Генерал М.К. Дитерихс и лебединая песня Белого Движения
Обещанное продолжение темы, начатой здесь.
Генерал М.К. Дитерихс - воевода Земской Рати
Как мои читатели, наверное, помнят, мы расстались с Михаилом Константиновичем Дитерихсом, когда после падения Омска и крушения всего белого Восточного фронта он окончательно порвал с Колчаком и отбыл в эмиграцию в Харбин, где занялся систематизацией сведений об убийстве последней царской семьи. Результатом чего стала книга "Убийство царской семьи", до сих пор популярная в православных и монархических кругах. Между тем, Гражданская война на востоке России продолжалась. Дитерихс поторопился счесть, что всё пропало. Каппель не зря слыл лучшим полководцем у Колчака: ему удалось невозможное. Пройдя тысячи километров по заснеженной тайге и по льду Байкала (а лёд этот даже лютой сибирской зимой очень хрупок из-за бюьщих под водой ключей), бывшая армия Колчака вышла в Забайкалье, где соединилась с войсками атамана Г.М. Семёнова. Возникла т.н. "читинская пробка" - довольно мощная группировка белогвардейских и японских войск, закрывавшая красным путь к Тихому океану. 17 июля японцы подписали мирное соглашение с красными, согласно которому они обязались вывести свои войска из Забайкалья, а красные - не наступать с запада. В итоге красные сделали ставку на действовавших в тылу Семёнова партизан. Из партизанских отрядов был сформирован Амурский фронт, который и ударил по Семёнову. 22 октября 1920 года красные взяли Читу. Белогвардейцы отступили в Маньчжурию, откуда по КВЖД большая часть бывших колчаковских войск (теперь их называли каппелевцами - по фамилии их командующего в Сибирском Ледяном походе) эвакуировалась в Приморье.
Дитерихс всё это время находился в Харбине, работая над книгой. Не принимал он участия и в Волочаевском сражении, которое дал красным каппелевский генерал В. Молчанов. Потерпев поражение, Молчанов отвёл свою Белоповстанческую Армию к Владивостоку, где вскоре разразились беспорядки - Народное Собрание (некий аналог парламента) вступил в противоборство с правительством купцов братьев Меркуловых. А поскольку ни той, ни другой "ветви власти" не удалось одержать убедительной победы, народ очень метко окрестил происходящее "государственным недоворотом". Но шутки - шутками, а "недоворот" грозил обернуться серьёзным вооружёнными противостоянием между двумя группировками белых, сосредоточившихся в Приморье - каппелевцами и семёновцами (имеются в виду остатки войск Г.М. Семёнова, сведённые в отдельный корпус).
В таких условиях лидеры каппелевцев сочли за благо обратиться к генералу М.К. Дитерихсу, имя которого, как ближайшего соратника покойного Колчака, было одинаково авторитетно для обоих белых лагерей. В Харбин полетела телеграмма: "Генералу Дитерихсу. Общее положение, интересы русского дела на Дальнем Востоке повелительно требуют Вашего немедленного приезда во Владивосток. Армия и Флот единодушны в желании видеть Вас во главе дела и уверены, что Ваше патриотическое чувство подскажет Вам решение, вполне согласованное с общим желанием. Просим телеграфного ответа. Вержбицкий, Молчанов, Смолин, Бородин, Пухов, Фомин".
Последние борцы за Белую Идею - генералы Григорий Вержбицкий, Михаил Дитерихс и Викторин Молчанов
Генерал не заставил себя долго уговаривать. 8 июня 1922 года он прибыл во Владивосток. Первым делом Михаил Константинович попытался ликвидировать "недоворот". Ему удалось свести дело к "нулевому варианту" - убедить Меркуловых уйти в отставку, а Народное Собрание - самораспуститься. Вместо избранного по "четырёххвостке" Народного Собрания, в котором тон задавали эсеры и меньшевики, Дитерихс созвал Приморский Земский Собор, основанный на сословном представительстве. В результате в новом законодательном органе большинство голосов получили представители Белой Армии, православного духовенства и казачества. Собор получился весьма и весьма правым - и вряд ли можно удивляться, что на роль главы правительства и главнокомандующего белыми войсками он выдвинул Дитерихса.
Новый правитель подверг реорганизации систему государственного управления в Приморье. Основой местного самоуправления становились церковные приходы. В помощь правителю создавался Приморский Поместный совет, состоявший из владивостокского городского головы, атамана Уссурийского казачьего войска, председателя областной земской управы и представителей Армии. Законодательная власть осуществлялась Земской Думой, депутаты которой избирались от церковных приходов. Таким образом, Дитерихс попытался подкрепить провозглашённую им религиозно-милитаристскую идеологию соответствующим принципом формирования органов власти.
Теперь Михаил Константинович получил полную свободу для воплощения в жизнь своих политических идеалов - в той мере, в какой это было возможно в пределах Приморского края, на который с трёх сторон наседали численно превосходящие большевики. Мы уже говорили о том, с каким энтузиазмом Дитерихс поддержал идею создания в колчаковской армии Дружин Святого Креста. Идеология этих дружин в Приморье стала государственной. Расчёт делался на то, что народ в основной своей толще не утратил живого религиозного чувства. Многие правые белогвардейцы полагали, что достаточно внятно провозгласить религиозный и монархический лозунг - и вокруг него народ сплотится, как вокруг привычного знамени. Увы, этот расчёт оказался неверен. Религиозность дифференциалами уходила из народного сознания, заменяясь всевозможными суррогатами, задолго до революции. Достаточно вспомнить, что в русском фольклоре мы напрасно будем искать положительные образы православных священнослужителей - их там нет. А ведь Россия дала миру тысячи святых. Но народу они были неинтересны. Революция лишь зафиксировала процесс массовой апостасии. Дитерихс был полон энтузиазма провозгласить против большевиков нечто вроде православного джихада. Армия была переименована в Земскую Рать. Корпуса стали именоваться "группами", полки - "отрядами", батальоны - "дружинами". По расчётам Михаила Константиновича, это должно было вызывать в народе ассоциации с Земским Ополчением Минина и Пожарского - и тем самым будить чувство национальной гордости и праведного гнева на разорителей Отечества и врагов Церкви - как в годы Великой Смуты XVII века. Отклика эта инициатива не нашла - зато отказ от привычной военной терминологии до крайности запутал штабную переписку. А уж когда Дитерихс заговорил о необходимости материальных пожертвований на содержание Земской Рати - по городам и весям Приморья прокатилась волна собраний и сходок, обсуждавших, как бы уклониться от этой неожиданной новой "повинности".
Дитерихс и его соратники по Приморской Земской Рати
Дитерихс решительно порвал с прежним колчаковским "непредрешенчеством". Текст присяги, которую он произнёс в кафедральном соборе Владивостока, гласил: "Обещаюсь и клянусь Всемогущим Богом перед Святым Его Евангелием и Животворящим Крестом Господним в том, что принимаемое мною по воле и избранию Приамурского Земского Собора возглавление на правах Верховной Власти Приамурского Государственного Образования со званием Правителя я приемлю и сим возлагаю на себя на время смуты и нестроения народного с единой мыслью о благе и пользе всего населения Приамурского Края и сохранения его как достояния Российской Державы. Отнюдь не ища и не преследуя никаких личных выгод, я обязуюсь свято выполнить пожелание Земского Собора, им высказанное, и приложить по совести всю силу разумения моего и самую жизнь мою на высокое и ответственное служение Родине нашей России, - блюдя законы ее и следуя ее историческим исконным заветам, возвещенным Земским Собором, памятуя, что я во всем том, что учиню по долгу Правителя, должен буду дать ответ перед Русским Царем и Русской Землей. В удостоверение сей моей клятвы я перед алтарем Божиим и в присутствии Земского Собора целую слова и Крест Спасителя моего. Аминь". Таким образом, открыто было объявлено, что Земская Рать взяла курс на восстановление монархии.
Были направлены телеграммы в Европу - вдовствующей императрице Марии Фёдоровне и великому князю Николаю Николаевичу как старейшим представителям дома Романовых. Их приглашали занять должность верховного правителя России или делегировать на этот пост кого-нибудь другого из членов царской семьи. Однако, и Мария Фёдоровна, и Николай Николаевич прекрасно понимали, насколько слабы силы Дитерихса, насколько эфемерны надежды на возрождение монархии. Поэтому ограничились лишь ответными благодарственными телеграммами.
Впрочем, Дитерихс и сам понимал ограниченность своих возможностей. Понимал он и недостаточную легитимность Приморского Земского Собора в масштабах всей страны. "Первой нашей задачей, - говорил он, - стоит единственная, исключительная и определенная борьба с советской властью, свержение ее. Далее - это уже не мы. Далее - это будущий Земский Собор". Его надежда была не на военную победу приморского крестоносного воинства, а на всплеск религиозного чувства в широких массах, на восстание в тылу большевиков в поддержку Земской Рати.
Чуда не случилось. К 1922 году народ устал от войны. Он готов был подчиниться сильнейшему - каковыми ему однозначно представлялись большевики. Историк А.А. Петров пишет, что Михаилу Константиновичу очень быстро пришлось осознать, "что призывы его падают в пустоту. Никто и ничем не хотел жертвовать. Владивосток, ставший за последние годы городом спекулянтов, дал в армию всего 160 человек, да и то часть из них пришлось отлавливать прямо на улицах. Никольск дал 200 человек, причем ни одеть, ни снабдить их города не смогли. Учащиеся и вообще интеллигенция при известии о призыве ринулись не на фронт, а как можно дальше от него - в полосу отчуждения КВЖД".
А большевики, не спеша, пополнили свои резервы и в сентябре ринулись в наступление. Командовал войсками марионеточной ДВР, провозглашённой большевиками на территории Дальнего Востока, присланный из Советской России Иероним Уборевич. Поначалу белые парировали удары большевистских войск, группа В. Молчанова даже пыталась переходить в наступление, добившись во встречных боях 6 октября некоторых тактических успехов. Но сказывался недостаток сил (Дитерихс имел под ружьём всего 7315 бойцов при 22 орудиях), а главное - боеприпасов. Патроны и снаряды были в избытке на складах во Владивостоке, но эти склады контролировались японцами, а эти "союзники" категорически отказались выдать боеприпасы русским войскам, несмотря на неоднократные обращения Дитерихса.
Первая Мировая война закончилась, и русские патриоты, фактически вытянувшие всю войну на своих плечах, союзникам по Антанте были больше не нужны. Япония, если и вмешивалась в Русскую Смуту, то исключительно в своих геополитических целях, рассчитывая под шумок прикарманить богатые сырьём дальневосточные и сибирские русские земли. Именно по этой причине, к слову, японцам так и не удалось сговориться с Колчаком. Теперь же усиления Японии на Дальнем Востоке категорически не хотели американцы. Под их давлением японцы оказались вынуждены начать эвакуацию с Дальнего Востока. Для чего им теперь были нужны белые? А ни для чего. Русское антибольшевистское сопротивление было попросту "слито".
Японские интервенты во Владивостоке.
Нельзя сказать, чтобы Дитерихс был шибко огорчён эвакуацией японцев - как русский патриот, он, безусловно, тяготился их присутствием, отношение же их к Белому Движению и раньше было отмечено целой чередой конфликтов. Но японцы, уходя, оставили белую армию без боеприпасов. Достаточно сказать, что Спасск, который запросто мог бы принять в своих стенах целую дивизию и обороняться месяцами, был захвачен красными за два дня. Мощные форты Спасска не имели артиллерии - оборонявшие его белые войска могли выставить против наступающих большевиков лишь девять (!!!) пушек при крайне ограниченных запасах снарядов, патронов же, можно сказать, не было вовсе. Отдельные удачи белых войск, такие, как победа под Ивановкой, о которой пишет А.А. Петров, хоть и стали новыми славными страницами в русской военной истории, но ничего не решали. 13 - 14 октября белые войска предприняли последнюю отчаянную попытку перейти в наступление, что вылилось в безрезультатные сражения у Монастырища и Халкидона. 17 октября Дитерихс признал своё поражение.
Группа чинов Приморской Земской Рати
В своём последнем приказе М.К. Дитерихс писал: "Двенадцать тяжелых дней борьбы одними кадрами бессмертных героев Сибири и Ледяного похода, без пополнения, без патронов (выделено мной - М.М.), решили участь земского Приамурского края. Скоро его уже не станет. Он как тело умрет. Но только как тело. В духовном отношении, в значении ярко вспыхнувшей в пределах его русской исторической, нравственно-религиозной идеологии - он никогда не умрет в будущей истории возрождения Великой Святой Руси. Семя брошено. Оно упало сейчас еще на мало подготовленную почву, но грядущая буря ужасов коммунистической власти разнесет это семя по широкой ниве земли Русской и при помощи безграничной милости Божией принесет свои плодотворные результаты. Я горячо верю, что Россия вновь возродится в Россию Христа, Россию Помазанника Божия, но что теперь мы были недостойны еще этой великой милости Всевышнего Творца". Дитерихс, как истинный православный христианин, не снимает с себя ответственности за поражение. Неудача лишь усиливает его покаянное самоощущение. Но, думаю, любой непредвзятый читатель этих строк согласится, что в действительности Михаилом Константиновичем было сделано всё, от него зависевшее, ради победы. И "недостоин" оказался отнюдь не он и тем более - не его бойцы, жертвовавшие собой в безнадёжных схватках с красными. Недостойны оказались те, кто ради личного благополучия отказал в поддержке последним рыцарям уходившей в небытие православной Российской Империи. Потом, сполна ощутив на себе все прелести большевистского правления, с национализациями, "уплотнениями" и массовыми репрессиями, они, вероятно, горько раскаивались в своей теплохладности. Но было уже поздно.
Впрочем, стоит обратить внимание, что Дитерихс отнюдь не утратил веры в свои прежние идеалы. Как искренне верующий человек, он и в отчаянных обстоятельствах октября 1922 года остался чужд отчаяния. Он по-прежнему верил в то, что рано или поздно разум в сознании людей восторжествует, и Россия вернётся к прежним христианским идеалам. А до того времени нужно было сохранить армию.
Белые войска уходили в эмиграцию. Часть из них эвакуировалась из Владивостока на кораблях эскадры адмирала Старка. Часть шла за границу пешим порядком. Вопреки распространённому мнению о царившей в белом тылу панике и о неумении "опереточного" воеводы навести хоть какой-то порядок, Дитерихс распоряжался эвакуацией своих войск до самого конца. Как капитан не покидает своего мостика до тех пор, пока последний матрос не уйдёт с тонущего корабля, так же в точности поступал и Дитерихс. 16 октября он явился во Владивосток, где организовал посадку войск и гражданских беженцев на суда. Поскольку кораблей в белой эскадре Старка не хватало, Дитерихс добился от японцев согласия принять белогвардейцев на свои транспорты. Только после этого воевода Земской Рати покинул Владивосток и направился в Посьет. Оттуда часть людей была эвакуирована морем в Корею, а часть двинулась пешим порядком в Китай. Туда же отступала и войсковая группа генерала Смолина. 25 октября 1922 года последний белый корабль покинул Владивосток. Земская Рать Дитерихса уходила в эмиграцию разбитой, но не сломленой. И сам генерал, и его бойцы готовы были продолжать борьбу. В истории Белого Движения на Востоке и в судьбе Михаила Константиновича начинался новый этап. Но об этом в следующий раз.
Продолжение следует.