О России и русистике
Перебирая старые файлы, нашел свое письмо российскому коллеге-философу 1995 г.. Может быть, оно представляет интерес и сейчас? Речь о том, что может привлечь внимание мира к России после падения коммунизма.
С 1991 года число американских студентов, занимающихся славистикой, упало на треть и даже на половину (в разных университетах) и продолжает падать. Такова ирония "демократического процесса", происходящего в России: резкое падение на Западе академического интереса к этой стране по мере ее "нормализации". Кафедра "русских исследований" нашего университета в этом году расширяет свой профиль и становится кафедрой "русских и восточноазиатских языков и культур", т.е. принимает в свое "смесительное лоно" Японию и Китай. Чем больше Россия, в результате своих реформ, придвигается к Западу, тем дальше она отодвигается на Восток в глазах самого Запада.
Это любопытный феномен двойного движения, "вперед и вспять", на гео-культурной карте мира. Оказывается, что Россия, уже утратив политическую злободневность, еще не может поддерживать американский интерес к себе только языком и культурой, как это, безусловно, удается Франции и, в меньшей степени, Германии, если судить по процветанию соответствующих академических программ и профессий. Россия все еще может быть интересна лишь поскольку "опасна". Боюсь, что только возрождение "русского коммунизма" (или другой заразной философско-политической ереси) может опять задеть Америку за живое и повернуть интерес к загадке русской души, увы, дважды вступающей в одну и ту же Лету.
Как видим, аргумент от политики работает однозначно: чем нормальнее положение в России, тем хуже для русистики, и наоборот. Какой же аргумент могут противопоставить этому гуманитарии? Как восстановить прямую пропорцию между благом россиян и благом русистики? Чем Россия может заслужить внимание академического Запада помимо своих политических бед и угроз миру?
"Великая русская литература"? - Да, но она - сами того не замечаем - уже отодвигается в позапрошлый век, тот, каким был 18-ый по отношению к 20-му, с каким-то особым оттенком специальности и архаики в самом своем величии.
"Русская литература 20-го века?" Да, она не менее значительна, чем 19-го; но вся вращается вокруг исторического горя, тяжелой болезни, которую, выздоравливая, хочется поскорее забыть - или помнить именно как предостережение, как урок. На всей русской литературе 20-го века лежит какая-то смертная тень, бледная печать. Чтение и изучение этой литературы, по крайней мере для американцев, - это как приход в больничную палату и беседа с больными и умирающими. Душеполезная беседа - но при этом нельзя позволить себе шума, лишних движений, и вообще чувствуешь себя скованно и принужденно перед тайной смерти. Другое дело - посещение французского интеллектуального салона или немецкого ученого кабинета...
Главное же, сама художественная литература как-то постепенно уменьшается в своих пропорциях и очертаниях, уступая свое место в постмодерный период множественным стратегиям письма - теоретическим, философским, критическим, какой-то смеси всего со всем, но по строгим законам приготовления этой смеси, в чем особенно преуспела Франция, за которой зачарованно следит Америка. Кстати, в нашем университете преподает Лиотар, основоположник нескольких важнейших идей и терминов постмодернизма, и пользуется заслуженным успехом у студентов несмотря на крайне замедленный темп своего английского произношения.
Что же Россия? где она? - Нигде, если не считать Бахтина, который воспринимается вне всякого российского интеллектуального контекста, как в свое время воспринимался и Бердяев, популярный на Западе в 1930-е - 40-е годы. Такое понятие, как "русская философия", существует на Западе только для очень немногих специалистов-славистов, но никак не для философов, теологов, методологов, интеллектуалов и гуманитариев широкого профиля. Для них "русская философия" - это либо звук невнятный ("я не ослышался?"), либо псевдоним какой-то оголтелой публицистики, фантазии, утопии, критики, полулитературы-полупроповеди, смеси всего со всем...
Так что Россия может стать интересной для Запада только при одном из двух условий. 1. Eсли она станет интересной, неожиданной, творчески-взрывной для самой себя, какой была в 19 в.. 2. Если она станет опасной для мира, бросит вызов основам миропорядка, как в 20 в.
Как бы хотелось, чтобы Россия двинулась в 21 в. по стопам своего 19 в., а не повторила страшный эксперимент 20-го!
1995