снизу, посредством буржуазной ментальности большинства» [14].
«Революция все еще проходит через Чистилище», - повторяя слова Маркса, писал Тронти в Classe operaia в начале 1960-х, понимая, что исход рабочей борьбы может быть самым разным. Чем завершились 1960-е, победой или поражением? Что ждало мир впереди? Среди итальянских левых можно встретить два различных видения истории второй половины XX века, с противоположными оценками результатов борьбы 1960-1970-х гг.
С одной стороны, это полные трагизма размышления Пазолини о наступившей «постистории». Им во многом созвучно «Воскресенье усопших» Фабрицио де Андре, с предчувствием pace terrificante - с подъемом крайне правых идей, кровавыми этническими конфликтами и неудержимым империализмом «держав». Сюда же, как видим, относится и анализ Тронти.
С другой стороны, есть постопераизм, считающий, что высокотехнологичный неолиберальный капитализм с его культом акселерации открывает для радикальных левых небывалые возможности. По мнению Антонио Негри, долгий итальянский 1968-й [15] есть успешное восстание против фордизма и тэйлоризма, их дисциплинарного режима. Гегемония промышленного труда постепенно сменяется гегемонией труда аматериального. Это важнейший результат восстания - капитализм вынужден меняться. На поверхности все происходит по завету классического операизма «рабочий класс - впереди», где борьба рабочих является двигателем технологического развития. Вместо «массового рабочего» на историческую сцену выходит «социальный рабочий» (operaio sociale) [16]. Промежуточной или переходной формой между ними ряд постопераистов, например, Серджио Болонья, называют «диссеминированного рабочего» (operaio disseminato) [17], связанного с ростом малых предприятий в 1970-е годы.
«Аматериальный труд несет в себе потенциал некого стихийного и изначального коммунизма», - утверждают Негри с Хардтом в своей «Империи» [18]. Их тезис «постфордизм есть коммунизм капитала» звучит, будто до коммунизма сегодня рукой подать.
Возникшая в эпоху неолиберализма новая субъективность, согласно постопераистам, «наделена значительным интеллектуальным потенциалом» и «открывает новые перспективы освобождения». Постфордизм с гегемонией аматериального труда якобы сам требует марксового «целостного человека». «Постфордистсткий режим не стремится «калечить» работника, а, напротив, требует развития и раскрепощения всех человеческих способностей. Отчуждается (в сугубо экономическом смысле слова) лишь прибавочная стоимость, произведенная самой «родовой сущностью» человека, но не она сама», - рассуждал популяризатор Негри в России Алексей Пензин [19], никогда не державший в руках ничего тяжелее шариковой ручки и всегда благоразумно устраивавший академическую карьеру, человек с хорошими друзьями и хорошим жизненным планом, уже десять лет как перебравшийся в Великобританию. К «плохишам» и «неправильным» счастливый «новый мир», однако, был не столь благосклонен.
Но кто действительный демиург технологических инноваций? И кому эти технологические инновации служат. Только дети могут считать, что технологические инновации политически нейтральны. Только дети могут по-прежнему, как в XIX веке, верить в благость для человечества прогресса техники и технологий при существующем балансе классовых сил.
Рассуждения про «раскрепощение всех человеческих способностей» в наступившую эпоху неолиберального капитализма выглядят откровенной глупостью. Полагаю, размышляя о «современном рабочем классе», Пензин думал о себе и своих друзьях, самозванных "художниках" из группы «Что делать». Как говорится, дальше своего носа, мира не существует. В реальности же частая смена работодателя и прекарная занятость отнюдь не совпадают со сменой видов труда, а тем более увеличением психологической продуктивности трудовой деятельности. Система разделения труда стоит железной стеной, как никогда раньше, узкая специализация навязывается едва ли не с детского сада, диктуя поиск счастья только на «своем» участке работы. Мечта о «целостном человеке» либо высмеивается, либо рассматривается как патология.
Известно, что итальянская философия и общественная мысль XIX-XX веков была очарована историей. Историей как движением к прогрессу. Я писал об этом, разбирая интерпретации наследия Грамши в послевоенной Италии [20].
Конечно, на словах постопераизм не имеет ничего общего с Гегелем, диалектикой и традицией итальянского гегельянства. По части истории ему гораздо ближе генеалогический метод Мишеля Фуко. Но при всех различиях относительно философской терминологии в формуле Негри «постфордизм как коммунизм капитала» сложно не услышать эхо исторического оптимизма. Оснований для которого не наблюдается. При внимательном рассмотрении тексты Негри последних десятилетий могут быть охарактеризованы как дурной утопизм. Парадоксальным образом философ, объявивший признаком перехода к коммунизму ницшеанскую отмену памяти, оказывается близок старому прогрессизму и дурной традиции утопизма a la XIX век.
Любопытно, что среди самих постопераистов по мере погружения в двадцать первый век с его pace terrificante появляются пессимисты относительно акселерационизма и светлого «коммуникативно-информационного» будущего. Здесь нельзя не вспомнить книги Франко Берарди «Душа за работой» (2009) [21] и «Восстание: о поэзии и финансах» (2012) [22]. Где один из создателей Radio Alice, а в 1990-е проповедник «киберпанка» и «интернета как освобождения», неожиданно открывает антитехнократические истины Маркузе полувековой давности. Зачем-то закутывая их в обертку Гваттари и Бодрийяра. Наверное, чтобы лучше продавались, ведь «французская теория» - вещь более модная, чем старик Маркузе.
Вместо массового рабочего - массовый буржуа
За несколько дней до смерти Марио Тронти, ночью, рядом с Бранковым мостом, я встретил Николо, парня из кругов римских левых, занимающегося издательским делом, в частности, изданием итальянской поэзии. В Сербии он был недолго, всего пару дней, и на следующий день планировал уезжать. Напомню, Рим - это город Тронти и Пазолини [23]. Оба имени всплыли в нашей беседе.
Николо сообщил уже известную мне деталь: в современной Италии коммунисты все чаще делятся или определяют себя по отношению к Пазолини - как «пазолиниевские» или, напротив, «непазолиниевские». С одной стороны, это свидетельство признания Пазолини главной фигурой современной итальянской культуры. В самом деле, художественный гений Пазолини соизмерим с титанами Rinascimento. Это во всех смыслах грандиозная фигура. С другой стороны, это свидетельство слабости современных итальянских левых (а где левые сегодня не слабые?), так как споры о Пазолини - это скорее про культурное наследие, а не про актуальную политическую борьбу в соответствии с вызовами современности.
Каким коммунистом был Марио Тронти? В 1960-е он, как и остальные сторонники сциентистского марксизма, относился к Пазолини с явным предубеждением. Романтическая утопия Пазолини была ему совершенно чужда, как и крочеанский марксизм ИКП, который до середины 1960-х Пазолини разделял [24]. Школа Гальвано делла Вольпе и журнал Societa`, с лозунгом «Маркс как Галилей», неприязнью к наследию Гегеля и неогегельянству философски сформировали Марио Тронти. Вместе с Раньеро Панциери и Лючио Коллетти выдвинув в видные фигуры итальянского неомарксизма. Пожалуй, жесткость сциентизма Тронти, его неприятие грамшианства, в те годы даже превосходила случай Коллетти [25].
Притом что по части политической философии Тронти до конца дней сохранял ленинистскую матрицу, его марксизм после 1960-х претерпевает серьезные изменения. К XXI веку философская ригидность сциентистского марксизма уходит в прошлое, и в своих размышлениях Тронти неожиданно оказывается близок «коммунизму Пазолини». Читая мемуары «Наш операизм», в памяти то и дело всплывают политические оценки великого поэта и режиссера, часто они созвучны мыслям автора воспоминаний.
Показательно изменение отношения Тронти к раннему Марксу. Подобно Альтюссеру или Коллетти, в 1960-е он не признавал «донаучного» Маркса. В одной из статей 1962 года Тронти, в то время пламенный сциентистский марксист, писал: «Это не случайное совпадение, что сегодня буржуазная мысль сочиняет экзистенциалистские романсы об «отчуждении человеческой сущности», воздыхая на несколько неудачных предложений из марксовых Рукописей 1844 года» [26]. Перед нами стандартное начетничество «сциентистов», словно из советских брошюр «критика буржуазной философии». В XXI веке Тронти видит раннего Маркса иначе:
«Сегодня нам нужно вернуться к молодому Марксу и по-новому перечитать те работы. Это уникальный момент, когда Маркс погружается в антропологический дискурс, который он позже оставит, чтобы сфокусироваться на других проблемах, включая очень важные. Но именно в ранних работах мы впервые видим связь с тем, что я называю «критика цивилизации». Этот дискурс богат поэтическими образами, с большой творческой силой Маркс начинает свои размышления о преодолении отчуждения, человеке как родовой сущности, в чем-то банализированные сегодняшним экологическим марксизмом. Вместо него, мы должны вернуться к ранней матрице Маркса. Возможно, если мы справимся с определенным недопониманием, этим работам еще есть что сказать нам» [27].
После 1980 года (поражение рабочих ФИАТ) Тронти все чаще говорит о конце классовой политики, постепенном становлении аполитической системы власти, где между собой конкурируют два блока буржуазии - условные «прогрессисты» и условные «консерваторы». Предвосхищением этого, по мнению Тронти, был 1968-й год, с танцами студентов на Валле Джулия. В своей оценке, как видим, зрелый Тронти сходится с Пазолини, считая события 1968-го выражением внутренней потребности капитализма в переформатировании. Или гражданской войной внутри класса буржуазии: «Во время событий на Валле Джулия в марте 1968-го, в отличие от Пазолини, мы были вместе со студентами против полиции. Но в то же самое время мы понимали, это борьба внутри врага, определяющая кто будет руководить модернизацией капитализма. Новая элита появлялась на свет, новый правящий класс глобализированного капитализма, что определит будущее» [28].
В последние десятилетия своей жизни Тронти будет трактовать молодежный протест западноевропейского 1968-го как «яд анти-политики» [29]. Четко разграничивая антиавторитарную и антикапиталистическую борьбу. Открывая в тогдашнем антиавторитарном восстании молодежи переход от классовой политики к анти-политическому популизму XXI века.
Тронти не устает говорить о примате политического: «современный капитализм никогда бы не появился на свет без современной политики. Гоббс и Локк были впереди Смита и Рикардо» [30]. Автор «Рабочих и капитала» подчеркивает особую историческую значимость концепта класса и классовой борьбы: появившиеся в июне 1848 года они переворачивают представления тогдашних историков, делают негодным весь теоретический аппарат анализа экономики и общества эпохи Реставрации. Последующее социальное и политическое знание было немыслимо без этих концептов. Также как была немыслима политическая борьба. «Посредством класса народ становится политическим субъектом. Без класса - народ политически не существует…» [31]. Если классовая политика исчезает, унося с собой прежнюю культуру и прежние надежды, то в корне меняется вся общественно-политическая реальность. Как когда-то Пазолини писал об «исчезновении светлячков», Тронти говорит о вымирании «коммунистического народа» Италии после Берлингуэра. Начинается другая, «аполитическая» эпоха, чьим признаком является глобальное торжество цинизма и подъем правого популизма. «Когда существовал народ, популизма не было. Популизм существует, потому что перестал существовать народ» [32], - размышляет Тронти об итальянской политике после самороспуска ИКП и «танжентополи».
Рабочий класс по-прежнему существует социологически, но как политического субъекта его давно нет. Нет больше прежней политической силы, способной на социальную революцию и остановку развязанных империализмом конфликтов. Кто же, по Тронти, сменяет массового рабочего? «История XX века после 1970-х может быть прочитана как восстановление пошатнувшейся капиталистической гегемонии посредством возврата фигуры буржуа, различие между буржуа и гражданином аннулируется. Доминирующей фигурой стал массовый буржуа, реальный субъект социальных отношений» [33]. Сложно не вспомнить размышления Пазолини о буржуазности, становящейся при неокапитализме общечеловеческим состоянием.
В текстах позднего Тронти есть и иные ноты. В его критике политической демократии отчетливо слышны отзвуки Ницше и Сореля. Справедливости ради, влияние Сореля присутствовало уже в его ранних работах: в той же «Стратегии отказа» есть характерные рассуждения про принятие «мятежного прошлого рабочего класса», включая «отчаянные безрассудства» [34]. Позднее это влияние просматривается у Тронти в представлении о западной демократии как тирании среднего человека (или «последнего человека» по Ницше), что едва не приводит к скандалу: «Сегодняшняя демократия не есть власть большинства. Если мы мыслим в категориях идентичности и гомогенного народа, это власть всех. Это власть демоса в том смысле, что все влияют друг на друга и на каждого. Потому что демократия как раз и есть процесс гомогенизации, обезличивания мыслей, чувств, вкусов, моделей поведения, выражаемый этой политической властью как здравый смысл» [35]. «Здравый смысл» буржуазии становится материальной силой, овладевая массами.
Во избежание недопонимания, сам Тронти подчеркивает, что он говорит не об идее демократии вообще, а о «реальной демократии», в том же смысле как в 1970-1980-е говорили о «реальном социализме». То есть о существующей политической системе США и европейских стран. О том, что было воплощено в реальность. Не вступая в дискуссию какие возможности, заложенные в идее демократии, не были реализованы и какой демократия могла бы быть.
«В демократии мы всегда находим завязанными друг на друга практики господства и проект освобождения - они всегда представлены вместе или сосуществуют» [36]. В периоды кризиса или чрезвычайного положения эти два измерения могут находиться в конфликте. В остальное время они интегрированы. При демократии практики господства и проект освобождения - это не два разных лица, это одно лицо бога Януса, выглядящее таким или иным в зависимости от баланса классовых сил. «Демократия антиреволюционная, потому что она анти-политичная. Процесс деполитизации и нейтрализации пронизывает её, стабилизирует её, дает ей силу» [37].
«В этих условиях невозможно быть большинством или добиться большинства. Мы должны оставаться в состоянии сильного и мудрого меньшинства». Поздний Тронти делает парадоксальное на первый взгляд утверждение: точка зрения рабочего класса - это элитистская критика демократии. Он указывает, что рабочий класс операистов «был меньшинством среди людей», являя собой «последнюю великую историческую форму социальной аристократии» [38]. Рабочая партия, став «партией всего народа», напротив, потеряла свой революционный, антагонистичный по отношении к системе, характер.
***
В дискуссии, проходившей в Сорбонне в апреле 2019 года, Антонио Негри уверял слушателей, что противопоставление операизма и постопераизма надумано Марио Тронти. Никакого «постопераизма» на самом деле нет, есть возникшая в начале 1960-х интеллектуальная традиция, исследующая композицию рабочего класса, которую сам Негри продолжает [39]. Реальный разрыв и непоследовательность есть между Тронти «Рабочих и капитала» и сказанным им после полноценного возвращения в ряды ИКП. Собственно, кроме упрека за возвращение в ИКП с последующим депутатством и ностальгии по «коммунистическому народу», Негри своему оппоненту предъявить ничего не может. Действительно, демпартия и Сенат Итальянской Республики с ленинским «Государством и революцией» в XXI веке сочетаются плохо. Впрочем, как утверждает Ренато Дзеро, племянник Тронти, а в 1970-е известный глэм-рок музыкант, в Сенат его дядя ездил исключительно на трамвае [40]. Ежедневно задаваясь вопросом: существует ли еще рабочий класс как центральный субъект критики капитализма? [41] Таким был Марио Тронти, отец операизма, философ исчезнувшей Атлантиды.
Михаил Ларинов, кандидат философских наук
август-сентябрь 2023 года
ССЫЛКИ И ПРИМЕЧАНИЯ
[1] Mario Tronti, Our operaismo / New Left Review № 73, Jan-Feb 2012
[2] Как пример укажем издания небольших леворадикальных групп, где публиковались куски из «Рабочих и капитала»: Mario Tronti, The Struggle Against Labour // Radical America, Vol.6, №3, May-June 1972, pp.22-27. Mario Tronti, Workers and capital // The Labour process and class strategies. CSE Pamphlet №1 - London 1976, pp. 92-129. В конце 2016 года в сети интернет появились переводы трех статей молодого Тронти 1958-1959 гг. по марксистской философии: https://viewpointmag.com/2016/10/03/the-young-mario-tronti/
[3] Sergio Bologna, Strappiamo Tronti dalle grinfie dei salotti buoni: https://centroriformastato.it/strappiamo-tronti-dalle-grinfie-dei-salotti-buoni/
[4] Mario Tronti, A New Type of Political Experiment: Lenin in England // Mario Tronti, Workers and Capital. - Verso, 2019 , p.67
[5] Mario Tronti. Postscript of problems (1970), цит. по изданию Mario Tronti. Workers and Capital / The Labour Process and Class Strategies. - published by Conference of Socialist Economists. London, 1976, p.104
[6] Steve Wright, Storming Heaven. Class Composition and Struggle in Italian Autonomist Marxism. Pluto Press, London 2002, p.58-59.
[7] Mario Tronti, Workers and Capital. - Verso, 2019 , p.12-36
[8] Ibid. p.243
[9] Antonio Negri On Tronti’s Autonomy of the Political (Speech at Sorbonne 5.04.2019)// A.Negri Marx in movement. - Polity Press 2022, p.156
[10] Mario Tronti, Our operaismo / New Left Review №73, Jan-Feb 2012
[11] Mario Tronti, Workers and Capital. - Verso, 2019 , p.81
[12] В этой связи вспоминаются первые строки из знаменитого стихотворения Пазолини «Компартия - молодежи» 1968 года: «Грустно. Критиковать/ ИКП нужно было в первой половине / прошлого десятилетия. Вы опоздали, дети…»
[13] С описанием забастовки можно ознакомиться здесь: https://libcom.org/article/1980-defeat-fiat-marco-revelli . Другое дело, что выводы Марко Ревелли сомнительны.
[14] Mario Tronti, Workerism and Politics (Historical Materialism Conference 2006)/ Historical Materialism 18 (2010), p.187
[15] «Долгий итальянский 1968-й» включает в себя как молодежное восстание поколения sessantotto (собственно 1968-й), так и поколения settantasette (1977 год).
[16] Toni Negri: Archaeology and Project: the Mass Worker and the Social Worker / Common Sense, №3 October 1987, p.43-72
[17] Sergio Bologna, Tribe of moles (1977) : https://libcom.org/article/tribe-moles-sergio-bologna
[18] Хардт М. Негри А. Империя.- Праксис, Москва 2004, с.275
[19] Пензин А. Новые социальные субъекты: версия Паоло Вирно / Прогнозис: журнал о будущем. 2006. № 2 (6)
[20] Ларинов М. Конец «утопии истории», или прощание с крочеанским марксизмом: https://mikhail-larinov.livejournal.com/65176.html .
[21] Франко Берарди. Душа за работой: от отчуждения к автономии. М. изд-во Grundrisse, 2019.
[22] Franco Berardi, The Uprising: On Poetry and Finance. Cambridge, Mass.: Semiotext(e) / Intervention Series, 2012.
[23] Из ведущих авторов операистских журналов именно Тронти с Азор Розой проживали в 1960-е в Риме, Панциери и Алквати работали в Турине, Негри - в Венето.
[24] Подробнее см. Ларинов М. Еретический марксизм в поисках счастья: Часть 1 ( https://mikhail-larinov.livejournal.com/64794.html ) и Часть 2 ( https://mikhail-larinov.livejournal.com/65176.html )
[25] The Young Mario Tronti: https://viewpointmag.com/2016/10/03/the-young-mario-tronti/
[26] Mario Tronti “Marx Yesterday and Today” (January 1962) // Workers and Capital, Verso, 2019, p. 4.
[27] On destituent power. Interview with Mario Tronti (2008): https://autonomies.org/2023/08/mario-tronti-on-destituent-power/
[28] Mario Tronti, Our operaismo / New Left Review 73, Jan-Feb 2012
[29] Ibid.
[30] Mario Tronti, Workerism and Politics (Historical Materialism Conference 2006)/ Historical Materialism 18 (2010), p.187
[31] Mario Tronti. Towards a Critique of Political Democracy./ Cosmos and History: The Journal of Natural and Social Philosophy, 2009, №5(1), p.74
[32] Mario Tronti. We have populism because there no people (2010): https://libcom.org/article/we-have-populism-because-there-no-people-mario-tronti
[33] Mario Tronti. Towards a Critique of Political Democracy/ Cosmos and History: The Journal of Natural and Social Philosophy, 2009, №5(1), p.72
[34] Тронти М. (2020) Стратегия отказа. Социология власти, 32 (1): с. 229.
[35] Mario Tronti. Towards a Critique of Political Democracy./ Cosmos and History: The Journal of Natural and Social Philosophy, 2009, №5(1), p.72
[36] Ibid.
[37] Ibid.
[38] Ibid. p.74. Та же мысль повторяется в мемуарах «Наш операизм» Mario Tronti, Our operaismo / New Left Review 73, Jan-Feb 2012
[39] Antonio Negri On Tronti’s Autonomy of the Political (Speech at Sorbonne 5.04.2019)// A.Negri Marx in movement. - Polity Press 2022, p.156-165
[40] Roma Ostiense, una targa a Tronti, filosofo e leader marxista. Renato Zero: «Mio zio, un politico del popolo» : https://roma.corriere.it/notizie/cronaca/23_novembre_08/roma-ostiense-una-targa-a-tronti-filosofo-e-leader-marxista-renato-zero-mio-zio-un-politico-del-popolo-5124760a-fcf6-4eae-95fd-497c9f66exlk.shtml
[41] Mario Tronti, Workerism and Politics (Historical Materialism Conference 2006)/ Historical Materialism 18 (2010), p.188