Так получилось, что первая годовщина смерти Алеши совпадает с Пасхой, с праздником воскресения. Это доброе знамение для него, для его посмертной судьбы. Он был насквозь живой, такой быстрый, подвижный, изобретательный, я бы сказал, основательно порывистый (не мятущийся, нет). Я уверен, что вечной жизни удостаиваются только те, кто были живыми при жизни. Им-то она нужна, а зачем она ходячим мертвецам? Ведь вечность - это не прекращение жизни, а дважды жизнь, "паки бытие". Когда я думаю об Алеше, о том, какой он и что с ним сейчас, я чувствую его кипуче деятельным, обновленно живым, созидающим какие-то сложные участки того, что в теологии именуется "пневмосферой" (сферой духа), которая отдаленно и смутно представала в его странных метафорических построениях. Да и кому поручить возведение этих ажурных конструкций, смысловых сплетений, отблесков и оттенков вечного света, как не Алеше, который все это предугадывал, насколько дано поэту, в словах, в переносах значений. То, что я попытаюсь сказать сегодня, посвящается его памяти.
Как ни удивительно, в большинстве энциклопедий, справочников, комментариев к "Новому Завету" есть понятие "жизни после смерти" или "загробной жизни", но нет "жизни" как таковой. Между тем это центральное понятие и слово Нового завета, и жизнь вечная только потому и заповедана, как цель спасения и всего земного существования, что она наследует свойства жизни вообще. Быть живым в этой жизни, не уступать смерти и смертности ни пяди своего здешнего бытия, - это и есть вернейший путь в жизнь иную. Собственно, вечная жизнь потому и является вечной, что она не "потом", а уже здесь и сейчас, хотя и не ограничена пределами земных или каких-то иных сроков.
Если проследить основную смысловую линию Евангелий: о чем же, собственно, это Благовестие? - то мы увидим один всеобъемлющий и всенарастающий мотив: как обрести вечную жизнь, как овечнить свою жизнь и ожизнить свое бытие. Если вырывать отдельные заповеди, притчи и действия Иисуса из контекста, можно подумать, что он чему-то учит, наставляет, что он создает свод правил, которому нужно следовать во всех случаях жизни. Так обычно и толкуются Евангелия: нужно делать то-то и не делать того-то. Но благовествование - это не школьный урок, который нужно зазубрить и быть готовым повторить по первому требованию. Это жизнь, прожитая сполна, на пределе жизненности, - той до боли и смерти доходящей жизненности, которая переливается в вечную жизнь. Если попытаться оценить, почему в одном случае Христос говорит одно, а в другом случае другое, то мы увидим общую логику движения жизни против всего, что останавливает, умерщвляет ее и что можно назвать "жиром" (слово, производнoе от того же корня, что "жизнь").
Жизнь против Жира - так можно обозначить сверхтему евангелия. Жир - это и богатство, и забота о благополучии, и страх перед внешними опасностями, и убиение духа буквой, и, главное, мертвая праведность. Фарисеи безупречны в соблюдении всех законов, данных Моисеем. В эпоху всеобщего растления и нравственного падения они держат на своих плечах всю тяжесть Закона. А между тем именно в них видит Иисус главных противников своего благовестия. Скажи мне, кто твои враги, и я скажу тебе, кто ты. Из всех Евангелий ясно выступает, что главные противники Иисуса - не грешники, не блудники и блудницы, не люди, одержимые разными страстями, не нарушители закона, а именно те, кто строже всех соблюдают закон. Не грешные, а праведные. Чем же они вызывают возмущение Иисуса? Тем, что они утратили чувство жизни. Они достигли вершины и остановились в своем росте. Главная тема Евангелий - самодовольство, пошлость добродетельного человека, который знает себя добродетельным и считает, что он уже всего достиг, что он уже вынудил Бога к награде своим примерным поведением. Мытарь или грешник, который знает себя неправым и молит Господа о милости к себе, грешному, жив изнутри, поскольку способен к раскаянию. Своеправый праведник мертв изнутри, и он не нуждается в милости Бога: он сам, своими достоинствами и добродетелями, уже как будто заслужил себе Царство Божие. Он считает, что билет на вход у него в кармане. И тем самым он отрезал себя от Бога, от той жизни, которая постоянно бродит в душе того, кто верит, кается, любит, надеется, грустит, прощает, молит о прощении. Именно через эту слабость Бог дает силу человеку, и он не порывает с Богом, пока нуждается в Нем. Он готов прильнуть к источнику Жизни, тогда как самодовольный праведник - запечатанный сосуд, в который уже не вольется никакая капля Божего милосердия, ибо он до края полон собой.
Многие увещевания Иисуса буквально невыполнимы. Никому не удалось верой сдвинуть гору (на что упирает Смердяков у Достоевского как на тезис своего неверия). Мало кто даже из святых вырывал соблазняющий его глаз или отрубал себе искушающую руку - членовредительство не поощряется в христианстве, это шаг к самоубийству (а отец Сергий, который отрубает себе палец в одноименной повести Л. Толстого, - это именно образ гордыни, утверждающей себя в образе святости). Для чего же даются эти неисполнимые заповеди, в отличие от исполнимых Моисеевых? Для того, чтобы показать: заповедь не буква, а дух, который движет человеком, животворит его, обращает зрачками вглубь собственной души. Заповедь дана для внутренней жизни, как источник постоянного усилия и покаяния. Исполняя заповедь буквально, легко утратить ее дух, болящий, волнующий, обращенный к надежде и вере, а не к данности свершения: выполнил, поставил галочку, пройди в Царство Небесное. Нет, не пройдешь, потому что проходит лишь идущий, находящийся в дороге, ждущий Бога навстречу, ищущий Его милосердия. Тот, кто предъявляет лишь свои заслуги, умирает для вечной жизни. И поэтому Иисус постоянно тревожит дух своих учеников неисполнимостью заповедей, превышением человеческой меры: и для того, чтобы они усиливались их соблюсти, и для того, чтобы чувствовали невозможность их соблюдения для себя, свою слабость перед лицом Бога. Эти заповеди и увещевания даются не для исполнения, т.е. приведения в соответствие с буквой, а для воспламенения духа, для усиления внутренней жизни.
Каждым своим шагом Иисус нарушает то представление о Мессии, которое сложилось в народе и приобрело власть стереотипа. Он приходит не во власти, а в безвластии. У него и вокруг него нет никакого мертвого нароста, физического или социального жира в виде силы, богатства, власти, государственной опоры, воинской защиты, - он есть сама Жизнь в своей беззащитности, открытости, уязвимости и неистребимости. И каждым своим шагом и словом он говорит в защиту жизни и пополняет ее запасы, готовит ее торжество, исцеляет больных, воскрешает мертвых, изгоняет торгующих из храма, обличает богатых и фарисеев как владельцев мертвого духовного капитала.
Что же он проповедует? Приумножение жизни, энергию возрастания. Если дан тебе талант, приумножь его. Рассевай семена, умножай хлебы, превращай воду в вино, приноси плоды, пускай в рост все свое достояние, твори из данного тебе бытия прибыток и избыток. В этом и состоит учение Христа, точнее, пример его собственной жизни и воскресения: быть живым и только, производить избыток жизни, сеять и жать и снова сеять. Если семя упадет в землю и умрет, то даст всход. Тайна приплода, прибытка. И единственное существо во всех Евангелиях, проклятое Иисусом, - это высохшая смоковница, не приносящая плода.