Халхин-Гол, май-июнь 1939 года

Aug 15, 2016 19:52






С начала 1939 года японцы и маньчжуры начали подогревать до того едва тлевший пограничный конфликт. Нападения и пересечения монголо-маньчжурской границы резко участились - только за февраль-март на монгольских пограничников совершено порядка 30 нападений.

На фото: Монгольские кавалеристы.

Оригинал взят у mayorgb в О Советско-японских военных конфликтах. Часть 3. Бои на Халхин-Голе. I.



На территории Монгольской Народной Республики тогда в соответствии с советско-монгольским Протоколом о взаимопощи от 12 марта 1936 года находился 57-й особый стрелковый корпус, которым поначалу командовал комдив Иван Степанович Конев, а с 8 сентября 1938 года его заменил комдив Николай Владимирович Фекленко.




Комдив Николай Владимирович Фекленко.
В апреле 1939 года командующий Квантунской группой войск генерал Уэда Кэнкити издал приказ №1488, содержавший в себе принципы, которыми следовало руководствоваться японским войскам при "разрешении" конфликтов. Согласно данному приказу в местах, "где границы чётко не определены, командиры могут устанавливать таковые по собственному усмотрению". В случае вооружённого столкновения японским и маньчжурским войскам приказ предписывал "сражаться до победы, не считаясь с границами". Наконец, приказом дозволялось "проникать на советскую территорию или завлекать советские войска на территорию Маньчжоу-Го". Справедливости ради следует помнить, что японцы вместе с маньчжурскими коллаборационистами уже давно и обширно практиковали подобные методы "урегулирования конфликтов", так что генерал Уэда просто подтвердил легальность их действий в глазах командования Квантунской группы войск.




Генерал Уэда Кэнкити.
Разумеется, после подобных приказов, исходящих от, по сути, истинной верховной власти в Маньчжурии, напряжённость на монгольско-маньчжурской границе не снизилась.



Ночью 8 мая группа японцев предприняла попытку занять островок на реке Халхин-Гол, но монгольские пограничники заметили японцев, и после короткой перестрелки последние, потеряв трёх человек убитыми и одного пленным, отошли. 11 мая до трёх сотен японских кавалеристов продвинулись вглубь монгольской территории до горы Номон-Хан-Бурд-Обо и там вступили в бой с монгольскими пограничниками. Цирики и дарги вновь отбили атаку, но 14 мая японцы схожими силами овладели высотой Дунгур-Обо, на которую начали перебрасывать дополнительные силы.




Японские солдаты в лодке.
17 мая комдив Фекленко послал в район столкновений советские части. 19 мая посол Японии в Москве Того Сигэнори был вызван к наркому иностранных дел Вячеславу Михайловичу Молотову, от имени советского правительства сообщившего: "Я должен предупредить, что всякому терпению есть предел, и прошу посла передать японскому правительству, чтобы больше этого не было. Так будет лучше в интересах самого же японского правительства… Имеется бесспорный факт, что японо-маньчжурские части нарушили границу МНР и открыли военные действия, что это нападение на территорию МНР совершили японо-маньчжурские войска и самолеты. Мы с этим мириться не будем. Нельзя испытывать терпение монгольского правительства и думать, что это будет проходить безнаказанно. Мое заявление находится в полном соответствии с Пактом о взаимопомощи между СССР и МНР". Того сообщил императорскому правительству о своей встрече с Молотовым, но в Токио никто не осадил командование Квантунской группы войск.




Монгольские цирики и дарга.
А тем временем японцы в Маньчжурии не замедлили подбросить хвороста в огонь конфликта: командир 23-й пехотной дивизии Японской Императорской Армии генерал-лейтенант Комацубара Мититаро, в чью зону ответственности входил район начавшихся боевых действий, распорядился "уничтожить войска Внешней Монголии в районе Номонхана".




Генерал-лейтенант Комацубара Мититаро (опирается на меч).
Нельзя не признать, что район японцы выбрали со знанием дела. Со стороны Маньчжурии к нему подходили две железные дороги: одна проходила в 125 километрах, а другая и была той самой стратегической веткой, которую строили японцы, и ближайшая её станция находилась всего-навсего в 60 километрах; вдобавок из Хайлара к монгольской границе тянулись две грунтовые дороги, вполне пригодные для снабжения и передвижения войск. А вот с монгольской стороны ближайшая железнодорожная станция Борзя отстояла от района боёв на 750 километров, между которыми не располагалось ни жилищ, ни достаточных источников воды, что особенно критично в барханистой пустыне. Кроме того, восточный берег реки в основном возвышался над западным, что тоже могло сыграть наруку японцам в случае вытеснения советско-монгольских войск за реку, чья ширина составляла 120-130 метров при глубине в 2 (имелись и участки с большей глубиной). Помимо удачного выбора места сражения преимущество японцам давала и поголовная (в японских войсках) грамотность и наличие подробных карт, составленных на основе проведённых незадолго до конфликта аэрофотосъёмок. Монгольские цирики и дарги местности в массе своей не знали, и карт в наличии не имели, да и в условиях неграмотности или малограмотности значительной части личного состава карты далеко не всегда могли принести пользу.



Из того, что в районе боевых действий мешало в равной степени обеим сторонам, следует упомянуть приток Халхин-Гола - речку Хайластын-Гол. В ширину она не превышала 4 метров при схожей с Халхин-Голом глубине, но эта речушка, делившая поле сражения на северный и южный участки, обладала сильно заболоченными берегами, сильно осложнявшими маневрирование.




Красноармейцы и цирики в бою.
22 мая монголы вместе с подошедшими на помощь советскими частями форсировали Халхин-Гол и к 28 мая заняли позиции в 10 километрах от государственной границы Монголии. 28 мая японцы перешли в наступление силами до 2,5 тысяч человек, включая конные части, укомплектованные представителями монголоязычного народа баргутов. Противник намеревался отрезать советско-монгольские части от переправ и уничтожить. Монголы не выдержали натиска превосходящих сил, и всему советско-монгольскому отряду пришлось отходить. Вечером бой шёл уже в 2-3 километрах от Халхин-Гола, и у японцев имелись весомые шансы прорваться к переправам, к чему они предприняли все усилия. Однако положение спас командир батареи 76-мм орудий 11-й легкотанковой бригады комбрига Михаила Павловича Яковлева старший лейтенант Бахтин: по своей инициативе он переправился со своей батареей на восточный берег и умелым огнём умерил пыл неприятеля. У самой переправы в едином боевом строю сражались 1-я мотострелковая и сапёрная роты 11-й легкотанковой бригады. К месту боёв из Тамцак-Булака стали подтягиваться части 149-го стрелкового полка из Тамцак-Булака. Стрельба не прекращалась всю ночь, а 29 мая ожесточение боя ещё более усилилось - части Рабоче-Крестьянской Красной Армии и Монгольской Народно-Революционной Армии перешли в контратаку. К исходу дня противник, пользуясь плохой организацией разведки с советско-монгольской стороны, отошёл за государственную границу.




Пулемётчики РККА заняли позицию в зарослях.
К тому времени бои кипели не только на земле: воздушное пространство тоже превратилось в арену сражения, на которой советским воинам пришлось особенно тяжело. В частях советской 100-й авиабригады отрабатывался почти исключительно индивидуальный пилотаж, навыков группового боя катастрофически лётчикам не хватало, да и воздушные стрельбы проходили далеко не все. А сражаться пришлось с японскими лётчиками, многие из которых имели немалый опыт войны в Китае, и к тому же даже у необстрелянных японцев часов налёта обычно было заметно больше, чем у советских пилотов.

Вдобавок к явной разнице в квалификации против советских лётчиков сработали выявившиеся на машинах неполадки. Лётчик-истребитель Георгий Фомич Приймук вспоминал об одном из первых воздушных боёв против японцев: "Только взлетели, у моего двигателя отказала тяга - винт вращается вхолостую, самолет, сломав строй, начинает отставать от эскадрильи; я попытался увеличить обороты, но мотор остановился намертво. Пришлось идти на вынужденную посадку. Выпрыгиваю из кабины, осматриваю свой И-16 - никаких повреждений не заметно, только капот двигателя и нижняя поверхность центроплана забрызганы маслом. Хорошо хоть, аэродром рядом - пригнали оттуда машину-пускач, взяли мой самолет на буксир и притащили обратно". Итог первых воздушных схваток, произошедших 22-23 мая, закономерен: японцы сбили 17 советских самолётов, сами потеряв всего 1. Уже 22 мая советское руководство осознало явную недостаточность 100-й авиабригады, и на полевые аэродромы под Баян-Туменем начал перебазирование 22-й истребительный авиаполк в составе 63 истребителей И-15 и И-16, а вскоре на подмогу сражающимся за Монгольскую Народную Республику воинам направился полк бомбардировщиков СБ числом в 59 машин.




Георгий Фомич Приймук.
В Москве также ни у кого не вызывало сомнений, что без решительной работы над подготовкой лётчиков можно до бесконечности перебрасывать новые авиачасти на театр военных действий, но это приведёт только к лишней нагрузке на снабженцев и ремонтников при отсутствии кардинальных изменений в ходе сражений. 29 мая в Монголию отправилась группа советских лётчиков-асов во главе с героем Гражданской войны в Испании, заместителем начальника ВВС РККА комкором Яковом Владимировичем Смушкевичем; лучшие лётчики ВВС РККА получили задачу помочь защитникам монгольского неба овладеть навыками воздушного боя.



Яков Владимирович Смушкевич.
Увы, не только в воздухе, но и в общем командовании 57-го особого корпуса ситуация явно требовала вмешательства. Комдив Фекленко и его штаб не владели обстановкой даже в минимальной мере, да и не предпринимали действенных шагов по её изучению - штаб корпуса оставался в Тамцак-Булаке, расположенном в 120 километрах от театра боевых действий, причём никто из корпусного командования, за исключением полкового комиссара Михаила Семёновича Никишева, даже не выезжал на место сражения. К тому же за перехват японцами инициативы в воздухе с первых дней конфликта командование корпуса совсем не нести ответственности не могло - 100-я авиабригада входила в состав 57-го особого; именно поэтому 27 мая состоялся очень тяжёлый для Фекленко разговор по прямому проводу с Ворошиловым, встревоженным большими потерями авиачастей. Не в пользу командира корпуса свидетельствовало и его боевое донесение на имя начальника Генерального Штаба командарма 1-го ранга Бориса Михайловича Шапошникова от 28 мая 1939 года, в котором, в частности, содержались следующие слова: "Прошу с наступлением темноты отвести части на западный берег и оборонять его, проводя бомбежку противника".




Борис Михайлович Шапошников.
Советское руководство не могло оставить ситуацию в 57-м корпусе без изменений. Ворошилов и Шапошников подняли вопрос о направлении в Монголию инспекции во главе с человеком, способным разобраться в обстановке на месте и выявить основные проблемы. В качестве такового оказался выбран заместитель командующего Белорусским особым военным округом по кавалерии комдив Георгий Константинович Жуков, которого Семён Михайлович Будённый ещё в октябре 1931 года назвал "командиром с сильными волевыми качествами, весьма требовательным к себе и подчинённым, в последнем случае наблюдается излишняя жесткость и грубоватость", а также "тактически и оперативно грамотным общевойсковым командиром", при этом указав: "Чувство ответственности за порученную работу развито в высокой степени". Схожую аттестацию давал Жукову годом ранее и Константин Константинович Рокоссовский: "Сильной воли. Решительный. Обладает богатой инициативой и умело применяет ее на деле. Дисциплинирован. Требователен и в своих требованиях настойчив. По характеру немного суховат и недостаточно чуток. Обладает значительной долей упрямства". В общем, исходя из данных характеристик, выбор Жукова, на тот момент далеко не самого заметного человека в командном составе Красной Армии, в качестве руководителя инспекции выглядит вполне оправданным. 24 мая решением Ворошилова инспекция во главе с Жуковым направилась в Монголию, имея следующую первоочередную задачу: "Тщательное изучение и установление причин неудовлетворительной работы командования и штаба 57-го отдельного корпуса во время конфликта с японо-баргутами с 11 по 23 мая 1939 г. и оказание на месте непосредственной помощи командиру и комиссару 57-го отдельного корпуса".




Георгий Константинович Жуков с красноармейцами.
Прибыв на место, Жуков немедленно развил деятельность, выразившуюся в отчётах Ворошилову, и данные отчёты обрисовывали сложившуюся на Халхин-Голе ситуацию отнюдь не в оптимистических тонах. Особенно удручающее положение сложилось со связью: "С 29 мая не могут добиться полного введения скрытого управления войсками… несмотря на обещания, до сего времени не доставлены с зимних квартир забытые командирские коды". При этом в отношении самого Фекленко Жуков давал достаточно осторожную оценку: "Фекленко, как большевик и человек, хороший и безусловно предан делу партии, много старается, но в основном мало организован и недостаточно целеустремлён".

Ворошилов посчитал, что старания Фекленко при отсутствии у него организованности и достаточной целеустремлённости не дадут перелома ситуации, и уже 11 июня предложил Сталину сменить руководство 57-го особого корпуса, а поскольку в Монголии у Красной Армии избытка кадров не наблюдалось и соответственно не наблюдалось альтернативных вариантов, то командование корпусом нарком обороны счёл целесообразным поручить Жукову. Сталин согласился, и 12 июня Фекленко телеграфировал: "Командование корпусом сдал комдиву Жукову". Официальная причина снятия Фекленко с должности сформулировали весьма щадяще: "Плохо понимает природу боевых действий в специфических условиях пустынной степной местности".




Лётчики 22-го истребительного авиаполка.
Тем временем стали сказываться старания прибывших из Москвы асов во главе со Смушкевичем. Георгий Приймук вспоминал: "Прошел первый мандраж, с такой подмогой мы почувствовали себя гораздо увереннее и с каждым днём воевали все лучше и лучше. Больше не было ни массовых отказов техники, ни крупных потерь. Правда, моему звену еще один раз пришлось совершить вынужденную посадку - но лишь потому, что, обходя стороной грозовой фронт, израсходовали все горючее. Помогли нам монгольские цирики - срочно послали конного гонца в штаб, и вскоре оттуда прислали машину с бензином".

Июнь стал периодом относительного затишья на земле: обе стороны подтягивали силы и вырабатывали планы действий на предстоящие масштабные бои. Приехавший вместе с Жуковым комбриг Михаил Андреевич Богданов, ставший начальником штаба 57-го корпуса, предложил тщательно подготовить решительный сокрушающий удар по японцам, а в ближайшее время занять оборону. Для координации советских войск на Дальнем Востоке с частями МНРА прибыл командарм 2-го ранга Григорий Михайлович Штерн. 19 июня 57-й особый стрелковый корпус был развёрнут в 1-ю армейскую группу, подчинённую фронтовой группе под командованием Штерна.




Красноармейцы у бронеавтомобиля БА-20 наблюдают за ходом воздушного боя в небе над Халхин-Голом.

Но если на земле бои временно притихли, то в воздухе размах и ожесточение столкновений ВВС РККА и Японской Императорской Армии лишь возросли. Помимо посылки асов для проведения инструктажей и реорганизации работы авиации и ПВО, советское руководство активно направляло в район боевых действий новые авиачасти, стремясь достичь численного превосходства над японцами. В начале третьей декады июня количество советских боевых самолётов на театре военных действий достигло 301, тогда как у японцев их количество на 16 июня составляло 126 машин. Для выполнения равного объёма боевой работы японским авиачастям теперь приходилось совершать большее число вылетов на лётчика, то есть изнурять личный состав авиачастей. В результате, как вспоминал японский пилот Сакаи Ивори: "Я совершал по 4-6 вылетов в день и под вечер уставал так, что, заходя на посадку, почти ничего не видел. Вражеские самолеты налетали на нас, подобно огромной черной туче, и наши потери были очень тяжелы". Масштабный бой 22 июня 1939 года закончился сбитием 13 советских и 7 японских самолётов, и японцы впервые вынужденно покинули бой, оставив небо за краснозвёздными истребителями.

Японское командование немедленно отреагировало на эту неудачу, подкрепив свою авиагруппировку дополнительными силами в количестве 59 аппаратов. 24 июня потери сторон впервые сравнялись: японские и советские ВВС потеряли по 2 самолёта. Но 26 июня японцы взяли реванш: в столкновении с участием 57 японских и 40 советских истребителей Красная Армия потеряла 4 самолёта, императорские ВВС - ни одного. Только активность советской авиации от этого не снизилась, и на следующий день враг предпринял попытку разбомбить советские авиачасти на аэродромах; в результате за 27 июня в воздушных боях и на земле ВВС РККА потеряли 20 самолётов, лишив японцев 4, но всё же советская авиация небо не уступила, и подданным тэнно оставалось только тешиться бравурными рапортами, в которых они "сбили" 99 советских самолётов и "уничтожили на земле" 49.

В итоге к концу июня стало очевидным явное изменение обстановки в воздухе: да, конечно, несколько недель тренировок, пусть максимально интенсивных и под руководством талантливых асов, не позволяли советским лётчикам сравняться в умении с людьми, воюющими не первый год, но теперь японцы не чувствовали себя хозяевами неба; общая обстановка в воздухе явно изменилась в пользу Красной Армии, так что теперь превосходство японцев в подготовке и опыте, конечно, позволяло им выигрывать бои и наносить тяжёлые потери советским авиачастям, но уже не давало господства в воздухе. Сетования советских и монгольских войск на безнаказанные бомбёжки, проводимые японцами, ушли в прошлое. А бравада в донесениях вовсе вышла японцам боком: успокоив себя цифрами, свидетельствующими о "полном разгроме" советской авиации в районе боевых действий, ВВС Квантунской группы войск даже не озаботились всерьёз перехватом господства в воздухе перед масштабным наступлением японо-маньчжурских войск, начавшимся в первые дни июля. И это при том, что реально к 1 июля у японцев против 280 советских самолётов имелось не более 110 своих в боеготовом состоянии.




Политзанятие на артиллерийской батарее.
Новое командование советско-монгольских войск на Халхин-Голе не стало впустую тратить время так удачно случившегося затишья. Советские военачальники накапливали войска и всесторонне готовили их и позиции к предстоящим боям. Особое внимание Жуков обратил на боевую подготовку вверенных ему сил. Один из его самых первых приказов гласил: "Обращаю особое внимание командиров и комиссаров соединений корпуса на подготовку командного, политического и рядового состава к ведению ближнего боя. В этих целях приказываю наиболее целесообразно использовать затишье на фронте и особенно нахождение соединений в резерве с тем, чтобы избежать допускавшихся в прошлых боях ошибок и использовать накопленный опыт для выполнения боевых задач с меньшими потерями в людском составе и матчасти".

2 июля японцы приступили ко "второй фазе номонханского инцидента" (так они сами называют этот конфликт). Японцы составили довольно простой, но при умелой реализации эффективный план: нанося сковывающий удар по войскам РККА и МНРА на восточном берегу Халхин-Гола севернее Хайластын-Гола, основными силами обогнуть правый фланг советско-монгольской группировки, форсировать Халхин-Гол и дальнейшим броском на юг по западному берегу реки перехватить переправы и тем самым перерезать снабжение советско-монгольских сил, после чего разгром последних стал бы вопросом весьма непродолжительного отрезка времени. К началу операции неприятельское командование стянуло в район боевых действий практически всю 23-ю пехотную и большую часть 7-й пехотной дивизии, два танковых и отдельный артиллерийский полки Японской Императорской Армии и кавалерийскую дивизию Маньчжурской Императорской Армии. Командование основной ударной группировкой поручалось генерал-майору Кобаяси Коити, а отвлекающие силы возглавил генерал-лейтенант Ясуока Масаоми.




Японские солдаты в бою на Халхин-Голе.
Итак, 2 июля над раскалёнными барханами снова загремели артиллерийские залпы, забили бешеную дробь пулемёты и застучали винтовки. В 10 утра части генерала Ясуока, получившего под своё командование все наличествовавшие у японцев в районе сражения бронетанковые силы, ринулись в наступление. Но советская артиллерия сбила темп японского натиска, и генерал Ясуока возобновил атаки в полную силу лишь вечером. Бои шли до 2 часов ночи 3 июля и обернулись для японцев существенными потерями в бронетехнике: из 73 танков японцы потеряли 41, в том числе 13 безвозвратно. Жуков же решил разгромить атакующие японо-маньчжурские силы фланговым контрударом, для которого принялся сосредотачивать 11-ю танковую и 7-ю мотоброневую бригады при поддержке монгольской конницы.




Советские танкисты возле танков Т-26.
Тем временем основная ударная группа генерала Кобаяси вырвалась к реке Халхин-Гол у горы Баин-Цаган и, сокрушив малочисленные монгольские заслоны, в 3 часа 15 минут утра начала переправу. Японская авиация штурмовками сорвала попытки монгольской конницы контратаковать. На Баин-Цагане генерал Кобаяси приступил к оборудованию укреплённых эшелонированных позиций. В 7 часов утра передовые части японцев столкнулись с подразделениями 7-й мотоброневой бригады, что вскрыло неприятельский манёвр.

Жуков, отдавая себе отчёт, чем чревато закрепление японцев на западном берегу Халхин-Гола и дальнейший прорыв их к переправе, среагировал незамедлительно. Он принял рискованное, но в той ситуации единственно возможное решение - как можно быстрее контратаковать. Для контрудара комдив намеревался задействовать силы, который собирал в кулак для броска против Ясуоки силы: 11-ю легкотанковую бригаду, 24-й мотострелковый полк, 8-й монгольский бронедивизион и бронебатальон советской 7-й мотоброневой бригады. Перед контрадаром советская авиация произвела воздушные налёты на позиции прорвавшихся на западный берег Халхин-Гола японских войск.




Танки БТ атакуют.
Но многое пошло вопреки плану. 24-й мотострелковый полк и части мотоброневой бригады не успели вовремя выйти на рубеж атаки, а потому танкам и броневикам пришлось поначалу идти в бой прямо с марша без пехотной поддержки. Атакующие части потеряли 77 из 133 танков и 37 из 59 бронемашин. Правда, людские потери в общих цифрах оказались умеренными: в частности, 2-й танковый батальон потерял 12 человек погибшими и 9 ранеными, 3-й танковый батальон - 10 убитыми и 23 пропавшими без вести; к тому же поле боя осталось за советско-монгольскими войсками, благодаря чему удалось вернуть в строй значительную часть подбитой бронетехники.

При всех огрехах в организации и проведении контрудар дал результат - впечатлённый массированным ударом бронетехники генерал Комацубара вечером 3 июля отдал приказ об отводе группы Кобаяси обратно за Халхин-Гол. Советские лётчики и артиллеристы сделали всё от них зависящее, чтобы производимое под покровом ночи японское отступление на восточный берег не превратилось для солдат микадо в тихое рутинное мероприятие, и старания их увенчались результатом: хотся части генерала Кобаяси сохранили порядок при отходе, ночная переправа через весьма широкую реку под непрестанными артобстрелами да авиационными бомбардировками и штурмовками у многих отпечаталась в памяти на всю жизнь. По итогам боёв 2-3 июля и последующего отступления в 8-тысячной ударной группировке генерала Кобаяси выбыло из строя в силу смерти или ранения около 800 человек.




Японские пехотинцы ведут бой возле подбитых советских бронеавтомобилей.
Жукову рискованная танковая атака у Баин-Цагана отозвалась далеко не лучшим образом. В Москве от особистов получили сведения, будто бы комдив преднамеренно бросил танки и броневики в атаку без пехотной поддержки. Вскоре на театр военных действий прибыла следственная комиссия во главе с заместителем наркома обороны командармом 1-го ранга Григорием Ивановичем Куликом.




Григорий Иванович Кулик.
Бои после Баин-Цагана вовсе не прекратились. Японцы отказались от обходных манёвров и перешли к прямолинейному давлению на советско-монгольскую группировку, при этом уже 5 июля японское командование вывело все свои танки из боёв. 8-12 июля японско-маньчжурские и советско-монгольские войска обменялись атаками, не давшими существенных результатов ни одной из сторон. В тех боях советский командный состав понёс тяжёлые потери. 8 июля пал проявивший выдающиеся командирские качества командир 149-го стрелкового полка 38-летний майор Иван Михайлович Ремизов. 12 июля 11-я легкотанковая бригада осталась без своего командира, доблестного и умелого 35-летнего комбрига Михаила Павловича Яковлева. Обоим воинам Красной Армии посмертно присвоено звание Героя Советского Союза.


 

Михаил Павлович Яковлев.                                                           Иван Михайлович Ремизов.
В воздухе особо крупный бой произошёл 10 июля, когда 103 краснозвёздных истребителя столкнулись с силами противника, насчитывавшими до 60 машин. Потеряв 1 свой самолёт и сбив 3 советских, японцы ушли из боя. 12 июля 48 советских истребителей столкнулись с неопределённым (согласно прикидкам самих красных лётчиков, до 50) числом японских, и в этом бою уже ВВС РККА сбили 3 самолёта неприятеля, лишившись всего 1.

После 12 июля и на земле, и в небе наступило кратковременное затишье, вызванное ухудшением погоды.
Что до Кулика, то его командировка в пустыни Халхин-Гола продлилась недолго, поскольку он принялся вмешиваться в оперативное управление войсками. Дошло до того, что командарм даже распорядился об отводе советско-монгольских частей на западный берег Халхин-Гола, но едва в Москве об этом стало известно, как приказ тут же был отменён, а 15 июля Ворошилов объявил Кулику выговор и отозвал в столицу.

21 июля в воздухе произошёл воздушный бой, в котором сошлось около двух сотен самолётов. 157 советских истребителей схватились с примерно 40 японскими. Бой завершился потерей 5 истребителей со стороны РККА и 4 - со стороны японцев.
В воздушных боях 23 июля ВВС РККА потеряли 4 самолёта, но столько же потерял и неприятель. В тот же день на земле японо-маньчжурские войска возобновили попытки сбросить советско-монгольскую группировку в реку, в чём так и не преуспели, хотя продолжали атаки до 25 числа.

Утром 29 июля советские лётчики на 20 И-16 результативно проштурмовали японский полевой аэродром, уничтожив 6 неприятельских самолётов и ещё 5 существенно повредив; советские авиаторы при своём смелом налёте урона не понесли.
Всего же за июль 1939 года ВВС РККА потеряли в боях на Халхин-Голе 88 самолётов, а императорские авиаторы лишились 41 аппарата.

В последний день июля Жуков был повышен в звании до комкора. К тому моменту командование 1-й армейской группы уже работало над планом операции по решительному разгрому японо-маньчжурской группировки.

Продолжение следует

конфликт, СССР, война, история, Япония

Previous post Next post
Up