Венок на могилу Фёдора Артуровича Келлера. Во главе 3-го кавалерийского.
Начало здесь.
Итак, мы оставили Фёдора Артуровича Келлера в начале апреля 1915 года, когда он получил под командование 3-й кавалерийский корпус. А уже в конце апреля Келлер принимает участие в боевых действиях у сёл Баламутовка и Ржавенцы, где в конном строю атакует сильно укреплённые позиции австрийцев - три ряда окопов, укреплённых проволочными заграждениями. Казалось бы - совершенно безумная атака, которая должна была бы закончиться полным истреблением кавалеристов Келлера. Однако результат оказался ощутимо иным: келлеровцы не только выбили врага с позиций, но и захватили в плен более двух тысяч солдат и офицеров противника. За этот подвиг Фёдор Артурович был награждён Орденом Святого Георгия III степени. Келлер рисковал - но рисковал осмысленно и рассчётливо, всецело полагаясь на выучку своих бойцов. И это приносило успех. Антон Иванович Деникин писал о Келлере: "Федор Артурович водил свои войска в бой красиво и эффектно, словно на батальных полотнах, однако при этом без какой-либо преднамеренной рисовки - это происходило само собой". Ещё более восторженно отзывалась о новоиспечённом комкоре императрица Александра Фёдоровна: "Граф Келлер творит что-то невероятное... Государь его просит быть осторожнее, но он лишь отвечает ему: «Двигаюсь вперед». Большой молодец". Келлер действительно лично водил в атаку свои полки - и в пору своего командования дивизией, и после того, как сделался комкором. Это было не бессмысленным молодечеством, но чётким осознанием особенностей кавалерии как рода войск и особенностей психологии кавалериста. Эта отвага могла дорого обойтись генералу - в боях Первой Мировой войны он был дважды ранен. Но Бог хранил Келлера.
Исследователи также отмечают, что Келлера неизменно отличала забота о подчинённых. Ольга Зеленко-Жданова пишет: "Даже в самые сложные месяцы войны Федор Артурович внимательно следил за довольствием бойцов, принимал все меры по обеспечению их необходимым, на вкус проверял содержимое солдатских котлов и строго взыскивал, если оно было ненадлежащего качества. Зная это, интенданты третьего кавалерийского корпуса никогда не рисковали красть продукты. По приказу графа горячую пищу нижним чинам выдавали не меньше двух раз в сутки". Не забывал комкор и о раненых, регулярно посещая их в лазарете, ободряя, следя, чтобы каждый раненый всегда имел в доступности питьевую воду. "Встречая раненых, выносимых из боя, - вспоминал будущий белоказачий генерал А.Г. Шкуро, - каждого расспрашивал, успокаивал и умел обласкать". Когда в корпусе вспыхнула эпидемия холеры, Келлер, пренебрегая опасностью заразиться, посещал тяжелобольных, лично растирал им ноги и руки, говоря при этом, что "холера, слава Богу, в лёгкой форме, и летальных исходов пока ещё не было". По свидетельству очевидцев, эти посещения и разговоры действовали на больных воодушевляюще - моральная поддержка этим людям, надолго оторванным от дома и ставшим жертвой тяжёлого недуга, была совершенно необходима.
Келлер решительно пресекал любые действия, унижающие честь и достоинство солдат. Рукоприкладство в его корпусе беспощадно наказывалось, невзирая на чины и прошлые заслуги провинившегося. Столь же решительно и настойчиво он протестовал против мер, ограничивающих нижним чинам доступ в общественные увеселительные заведения, парки и сады. Солдат, ежечасно подвергающий свою жизнь опасности во имя Родины, должен знать, что его жертву Родина оценит по заслугам - это для Келлера было вне всякого обсуждения. Он был требовательным командиром - но подкреплял свою требовательность уважительным отношением к подчинённым. Подчинённые об этом знали - потому и шли за ним в атаку безоговорочно, потому и выполняли столь же безоговорочно все его требования. А после смерти Келлера многие из них оставили о генерале тёплые воспоминания.
Ф.А. Келлер вручает георгиевский крест вахмистру Оренбургского казачьего войска
Год 1916-й вошёл в русскую историю как год Брусиловского прорыва. Принял участие в этой победной операции и Фёдор Артурович со своим 3-м кавкорпусом. Корпус действовал в составе 10-й армии генерала П. Лечицкого. Преследуя отступающую австрийскую 7-ю армию, полки Келлера успешно заняли румынский город Кымпулунг, где захватили в плен более 3 тысяч австрийских солдат и офицеров. Наградой Келлеру стало присвоение чина генерала от кавалерии, последовавшее в начале 1917 года. А вскоре пришло роковое известие о февральском перевороте.
Отношение Келлера к февральскому перевороту, казалось бы, общеизвестно. Фёдор Артурович категорически не принял революции и предлагал императору Николаю Второму свой корпус для наведения порядка в мятежной столице. Как и в 1905-м году, Келлер действовал решительно, держался консервативной позиции и не боялся принять главную ответственность на себя. При этом, однако, важно помнить, что Келлер отнюдь не был радикальным противником политических реформ или каким-то оппонентом генералу Алексееву и другим будущим вождям Белого Движения. Отправленная Келлером Николаю Второму телеграмма недвусмысленно свидетельствует: граф одобрял введение "ответственного министерства" (то есть - разделение властей между государем и думой, превращение России в парламентскую монархию) и совершенно не стремился к восстановлению прежней абсолютной монархии а-ля Николай Первый. Но согласиться с насильственным отстранением от власти законного государя, да ещё в разгар боевых действий с внешним врагом Келлеру не позволяла ни честь офицера, ни совесть христианина (а род Келлеров был православным уже в нескольких поколениях). 6 марта 1917 года он отослал свою телеграмму Николаю Второму, в которой выражал свою поддержку лично ему, неверие в добровольность отречения и заканчивал предложением вооружённой помощи. В тот же день он собрал представителей от частей своего корпуса, которым объявил: "Я не верю, чтобы Государь Император в такой момент мог добровольно бросить на гибель армию и Россию. Вот телеграмма, которую я послал Царю: "Третий конный корпус не верит, что Ты, Государь, добровольно отрекся от престола. Прикажи, Царь, придем и защитим Тебя"". Текст телеграммы, которую Келлер реально отослал императору, как мы уже знаем, был гораздо обширнее и неоднозначнее этого изложения, однако для нас важнее другое: Фёдор Артурович был в те роковые дни едва ли не единственным генералом в Русской Армии, кто ясно осознавал, что уступки "революционной демократии" не приведут к чаемому успокоению тыла, что переворот, совершённый в разгар Отечественной войны, грозит "гибелью армии и России". Увы, с этим пониманием Келлер остался одинок. Корпус, хоть и кричал "Ура!" в ответ на его призыв, вскоре спокойно присягнул временному правительству.
Император Николай II (крайний справа) и генерал Ф.А. Келлер (второй слева) делают смотр частям 3-го кавкорпуса.
Фото 1916 года. Справа от Келлера - генерал А.А. Брусилов. Не пройдёт и года, как Брусилов полностью
перейдёт на сторону революции. А Келлер попытается её остановить.
Сам Келлер этой присяги не принял, ибо по понятным причинам, не признавал легитимности путчистов. Уговаривать его решили послать генерала К.Г. Маннергейма (которого нынче - не от большого ума - кое-кто пытается выставить идейным монархистом и русским патриотом). Но Келлер к уговорам будущего правителя независимой Финляндии остался глух, категорически заявив: "Я христианин. И думаю, что грешно менять присягу". Не удалось уговорить строптивого генерала и дивизионным командирам его корпуса. В результате Келлер был отстранён от должности и отправлен в отставку. Прощание его с корпусом было трогательно. Последний раз 3-й кавалерийский корпус прошёл перед своим командиром церемониальным маршем под уходивший в прошлое государственный гимн "Боже, царя храни!" Место Келлера занял генерал Крымов - активный участник антицарского заговора думской оппозиции.
Фёдор Артурович Келлер с чинами штаба 3-го кавкорпуса.
А дальше произошло нечто, совсем удивительное, исчерпывающе характеризующее те доверительные отношения, которые сложились между комкором-3 и его бойцами. Во опасение враждебных действий со стороны генерала-рыцаря, "временные" решили отправить его с фронта под конвоем. Местом пребывания опального полководца назначили Харьков. И по пути, воспользовавшись сном генерала, приставленный к нему конвой... бежал, не желая марать своих рук столь позорным поручением. Келлер продолжал свой путь до Харькова в одиночестве и осел там, вынужденный бессильно наблюдать агонию армии и крушение России. Его пророческие слова, сказанные в марте 1917-го, увы, блестяще подтвердились.
Встаёт вопрос: почему же в том роковом 1917-м году Келлер остался в одиночестве со своим чётким и правильным пониманием ситуации? Отчасти я уже отвечал на этот вопрос. Руководивший Ставкой начальник штаба генерал М.В. Алексеев понимал всю сложность ситуации, в которой он оказался. Революция грозила развалом фронта и поражением в Отечественной войне - но и снять с фронта силы, достаточные для подавления мятежа, он не мог бы, не рискуя всё тем же катастрофическим поражением. Немцы не преминули бы ударить уходящим на "внутренний фронт" русским войскам в тыл, а железные дороги находились под контролем революционных бандформирований. Алексеев по сути стал заложником той информации, которая поступала к нему из столицы - а поступала-то эта информация из рук думских заговорщиков, которым было выгодно сначала раздуть масштабы беспорядков до вселенского размера (впрочем, масштабы мятежа были действительно велики), а затем представить себя в качестве силы, способной взять ситуацию под контроль. Келлер тоже оказался заложником недостатка информации - но у него не было даже тех скудных и некорректных сведений, которыми располагал Алексеев. Масштабов восстания он себе не представлял. Вероятно, ему виделось нечто вроде дворцового переворота в стиле XVIII века, который легко было бы ликвидировать одним верным полком. Возможно, он мог предполагать, что этот переворот поддержан восстанием нескольких запасных батальонов, но вряд ли знал, сколько именно этих батальонов охвачено мятежом. А уж о том, что вслед за петроградским гарнизоном взбунтовался московский, о мятеже в Кронштадте (напомню: телеграмма Келлера была послана царю 6 марта, в то время, как массовое убийство морских офицеров во главе с адмиралом Непениным в Кронштадте произошло уже 4-го) он просто не имел ни малейшего понятия. Как человек, отвечающий только за свой корпус, Келлер действовал безупречно и в полном соответствии с духом присяги, предлагая свой корпус в помощь законному царю. Снятие с фронта одного кавалерийского корпуса вряд ли серьёзно отразилось бы на стратегической обстановке - и тут Келлер был абсолютно прав. Но смог бы Келлер силами одного своего корпуса подавить мятеж таких масштабов, какой разразился в тылу? Увы, на этот вопрос ответ может быть только отрицательным. Трагическая обречённость императора Николая Второго в роковые мартовские дни 1917-го стала столь же трагической обречённостью и для генерала Келлера. Ему оставалось только исповедничество.
Продолжение следует.
Итак, мы оставили Фёдора Артуровича Келлера в начале апреля 1915 года, когда он получил под командование 3-й кавалерийский корпус. А уже в конце апреля Келлер принимает участие в боевых действиях у сёл Баламутовка и Ржавенцы, где в конном строю атакует сильно укреплённые позиции австрийцев - три ряда окопов, укреплённых проволочными заграждениями. Казалось бы - совершенно безумная атака, которая должна была бы закончиться полным истреблением кавалеристов Келлера. Однако результат оказался ощутимо иным: келлеровцы не только выбили врага с позиций, но и захватили в плен более двух тысяч солдат и офицеров противника. За этот подвиг Фёдор Артурович был награждён Орденом Святого Георгия III степени. Келлер рисковал - но рисковал осмысленно и рассчётливо, всецело полагаясь на выучку своих бойцов. И это приносило успех. Антон Иванович Деникин писал о Келлере: "Федор Артурович водил свои войска в бой красиво и эффектно, словно на батальных полотнах, однако при этом без какой-либо преднамеренной рисовки - это происходило само собой". Ещё более восторженно отзывалась о новоиспечённом комкоре императрица Александра Фёдоровна: "Граф Келлер творит что-то невероятное... Государь его просит быть осторожнее, но он лишь отвечает ему: «Двигаюсь вперед». Большой молодец". Келлер действительно лично водил в атаку свои полки - и в пору своего командования дивизией, и после того, как сделался комкором. Это было не бессмысленным молодечеством, но чётким осознанием особенностей кавалерии как рода войск и особенностей психологии кавалериста. Эта отвага могла дорого обойтись генералу - в боях Первой Мировой войны он был дважды ранен. Но Бог хранил Келлера.
Исследователи также отмечают, что Келлера неизменно отличала забота о подчинённых. Ольга Зеленко-Жданова пишет: "Даже в самые сложные месяцы войны Федор Артурович внимательно следил за довольствием бойцов, принимал все меры по обеспечению их необходимым, на вкус проверял содержимое солдатских котлов и строго взыскивал, если оно было ненадлежащего качества. Зная это, интенданты третьего кавалерийского корпуса никогда не рисковали красть продукты. По приказу графа горячую пищу нижним чинам выдавали не меньше двух раз в сутки". Не забывал комкор и о раненых, регулярно посещая их в лазарете, ободряя, следя, чтобы каждый раненый всегда имел в доступности питьевую воду. "Встречая раненых, выносимых из боя, - вспоминал будущий белоказачий генерал А.Г. Шкуро, - каждого расспрашивал, успокаивал и умел обласкать". Когда в корпусе вспыхнула эпидемия холеры, Келлер, пренебрегая опасностью заразиться, посещал тяжелобольных, лично растирал им ноги и руки, говоря при этом, что "холера, слава Богу, в лёгкой форме, и летальных исходов пока ещё не было". По свидетельству очевидцев, эти посещения и разговоры действовали на больных воодушевляюще - моральная поддержка этим людям, надолго оторванным от дома и ставшим жертвой тяжёлого недуга, была совершенно необходима.
Келлер решительно пресекал любые действия, унижающие честь и достоинство солдат. Рукоприкладство в его корпусе беспощадно наказывалось, невзирая на чины и прошлые заслуги провинившегося. Столь же решительно и настойчиво он протестовал против мер, ограничивающих нижним чинам доступ в общественные увеселительные заведения, парки и сады. Солдат, ежечасно подвергающий свою жизнь опасности во имя Родины, должен знать, что его жертву Родина оценит по заслугам - это для Келлера было вне всякого обсуждения. Он был требовательным командиром - но подкреплял свою требовательность уважительным отношением к подчинённым. Подчинённые об этом знали - потому и шли за ним в атаку безоговорочно, потому и выполняли столь же безоговорочно все его требования. А после смерти Келлера многие из них оставили о генерале тёплые воспоминания.
Ф.А. Келлер вручает георгиевский крест вахмистру Оренбургского казачьего войска
Год 1916-й вошёл в русскую историю как год Брусиловского прорыва. Принял участие в этой победной операции и Фёдор Артурович со своим 3-м кавкорпусом. Корпус действовал в составе 10-й армии генерала П. Лечицкого. Преследуя отступающую австрийскую 7-ю армию, полки Келлера успешно заняли румынский город Кымпулунг, где захватили в плен более 3 тысяч австрийских солдат и офицеров. Наградой Келлеру стало присвоение чина генерала от кавалерии, последовавшее в начале 1917 года. А вскоре пришло роковое известие о февральском перевороте.
Отношение Келлера к февральскому перевороту, казалось бы, общеизвестно. Фёдор Артурович категорически не принял революции и предлагал императору Николаю Второму свой корпус для наведения порядка в мятежной столице. Как и в 1905-м году, Келлер действовал решительно, держался консервативной позиции и не боялся принять главную ответственность на себя. При этом, однако, важно помнить, что Келлер отнюдь не был радикальным противником политических реформ или каким-то оппонентом генералу Алексееву и другим будущим вождям Белого Движения. Отправленная Келлером Николаю Второму телеграмма недвусмысленно свидетельствует: граф одобрял введение "ответственного министерства" (то есть - разделение властей между государем и думой, превращение России в парламентскую монархию) и совершенно не стремился к восстановлению прежней абсолютной монархии а-ля Николай Первый. Но согласиться с насильственным отстранением от власти законного государя, да ещё в разгар боевых действий с внешним врагом Келлеру не позволяла ни честь офицера, ни совесть христианина (а род Келлеров был православным уже в нескольких поколениях). 6 марта 1917 года он отослал свою телеграмму Николаю Второму, в которой выражал свою поддержку лично ему, неверие в добровольность отречения и заканчивал предложением вооружённой помощи. В тот же день он собрал представителей от частей своего корпуса, которым объявил: "Я не верю, чтобы Государь Император в такой момент мог добровольно бросить на гибель армию и Россию. Вот телеграмма, которую я послал Царю: "Третий конный корпус не верит, что Ты, Государь, добровольно отрекся от престола. Прикажи, Царь, придем и защитим Тебя"". Текст телеграммы, которую Келлер реально отослал императору, как мы уже знаем, был гораздо обширнее и неоднозначнее этого изложения, однако для нас важнее другое: Фёдор Артурович был в те роковые дни едва ли не единственным генералом в Русской Армии, кто ясно осознавал, что уступки "революционной демократии" не приведут к чаемому успокоению тыла, что переворот, совершённый в разгар Отечественной войны, грозит "гибелью армии и России". Увы, с этим пониманием Келлер остался одинок. Корпус, хоть и кричал "Ура!" в ответ на его призыв, вскоре спокойно присягнул временному правительству.
Император Николай II (крайний справа) и генерал Ф.А. Келлер (второй слева) делают смотр частям 3-го кавкорпуса.
Фото 1916 года. Справа от Келлера - генерал А.А. Брусилов. Не пройдёт и года, как Брусилов полностью
перейдёт на сторону революции. А Келлер попытается её остановить.
Сам Келлер этой присяги не принял, ибо по понятным причинам, не признавал легитимности путчистов. Уговаривать его решили послать генерала К.Г. Маннергейма (которого нынче - не от большого ума - кое-кто пытается выставить идейным монархистом и русским патриотом). Но Келлер к уговорам будущего правителя независимой Финляндии остался глух, категорически заявив: "Я христианин. И думаю, что грешно менять присягу". Не удалось уговорить строптивого генерала и дивизионным командирам его корпуса. В результате Келлер был отстранён от должности и отправлен в отставку. Прощание его с корпусом было трогательно. Последний раз 3-й кавалерийский корпус прошёл перед своим командиром церемониальным маршем под уходивший в прошлое государственный гимн "Боже, царя храни!" Место Келлера занял генерал Крымов - активный участник антицарского заговора думской оппозиции.
Фёдор Артурович Келлер с чинами штаба 3-го кавкорпуса.
А дальше произошло нечто, совсем удивительное, исчерпывающе характеризующее те доверительные отношения, которые сложились между комкором-3 и его бойцами. Во опасение враждебных действий со стороны генерала-рыцаря, "временные" решили отправить его с фронта под конвоем. Местом пребывания опального полководца назначили Харьков. И по пути, воспользовавшись сном генерала, приставленный к нему конвой... бежал, не желая марать своих рук столь позорным поручением. Келлер продолжал свой путь до Харькова в одиночестве и осел там, вынужденный бессильно наблюдать агонию армии и крушение России. Его пророческие слова, сказанные в марте 1917-го, увы, блестяще подтвердились.
Встаёт вопрос: почему же в том роковом 1917-м году Келлер остался в одиночестве со своим чётким и правильным пониманием ситуации? Отчасти я уже отвечал на этот вопрос. Руководивший Ставкой начальник штаба генерал М.В. Алексеев понимал всю сложность ситуации, в которой он оказался. Революция грозила развалом фронта и поражением в Отечественной войне - но и снять с фронта силы, достаточные для подавления мятежа, он не мог бы, не рискуя всё тем же катастрофическим поражением. Немцы не преминули бы ударить уходящим на "внутренний фронт" русским войскам в тыл, а железные дороги находились под контролем революционных бандформирований. Алексеев по сути стал заложником той информации, которая поступала к нему из столицы - а поступала-то эта информация из рук думских заговорщиков, которым было выгодно сначала раздуть масштабы беспорядков до вселенского размера (впрочем, масштабы мятежа были действительно велики), а затем представить себя в качестве силы, способной взять ситуацию под контроль. Келлер тоже оказался заложником недостатка информации - но у него не было даже тех скудных и некорректных сведений, которыми располагал Алексеев. Масштабов восстания он себе не представлял. Вероятно, ему виделось нечто вроде дворцового переворота в стиле XVIII века, который легко было бы ликвидировать одним верным полком. Возможно, он мог предполагать, что этот переворот поддержан восстанием нескольких запасных батальонов, но вряд ли знал, сколько именно этих батальонов охвачено мятежом. А уж о том, что вслед за петроградским гарнизоном взбунтовался московский, о мятеже в Кронштадте (напомню: телеграмма Келлера была послана царю 6 марта, в то время, как массовое убийство морских офицеров во главе с адмиралом Непениным в Кронштадте произошло уже 4-го) он просто не имел ни малейшего понятия. Как человек, отвечающий только за свой корпус, Келлер действовал безупречно и в полном соответствии с духом присяги, предлагая свой корпус в помощь законному царю. Снятие с фронта одного кавалерийского корпуса вряд ли серьёзно отразилось бы на стратегической обстановке - и тут Келлер был абсолютно прав. Но смог бы Келлер силами одного своего корпуса подавить мятеж таких масштабов, какой разразился в тылу? Увы, на этот вопрос ответ может быть только отрицательным. Трагическая обречённость императора Николая Второго в роковые мартовские дни 1917-го стала столь же трагической обречённостью и для генерала Келлера. Ему оставалось только исповедничество.
Продолжение следует.