Фигура мудрости - тавтология
Больной, выздоравливая после перелома: доктор, что мне делать, чтобы заново начать ходить? Ответ: ходить. Тавтологическая правда жизни: чтобы ходить, нужно ходить. Этот глагол можно заменить любым другим - правда останется. Чтобы любить, нужно любить . Чтобы жить, нужно жить .
Вообще из всех языковых фигур мудрость выбирает тавтологию. "Люди есть люди" (несовершенны). "Закон есть закон" (нужно исполнять). "Ребенок есть ребенок" (пусть пошалит) . "Отец есть отец" (пусть простит). Впрочем, это не совсем тавтологии (типа "масло масляное"), поскольку первое слово - субъект суждения, а второе - предикат ("люди есть люди"), или первое - цель, а второе - средство ("чтобы жить, нужно жить"). И вот оказывается, что сам предмет и есть своя главная сущность, а средство к достижению цели - в ней самой. Так язык делает шаг к определению вещей, чтобы к ним и вернуться; это не топтание на месте, а смиренный круг, точнее, спираль, восхождение блудной мысли под покров мудрости. Идеально этa нетавтологичность тавтологий выразилась у Пиндара: "стань тем, кто ты есть!"
*
Многое, однако, зависит от того, кто говорит. У одного тавтология прозвучит как механический повтор, а другой произнесет: "люди"... помедлит... помолчит... подумает... окинет мысленным взором весь круг референтов этого понятия... заключит: "это люди" - и прозвучит это как откровение. Разница в том, сколько молчания и опыта внесено в тавтологию, как дуговая растяжка между ее началом и концом.
Собственно, между обывателем и мыслителем внешняя разница тоже не велика: халат, кресло, домоседство, изо дня в день одно и то же. Но один остается там, где был всегда, а другой возвращается в свой халат и кресло из дальних странствий (пусть только мысленных), повидав мир и людей. Для него люди - это... это... (скольких он повидал, успел оценить, разочароваться, сравнить с собой, снова очароваться...) - это люди. Он не долбит в одну точку, а совершает широкий круг, с исходом и возвратом. Можно сказать, что между обывателем и мудрецом - тоже отношение тавтологии. Сидит на своем месте - и сидит на своем месте. Человек как все - он и есть всечеловек. Обывает - округляет собой бытие.
*
Кант различает аналитические и синтетические суждения. Первые ничего не добавляют к предмету, а просто раскрывают присущие ему свойства, например, "золото - это желтый металл". Вторые добавляют к предмету то, что в нем самом не содержится, и требуют знания и опыта. "За золото не купишь ни любви, ни дружбы" - это синтетическое суждение. Вопрос: к какого рода суждениям относятся наши тавтологии? Казалось бы, это пример чистой, даже вырожденной аналитичности, поскольку они ровно ничего не добавляют к исходному понятию предмета. "Люди есть люди" - а кто же еще? Но не зависит ли аналитичность или синтетичность суждений от того, кто их произносит и что в них вкладывает, от автора и контекста? "Люди" в первой позиции - это вид живых существ, разряд биологической классификации, а во второй - "существа, страдающие от собственного несовершенства и потому заслуживающие снисхождения". Если так, то суждение "люди есть люди" вполне синтетическое, основанное на немалом опыте. И напротив, какое-нибудь по виду синтетическое суждение может в чьих-то устах звучать как аналитическое, чистый повтор: "все журналисты - продажные", "собака - друг человека" (такими "синтетическими тавтологиями" набит флоберовский "Лексикон прописных истин").
Вообще из всех языковых фигур мудрость выбирает тавтологию. "Люди есть люди" (несовершенны). "Закон есть закон" (нужно исполнять). "Ребенок есть ребенок" (пусть пошалит) . "Отец есть отец" (пусть простит). Впрочем, это не совсем тавтологии (типа "масло масляное"), поскольку первое слово - субъект суждения, а второе - предикат ("люди есть люди"), или первое - цель, а второе - средство ("чтобы жить, нужно жить"). И вот оказывается, что сам предмет и есть своя главная сущность, а средство к достижению цели - в ней самой. Так язык делает шаг к определению вещей, чтобы к ним и вернуться; это не топтание на месте, а смиренный круг, точнее, спираль, восхождение блудной мысли под покров мудрости. Идеально этa нетавтологичность тавтологий выразилась у Пиндара: "стань тем, кто ты есть!"
*
Многое, однако, зависит от того, кто говорит. У одного тавтология прозвучит как механический повтор, а другой произнесет: "люди"... помедлит... помолчит... подумает... окинет мысленным взором весь круг референтов этого понятия... заключит: "это люди" - и прозвучит это как откровение. Разница в том, сколько молчания и опыта внесено в тавтологию, как дуговая растяжка между ее началом и концом.
Собственно, между обывателем и мыслителем внешняя разница тоже не велика: халат, кресло, домоседство, изо дня в день одно и то же. Но один остается там, где был всегда, а другой возвращается в свой халат и кресло из дальних странствий (пусть только мысленных), повидав мир и людей. Для него люди - это... это... (скольких он повидал, успел оценить, разочароваться, сравнить с собой, снова очароваться...) - это люди. Он не долбит в одну точку, а совершает широкий круг, с исходом и возвратом. Можно сказать, что между обывателем и мудрецом - тоже отношение тавтологии. Сидит на своем месте - и сидит на своем месте. Человек как все - он и есть всечеловек. Обывает - округляет собой бытие.
*
Кант различает аналитические и синтетические суждения. Первые ничего не добавляют к предмету, а просто раскрывают присущие ему свойства, например, "золото - это желтый металл". Вторые добавляют к предмету то, что в нем самом не содержится, и требуют знания и опыта. "За золото не купишь ни любви, ни дружбы" - это синтетическое суждение. Вопрос: к какого рода суждениям относятся наши тавтологии? Казалось бы, это пример чистой, даже вырожденной аналитичности, поскольку они ровно ничего не добавляют к исходному понятию предмета. "Люди есть люди" - а кто же еще? Но не зависит ли аналитичность или синтетичность суждений от того, кто их произносит и что в них вкладывает, от автора и контекста? "Люди" в первой позиции - это вид живых существ, разряд биологической классификации, а во второй - "существа, страдающие от собственного несовершенства и потому заслуживающие снисхождения". Если так, то суждение "люди есть люди" вполне синтетическое, основанное на немалом опыте. И напротив, какое-нибудь по виду синтетическое суждение может в чьих-то устах звучать как аналитическое, чистый повтор: "все журналисты - продажные", "собака - друг человека" (такими "синтетическими тавтологиями" набит флоберовский "Лексикон прописных истин").