Импровизации Татьяны Щербины
Помещаю еще два текста с импро-акции 16 июня в галерее "Эра" - поэта, прозаика, эссеиста Татьяны Щербины, которой по жребию выпали темы Елены Желтовой и Евгения Бунимовича.
1. Реклама
Все прочее - литература
Когда всего мало, работает сарафанное радио: мне понравилось, я рассказала другим, им понравилось, они разнесли весть дальше, но теперь без рекламы никуда. Всего избыточно много - продуктов, одежды, электроники, текстов, арт-объектов и даже просто людей, ставших товаром. Прежде это было плохо, ты товар - ты раб, а теперь хорошо, ты товар - ты Ксениясобчак какая-нибудь, тебе платят деньги за то, что ты есть, тебя - как прежде преступника по улицам города - водят по улицам телеэкрана, и это хорошо. Хорошо, когда тебя рекламируют как предмет, а если ты сам произвел предмет, то весть о нем никто разносить не будет, кустари-одиночки ушли в прошлое. Предмет производит корпорация, твое участие в производстве - стоять у конвейера, может, рекламный слоган сочинить или музычку «у-у, данон» (самый выгодный вид участия), ну или мыть в корпорации сортиры, выдавать зарплату, охранять от непрошенных посетителей. Одиночка может решить какую-нибудь теорему, суть которой недоступна большей части человечества. А одиночка типа Перельмана сидя в своей коммунальной квартире среди тараканов и запахов соседских борщей, что-то не выразимое человеческим языком решает и получает миллион. И его сразу же рекламируют, то есть он попадает в категорию «товар». И ему это совсем не нравится, и он не берет миллион, а те, кто мечтает быть товаром, проданным за миллион, сосут лапу, исполняясь вселенской грусти. Они даже хуже животных, они - «просто люди», простолюдины, а животные опять же - товар, им покупают рекламируемые ошейники с бриллиантами, их самих рекламируют на выставках, вешают медали, и любят больше, чем людей. Реклама - это крик «полюби меня», но у людей, у просто людей, шансов, что их полюбят, просто полюбят, практически не осталось. Поэтому люди не рекламоемки, и даже их прежнее человеческое сарафанное радио - сказать, что то-то нравится, а то-то нет - запрещено законом: нельзя подрывать деловую репутацию, нельзя расклеивать даже в воздухе несанкционированную рекламу, нельзя слова сказать про «русских» или «арабов» или «евреев» (они тоже принадлежат неким корпорациям), а говорить можно только про совсем-совсем никому не известных, то есть как бы вымышленных персонажей. Таким образом, жизнь в той части, в которой она не реклама, стала тотальной литературой.
2.
10 заповедей и другие системы аксиом
Моя первая заповедь стара как мир: не делай другому того, что не хотел бы, чтоб сделали тебе. Она была сформулирована у всех народов, строивших цивилизацию: у иудеев, китайцев, греков. Иначе она называется «золотым правилом нравственности».
Вторая заповедь: это совпадение «Я хочу» и «я должен». Не подстраивание «хочу, потому что должен, вынужден», или «раз хочу, пусть это и буду должен», а некое выслушивание в пространстве и внутри себя и этого хочу, и этого должен. Ничто больше не должно на этот выбор влиять (общественное поле, сиюминутный порыв). Опыт показал мне, что желаемое долженствование и должное желание - единственно «твои», остальное - окказиональное, наведенное, следствие помрачения идентичности.
Личные заповеди - дело личное, проблема возникла с общественными. Когда культуры были локальными и закрытыми, их системы ценностей были ясны каждому как истина и закон. Если закон преступался, то это так же было ясно. Во времена, когда христианство выстраивало свою цивилизацию, крестовые походы против мусульман (сарацинов) и еврейские гетто казались законными и естественными, поскольку истиной и законом было христианство. Внутри самого христианства тоже шло перетягивание каната: католическая власть, в конце концов, подавила и физически уничтожила катаров и прочих еретиков (тех, кто не признавал папскую власть), а битва между католиками и протестантами закончилась полюбовно: католики строили свою культуру, протестанты - свою (в Швейцарии, скажем, одни кантоны оказались католическими, другие - протестантскими, во Франции те и другие мирно сосуществовали после Варфоломеевской ночи). Китай воспринимал себя как Поднебесную, иудеи потеряли государство, и вера в абсолют Торы и Талмуда осталась уделом небольших рассеянных по миру групп. Теперь многие из них снова живут в Израиле, но проблемы это не решило: иудей не станет слушать христианина, потому что тот заведомо неправ, а христианин готов слушать и сочувствовать любой другой картине мира. Культуры перемешались, но условный христианин (иначе - представитель западной цивилизации) в глобализированном мире как бы продолжает чувствовать себя главным, старшим, потому он всеприемлющ и идеологически, и географически - впуская на свою территорию всех страждущих и предоставляя им право жить, согласно их верованиям и представлениям. Эта идиллическая картина коррозируется с каждым днем все сильнее: ислам, лет двадцать назад де факто заявивший себя новым завоевателем территорий (в огне и мече больше нет надобности, достаточно просто факта присутствия), поставил цивилизацию (она же демократия) в сложное положение: либо запад должен отказаться от своих ценностей, объявив новые крестовые походы по освобождению территорий, либо все равно отказаться, поскольку демография предсказывает повсеместное доминирование ислама. Проблема была и с американским влиянием: удобство простого Макдональдса грозило уничтожить «высокую кухню», практически во всех сферах. Проблема рассосалась сама собой, хотя английский язык вытесняет прочие. Что же касается «мирового порядка» - он в транзите, старая система аксиом износилась, а новая всегда порождается катаклизмом. Пока что всем страшно и все выжидают.
1. Реклама
Все прочее - литература
Когда всего мало, работает сарафанное радио: мне понравилось, я рассказала другим, им понравилось, они разнесли весть дальше, но теперь без рекламы никуда. Всего избыточно много - продуктов, одежды, электроники, текстов, арт-объектов и даже просто людей, ставших товаром. Прежде это было плохо, ты товар - ты раб, а теперь хорошо, ты товар - ты Ксениясобчак какая-нибудь, тебе платят деньги за то, что ты есть, тебя - как прежде преступника по улицам города - водят по улицам телеэкрана, и это хорошо. Хорошо, когда тебя рекламируют как предмет, а если ты сам произвел предмет, то весть о нем никто разносить не будет, кустари-одиночки ушли в прошлое. Предмет производит корпорация, твое участие в производстве - стоять у конвейера, может, рекламный слоган сочинить или музычку «у-у, данон» (самый выгодный вид участия), ну или мыть в корпорации сортиры, выдавать зарплату, охранять от непрошенных посетителей. Одиночка может решить какую-нибудь теорему, суть которой недоступна большей части человечества. А одиночка типа Перельмана сидя в своей коммунальной квартире среди тараканов и запахов соседских борщей, что-то не выразимое человеческим языком решает и получает миллион. И его сразу же рекламируют, то есть он попадает в категорию «товар». И ему это совсем не нравится, и он не берет миллион, а те, кто мечтает быть товаром, проданным за миллион, сосут лапу, исполняясь вселенской грусти. Они даже хуже животных, они - «просто люди», простолюдины, а животные опять же - товар, им покупают рекламируемые ошейники с бриллиантами, их самих рекламируют на выставках, вешают медали, и любят больше, чем людей. Реклама - это крик «полюби меня», но у людей, у просто людей, шансов, что их полюбят, просто полюбят, практически не осталось. Поэтому люди не рекламоемки, и даже их прежнее человеческое сарафанное радио - сказать, что то-то нравится, а то-то нет - запрещено законом: нельзя подрывать деловую репутацию, нельзя расклеивать даже в воздухе несанкционированную рекламу, нельзя слова сказать про «русских» или «арабов» или «евреев» (они тоже принадлежат неким корпорациям), а говорить можно только про совсем-совсем никому не известных, то есть как бы вымышленных персонажей. Таким образом, жизнь в той части, в которой она не реклама, стала тотальной литературой.
2.
10 заповедей и другие системы аксиом
Моя первая заповедь стара как мир: не делай другому того, что не хотел бы, чтоб сделали тебе. Она была сформулирована у всех народов, строивших цивилизацию: у иудеев, китайцев, греков. Иначе она называется «золотым правилом нравственности».
Вторая заповедь: это совпадение «Я хочу» и «я должен». Не подстраивание «хочу, потому что должен, вынужден», или «раз хочу, пусть это и буду должен», а некое выслушивание в пространстве и внутри себя и этого хочу, и этого должен. Ничто больше не должно на этот выбор влиять (общественное поле, сиюминутный порыв). Опыт показал мне, что желаемое долженствование и должное желание - единственно «твои», остальное - окказиональное, наведенное, следствие помрачения идентичности.
Личные заповеди - дело личное, проблема возникла с общественными. Когда культуры были локальными и закрытыми, их системы ценностей были ясны каждому как истина и закон. Если закон преступался, то это так же было ясно. Во времена, когда христианство выстраивало свою цивилизацию, крестовые походы против мусульман (сарацинов) и еврейские гетто казались законными и естественными, поскольку истиной и законом было христианство. Внутри самого христианства тоже шло перетягивание каната: католическая власть, в конце концов, подавила и физически уничтожила катаров и прочих еретиков (тех, кто не признавал папскую власть), а битва между католиками и протестантами закончилась полюбовно: католики строили свою культуру, протестанты - свою (в Швейцарии, скажем, одни кантоны оказались католическими, другие - протестантскими, во Франции те и другие мирно сосуществовали после Варфоломеевской ночи). Китай воспринимал себя как Поднебесную, иудеи потеряли государство, и вера в абсолют Торы и Талмуда осталась уделом небольших рассеянных по миру групп. Теперь многие из них снова живут в Израиле, но проблемы это не решило: иудей не станет слушать христианина, потому что тот заведомо неправ, а христианин готов слушать и сочувствовать любой другой картине мира. Культуры перемешались, но условный христианин (иначе - представитель западной цивилизации) в глобализированном мире как бы продолжает чувствовать себя главным, старшим, потому он всеприемлющ и идеологически, и географически - впуская на свою территорию всех страждущих и предоставляя им право жить, согласно их верованиям и представлениям. Эта идиллическая картина коррозируется с каждым днем все сильнее: ислам, лет двадцать назад де факто заявивший себя новым завоевателем территорий (в огне и мече больше нет надобности, достаточно просто факта присутствия), поставил цивилизацию (она же демократия) в сложное положение: либо запад должен отказаться от своих ценностей, объявив новые крестовые походы по освобождению территорий, либо все равно отказаться, поскольку демография предсказывает повсеместное доминирование ислама. Проблема была и с американским влиянием: удобство простого Макдональдса грозило уничтожить «высокую кухню», практически во всех сферах. Проблема рассосалась сама собой, хотя английский язык вытесняет прочие. Что же касается «мирового порядка» - он в транзите, старая система аксиом износилась, а новая всегда порождается катаклизмом. Пока что всем страшно и все выжидают.