1993
По случаю традцатилетия противостояния Ельцина и Верховного Совета, оживленной дискуссии о тех событиях в среде либеральной и демократической оппозиции, в большинстве своем эмигрировавшей, а также недавно вышедшего на российский экран фильма Александра Велединского "1993" по роману красно-коричневого идеолога Шаргунова, размещаю полный текст статьи "Пойдем собирать труппы", пять лет назад с сокращениями опубликованной в одном из петербургских изданий.
ПОЙДЕМ СОБИРАТЬ ТРУПЫ
(Четверть века Черному Октябрю)
«Иисус сказал: Тот, кто познал мир, нашел труп, и тот, кто нашел труп - мир недостоин его», - свидетельствует Евангелие от Фомы…
У Лилианы Кавани есть такой фильм «Каннибалы», снятый в 1970-м году и во многих отношениях даже более интересный, чем ее прославленные скандальные ленты «Ночной портье» или «По ту сторону добра и зла». Италия стояла на пороге фашистского переворота, наподобие того, что произошел в Греции в 1967-м или произойдет в Чили в 1973-м. В ответ на забастовки рабочих и массовые выступления молодежи с левой интеллигенцией, господствующий класс и его спецслужбы готовят заговор с целью отказа от демократического режима и перехода к открытой диктатуре. Вместе с эскалацией полицейского насилия запускается ультраправый террор, достигающий вершины жестокости во взрывах на Пьяцца Фонтана в Милане и на Болонском вокзале. Размах подготовки к сценарию превентивной контрреволюции и количество вовлеченных в нее высокопоставленных лиц поразят итальянцев в 1981-м при обнародовании «списка Джелли» и разоблачении деятельности «дикой» масонской ложи Propaganda Due.
Кавани в сюрреалистическом духе моделирует ситуацию после переворота, когда «действия, предпринятые полицией, оказались эффективными» и, как уверяют СМИ, «их поддерживает широкая общественность». Об этом и хотелось бы поговорить, но сначала поясню актуальность темы. В Италии, как известно, в силу ряда причин новый фашистский переворот так и не произошел. Зато нечто подобное произошло у нас в России - ровно четверть века назад, в октябре 1993-го.
Итальянской зиме (люди ходят в пальто) соответствует российская осень. Столица продолжает жить активной деловой жизнью. На городских площадях и улицах валяются трупы. Много трупов. Трупы повсюду. Но их как будто никто не замечает. У кафе и офисных зданий плотно припаркованы автомобили. Много народа в метро: традиционно уткнулись носом в газеты, думают «о своем», их произошедшее не касается…Там же на перронах и внутри вагонов поездов валяются неподвижные тела - через них равнодушно перешагивают. «Сами виноваты».
Сегодня о событиях сентября-октября 1993-го мало кто вспоминает. Молодежь так вообще о них ничего не знает, даже та, что подтянулась в оппозиционную политику в последние годы. У нее другие кумиры и идеалы - сделанные в интернете…Межу тем, исход тогдашнего противостояния вкупе со способом, каким одна сторона конфликта разделалась с другой, надолго предопределил характер политической жизни в России. По сей день мы пожинаем «прелести» того формата, что родился с указом 1400 и расстрелом Белого Дома.
По распоряжению власти тела мятежников оставлены на улице. В педагогических целях. Трогать и убирать трупы нельзя - иначе арест…Кругом стукачи и кнопки вызова полиции. Население все поняло. Слишком хорошо поняло! "Все, хватит - наигрались в уличных трибунов и стотысячные демонстрации. Они пришли надолго - и мы не смеем их сменить или убрать, даже по тем правилам, которые они напишут нам в новой конституции".
Кавани, как и Пазолини, филолог по образованию, вводит в сюжет фильма героиню с именем из греческой мифологии - Антигону. В соответствии с легендой, она отчаянно желает похоронить тело мятежника-брата, что лежит перед баром на улице, но не находит ни малейшего понимания ни у своих состоятельных родителей, ни у сестры, ни у жениха (сына премьер-министра). «Зачем рисковать своей головой?... Он знал, на что шел…» - рассуждают они. «Не следует поддаваться на провокации. Сидите дома…» - говорил ведь Зюганов. «Закон и порядок зиждутся на сотрудничестве всех демократических сил, на эффективности сил правопорядка, на торжестве общечеловеческих ценностей…» - данный набор штампов, позаимствованный из фильма, почти дословно воспроизводит речь Бориса Ельцина после кровавого штурма парламента.
Парадокс отечественной ситуации заключается в смысловой инверсии: те, кого верные Ельцину СМИ называли «коммуно-фашистами», по факту боролись и умирали за демократию и исполнение ее процедур, те же, кто звался и в прессе и в народе «демократами», организовав провокацию, безжалостно расстреливали демократию и ее защитников из танков и снайперских винтовок.
Эта инверсия позволяет многое понять, но одновременно делает картину жизни в России после «Черного Октября 1993-го» еще более мучительной, чем фильм Кавани
Известно, что перевороты и путчи организуются как превентивная контрреволюция: правящий класс устал мириться с демократически «играми» и оппозиционными демаршами, поэтому он запускает силовой фашистский вариант. В нашем случае конфликт заключался в борьбе между установкой на неограниченную президентскую власть (фактически переходящую в диктатуру) и демократическим устройством, при котором власть президента ограничена сильным и самостоятельным парламентом. Переворот произошел. Победила первая установка. Теперь парламент выполняет чисто декоративные функции: помните как в 1998-1999-м КПРФ, располагая самой большой думской фракцией и «красным поясом» губернаторов, неуклюже пыталась запустить импичмент, про нынешнюю ситуацию в Думе говорить вообще как-то неловко.
Однако ни режим Ельцина, ни даже более жесткий режим Путина фашистскими в классическом понимании назвать все же нельзя. Вместо родившегося в Перестройку и существовавшего до октября 1993-го демократического режима мы получили режим диктабланды, то есть мягкой, ограниченной диктатуры, старательно стремящейся сохранить видимость демократических процедур (особенно в ельцинские годы). Чаще диктабланда - это «остывший» или «уставший» фашизм. Как, например, в Испании Франко 1960-1970-х. Но в нашей ситуации этот режим пришел непосредственно на смену демократическому. Последнее объясняется тем, что других способов легитимации, кроме как указаний на свою «демократичность», понимаемую как антитезу всему советскому, у власти тогда попросту не было. Консервативно-имперский дискурс в той обстановке (только-только произошедший на глазах у всех развал СССР) был невозможен. Оставалась только «демократичность» - пусть и формальная. Было бы у Ельцина за спиной хоть что-нибудь, кроме прославленного падения с моста в реку и образа страдальца, борющегося с произволом «комуняк», получили бы разновидность фашистского режима, а так - диктабланду. Что не отменяло возможность фашизации в последующем, с выработкой иных идейных оснований для легитимации.
В фильме Кавани Антигона встречает загадочного героя, чью роль исполняет Пьера Клементи. Вдвоем на глазах у всех они занимаются экстремизмом - собирают трупы, везут их за город к реке и обмывают. Журналист с телевидения называет это «похищением трупов у народа и государства», что является немыслимым преступлением. В конце концов, их арестовывают: она оказывается в тамошнем центре «Э», он - в психиатрической больнице. Душевнобольные, как утверждал лидер сюрреализма Андре Бретон, это каторжники чувственности. Открытия Мишеля Фуко и Рональда Лэйнга могут многое здесь объяснить. Пленников-пациентов играют актеры в духе популярного в 1960-х The Living Theatre Джулиана Бека и Джудит Малина. Они оказываются самыми восприимчивыми к идеям сопротивления. В финале фильма, уже после убийства главных героев, режиссер оставляет нам луч надежды: мы видим недавних пациентов организованно несущих трупы на своих плечах и спинах, вместе с телами они направляются в горы… До конца не совсем понятно, зачем они это делают. Не только ведь чтобы перечить власти. Должна быть какая-то более серьезная причина. Возможно, они знают способ их оживить…
Трагическое восстание Октября-93 породило последнюю волну отечественной контркультуры в виде движения «Русский прорыв» (с Егором Летовым во главе) и идейно близких ему Александра Непомнящего и «Банду четырех». Больше контркультуры как движения не будет. Будут субкультуры и индустрия contemporary art в столицах. Будут «фа» и «антифа». Белые и красные шнурки. Будет Марат Гельман и его «девочки». Как и в любом достойном салоне должны быть красивые азиатки, так и у арт-бизнесменов должны быть «левые» и «протестные» художники. За четверть века произошла настоящая антропологическая мутация. Теперь «просто так», «за идею», без оглядки на успех, карьеру, моду и статусное потребление никто пальцем не пошевельнет - они ведь не «совки» былые…В результате имеем то, что имеем - отсутствие присутствия, деградацию по всем фронтам.
О численности погибших у Белого дома и у Останкино до сих пор идут споры. Высказывалось мнение, что множество трупов было вынесено и спрятано в метро через специальные ходы. Так ли это мы не знаем. «Ельцин, куда дел трупы?» - можно было прочитать на стенах московских домов.
Сегодня кажется, что ничего такого не было и быть не могло. Москва - заботливо убранный, процветающий город. Следы кровавой драмы надежно скрыты многочисленными вывесками бутиков, дорогих кафе и увеселительных заведений. «Провозглашен отлив пожара - все забыто, Вот набережные, вот бульвары в голубом…» «Московская оргия или Москва заселяется вновь» - перифразируя знаменитое стихотворение Артюра Рембо, застрявшее на языке. Поэт писал об омещанивании Парижа, только-только обагренном кровью расстрелянных коммунаров. В Москве же успели смениться поколения. Однако облетевшие весь мир кадры горящего Белого Дома и танков возле него из памяти никак не выкинуть. Позор 4 октября - это позор большой, интернациональный.
Возможно, мы, как в «Каннибалах», просто продолжаем не замечать тела, потому что «так сказано». И весь этот новый дивный мир московского процветания - не более чем вода забвения барбело-гностиков, идеологическая завеса чего-то серьезного и ужасающего. Того, что трупы все еще лежат на улице, они не убраны и не похоронены должным образом…Картина не менее страшная, чем поезда, загруженные человеческими телами, увиденные одним из героев «Ста лет одиночества».
Рубцы от ран Октября-93 так и не затянулись. И вряд ли затянутся. Слишком многое тогда решалось. И слишком много крови пролито. В демонстративной бойне. Организованной в педагогических целях. Никакое веселье консумеристской жизни и никакие патриотические фестивали не заглушат послание Антигоны: «Во имя Отца, Сына и Святого Духа, слушайте внимательно - вас кастрируют».
В «Каннибалах» символом сопротивления становится изображение рыбы, если что, у первых христиан рыба - это обозначение Иисуса. Словно мертвая выброшенная на берег рыба лежит возле моря герой Пьера Клементи в самом начале фильма. К нему подбегают дети. Непонятно как он там оказался, да и вообще жив ли он. Однако герой пробуждается. Дети бегут прочь. Их настигает пулеметная очередь - где-то в кустах засада. Далее мы попадаем в Рим… Не особо важно в какой - в Первый или Третий...
Михаил Ларинов
кандидат философских наук
ПОЙДЕМ СОБИРАТЬ ТРУПЫ
(Четверть века Черному Октябрю)
«Иисус сказал: Тот, кто познал мир, нашел труп, и тот, кто нашел труп - мир недостоин его», - свидетельствует Евангелие от Фомы…
У Лилианы Кавани есть такой фильм «Каннибалы», снятый в 1970-м году и во многих отношениях даже более интересный, чем ее прославленные скандальные ленты «Ночной портье» или «По ту сторону добра и зла». Италия стояла на пороге фашистского переворота, наподобие того, что произошел в Греции в 1967-м или произойдет в Чили в 1973-м. В ответ на забастовки рабочих и массовые выступления молодежи с левой интеллигенцией, господствующий класс и его спецслужбы готовят заговор с целью отказа от демократического режима и перехода к открытой диктатуре. Вместе с эскалацией полицейского насилия запускается ультраправый террор, достигающий вершины жестокости во взрывах на Пьяцца Фонтана в Милане и на Болонском вокзале. Размах подготовки к сценарию превентивной контрреволюции и количество вовлеченных в нее высокопоставленных лиц поразят итальянцев в 1981-м при обнародовании «списка Джелли» и разоблачении деятельности «дикой» масонской ложи Propaganda Due.
Кавани в сюрреалистическом духе моделирует ситуацию после переворота, когда «действия, предпринятые полицией, оказались эффективными» и, как уверяют СМИ, «их поддерживает широкая общественность». Об этом и хотелось бы поговорить, но сначала поясню актуальность темы. В Италии, как известно, в силу ряда причин новый фашистский переворот так и не произошел. Зато нечто подобное произошло у нас в России - ровно четверть века назад, в октябре 1993-го.
Итальянской зиме (люди ходят в пальто) соответствует российская осень. Столица продолжает жить активной деловой жизнью. На городских площадях и улицах валяются трупы. Много трупов. Трупы повсюду. Но их как будто никто не замечает. У кафе и офисных зданий плотно припаркованы автомобили. Много народа в метро: традиционно уткнулись носом в газеты, думают «о своем», их произошедшее не касается…Там же на перронах и внутри вагонов поездов валяются неподвижные тела - через них равнодушно перешагивают. «Сами виноваты».
Сегодня о событиях сентября-октября 1993-го мало кто вспоминает. Молодежь так вообще о них ничего не знает, даже та, что подтянулась в оппозиционную политику в последние годы. У нее другие кумиры и идеалы - сделанные в интернете…Межу тем, исход тогдашнего противостояния вкупе со способом, каким одна сторона конфликта разделалась с другой, надолго предопределил характер политической жизни в России. По сей день мы пожинаем «прелести» того формата, что родился с указом 1400 и расстрелом Белого Дома.
По распоряжению власти тела мятежников оставлены на улице. В педагогических целях. Трогать и убирать трупы нельзя - иначе арест…Кругом стукачи и кнопки вызова полиции. Население все поняло. Слишком хорошо поняло! "Все, хватит - наигрались в уличных трибунов и стотысячные демонстрации. Они пришли надолго - и мы не смеем их сменить или убрать, даже по тем правилам, которые они напишут нам в новой конституции".
Кавани, как и Пазолини, филолог по образованию, вводит в сюжет фильма героиню с именем из греческой мифологии - Антигону. В соответствии с легендой, она отчаянно желает похоронить тело мятежника-брата, что лежит перед баром на улице, но не находит ни малейшего понимания ни у своих состоятельных родителей, ни у сестры, ни у жениха (сына премьер-министра). «Зачем рисковать своей головой?... Он знал, на что шел…» - рассуждают они. «Не следует поддаваться на провокации. Сидите дома…» - говорил ведь Зюганов. «Закон и порядок зиждутся на сотрудничестве всех демократических сил, на эффективности сил правопорядка, на торжестве общечеловеческих ценностей…» - данный набор штампов, позаимствованный из фильма, почти дословно воспроизводит речь Бориса Ельцина после кровавого штурма парламента.
Парадокс отечественной ситуации заключается в смысловой инверсии: те, кого верные Ельцину СМИ называли «коммуно-фашистами», по факту боролись и умирали за демократию и исполнение ее процедур, те же, кто звался и в прессе и в народе «демократами», организовав провокацию, безжалостно расстреливали демократию и ее защитников из танков и снайперских винтовок.
Эта инверсия позволяет многое понять, но одновременно делает картину жизни в России после «Черного Октября 1993-го» еще более мучительной, чем фильм Кавани
Известно, что перевороты и путчи организуются как превентивная контрреволюция: правящий класс устал мириться с демократически «играми» и оппозиционными демаршами, поэтому он запускает силовой фашистский вариант. В нашем случае конфликт заключался в борьбе между установкой на неограниченную президентскую власть (фактически переходящую в диктатуру) и демократическим устройством, при котором власть президента ограничена сильным и самостоятельным парламентом. Переворот произошел. Победила первая установка. Теперь парламент выполняет чисто декоративные функции: помните как в 1998-1999-м КПРФ, располагая самой большой думской фракцией и «красным поясом» губернаторов, неуклюже пыталась запустить импичмент, про нынешнюю ситуацию в Думе говорить вообще как-то неловко.
Однако ни режим Ельцина, ни даже более жесткий режим Путина фашистскими в классическом понимании назвать все же нельзя. Вместо родившегося в Перестройку и существовавшего до октября 1993-го демократического режима мы получили режим диктабланды, то есть мягкой, ограниченной диктатуры, старательно стремящейся сохранить видимость демократических процедур (особенно в ельцинские годы). Чаще диктабланда - это «остывший» или «уставший» фашизм. Как, например, в Испании Франко 1960-1970-х. Но в нашей ситуации этот режим пришел непосредственно на смену демократическому. Последнее объясняется тем, что других способов легитимации, кроме как указаний на свою «демократичность», понимаемую как антитезу всему советскому, у власти тогда попросту не было. Консервативно-имперский дискурс в той обстановке (только-только произошедший на глазах у всех развал СССР) был невозможен. Оставалась только «демократичность» - пусть и формальная. Было бы у Ельцина за спиной хоть что-нибудь, кроме прославленного падения с моста в реку и образа страдальца, борющегося с произволом «комуняк», получили бы разновидность фашистского режима, а так - диктабланду. Что не отменяло возможность фашизации в последующем, с выработкой иных идейных оснований для легитимации.
В фильме Кавани Антигона встречает загадочного героя, чью роль исполняет Пьера Клементи. Вдвоем на глазах у всех они занимаются экстремизмом - собирают трупы, везут их за город к реке и обмывают. Журналист с телевидения называет это «похищением трупов у народа и государства», что является немыслимым преступлением. В конце концов, их арестовывают: она оказывается в тамошнем центре «Э», он - в психиатрической больнице. Душевнобольные, как утверждал лидер сюрреализма Андре Бретон, это каторжники чувственности. Открытия Мишеля Фуко и Рональда Лэйнга могут многое здесь объяснить. Пленников-пациентов играют актеры в духе популярного в 1960-х The Living Theatre Джулиана Бека и Джудит Малина. Они оказываются самыми восприимчивыми к идеям сопротивления. В финале фильма, уже после убийства главных героев, режиссер оставляет нам луч надежды: мы видим недавних пациентов организованно несущих трупы на своих плечах и спинах, вместе с телами они направляются в горы… До конца не совсем понятно, зачем они это делают. Не только ведь чтобы перечить власти. Должна быть какая-то более серьезная причина. Возможно, они знают способ их оживить…
Трагическое восстание Октября-93 породило последнюю волну отечественной контркультуры в виде движения «Русский прорыв» (с Егором Летовым во главе) и идейно близких ему Александра Непомнящего и «Банду четырех». Больше контркультуры как движения не будет. Будут субкультуры и индустрия contemporary art в столицах. Будут «фа» и «антифа». Белые и красные шнурки. Будет Марат Гельман и его «девочки». Как и в любом достойном салоне должны быть красивые азиатки, так и у арт-бизнесменов должны быть «левые» и «протестные» художники. За четверть века произошла настоящая антропологическая мутация. Теперь «просто так», «за идею», без оглядки на успех, карьеру, моду и статусное потребление никто пальцем не пошевельнет - они ведь не «совки» былые…В результате имеем то, что имеем - отсутствие присутствия, деградацию по всем фронтам.
О численности погибших у Белого дома и у Останкино до сих пор идут споры. Высказывалось мнение, что множество трупов было вынесено и спрятано в метро через специальные ходы. Так ли это мы не знаем. «Ельцин, куда дел трупы?» - можно было прочитать на стенах московских домов.
Сегодня кажется, что ничего такого не было и быть не могло. Москва - заботливо убранный, процветающий город. Следы кровавой драмы надежно скрыты многочисленными вывесками бутиков, дорогих кафе и увеселительных заведений. «Провозглашен отлив пожара - все забыто, Вот набережные, вот бульвары в голубом…» «Московская оргия или Москва заселяется вновь» - перифразируя знаменитое стихотворение Артюра Рембо, застрявшее на языке. Поэт писал об омещанивании Парижа, только-только обагренном кровью расстрелянных коммунаров. В Москве же успели смениться поколения. Однако облетевшие весь мир кадры горящего Белого Дома и танков возле него из памяти никак не выкинуть. Позор 4 октября - это позор большой, интернациональный.
Возможно, мы, как в «Каннибалах», просто продолжаем не замечать тела, потому что «так сказано». И весь этот новый дивный мир московского процветания - не более чем вода забвения барбело-гностиков, идеологическая завеса чего-то серьезного и ужасающего. Того, что трупы все еще лежат на улице, они не убраны и не похоронены должным образом…Картина не менее страшная, чем поезда, загруженные человеческими телами, увиденные одним из героев «Ста лет одиночества».
Рубцы от ран Октября-93 так и не затянулись. И вряд ли затянутся. Слишком многое тогда решалось. И слишком много крови пролито. В демонстративной бойне. Организованной в педагогических целях. Никакое веселье консумеристской жизни и никакие патриотические фестивали не заглушат послание Антигоны: «Во имя Отца, Сына и Святого Духа, слушайте внимательно - вас кастрируют».
В «Каннибалах» символом сопротивления становится изображение рыбы, если что, у первых христиан рыба - это обозначение Иисуса. Словно мертвая выброшенная на берег рыба лежит возле моря герой Пьера Клементи в самом начале фильма. К нему подбегают дети. Непонятно как он там оказался, да и вообще жив ли он. Однако герой пробуждается. Дети бегут прочь. Их настигает пулеметная очередь - где-то в кустах засада. Далее мы попадаем в Рим… Не особо важно в какой - в Первый или Третий...
Михаил Ларинов
кандидат философских наук