Именины - хуже некуда: почему?
Императору всероссийскому Петру III "посчастливилось" так, что дворцовый переворот, свергший его с престола (а в конечнмом итоге стоивший ему жизни), произошёл аккурат в день его именин - в День Святых Первоверховны Апостолов Петра и Павла. В то самое время, когда ничего не подозревающий император собирался отметить свои именины с большой пышностью, карета увозила его мятежную супругу - Екатерину - из Петергофа в Петербург, где заговорщики уже подготовили всё необходимое для провозглашения её самодержавной императрицей. Было это в 1762 году, то есть, ровно 260 лет тому назад.
О событиях этого переворота я уже имел удовольствие писать несколько лет тому назад (см. здесь). За кадром остался только вопрос о причинах столь лёгкого успеха дворцового переворота, возведшего на престол дважды клятвопреступницу Екатерину [1]. Которая, между прочим, после этого успешно процарствовала 34 года и даже удостоилась в исторической науке (не вполне оправданно, на мой взгляд) именования Екатерины Великой. Давайте об этих причинах сейчас и поговорим. А заодно кинем взгляд и на то, насколько оправдались ожидания людей, поставивших на переворот.
Пётр III
Первая и, пожалуй, самая главная причина столь лёгкого успеха заговора состояла во внешней политике нового императора, круто развернувшего её на 180 градусов после кончины своей царственной тётки. Вообще-то такие крутые развороты - обычное дело в монархических государствах. Но проблема заключалась в том, что Пётр III вступил на престол в разгар войны с Пруссией. Война стремительно клонилась к победе России и её союзников по антипрусской коалиции, русские войска даже успели взять на капитуляцию Берлин, содрав с него приличную контрибуцию, перед полководческим гением Петра Румянцева пала крепость Кольберг. Слодовало ожидать непременного разгрома короля-милитариста Фридриха II и почётного для России мира, однако смерть Елизаветы смешала весь политический расклад. Преклонявшийся перед Фридрихом Пётр Фёдорович распорядился немедленно начать переговоры о мире и широким жестом возвратил фактически уже побеждённому королю все завоёванные у него земли. Более того - действующей армии было приказано не возвращаться в Россию, а, вступив с Фридрихом в союз, действовать против недавней союзницы Австрии.
Даже если бы Пётр III ничего больше не сделал, одного этого "широкого жеста" с лихвой хватило бы, чтобы обеспечить ему стойкую непопулярность в армии. Можно спорить о том, насколько соответствовало национальным интересам России её участие в Семилетней войне и какая ориентация - фридриховская или антифридриховская - была более выгодна России, и это будет вполне респектабельный спор. Можно говорить о том, что союзники - Австрия и Франция - стремились загребать жар чужими руками, интриговали против русской армии и предавали её при каждом удобном случае - и это будет правдой. Вот только война - это не только продолжение политики другими средствами. Ещё это кровь. И смерть. А для тех, кто непосредственно в ней участвует - это могилы боевых товарищей на всём протяжении "боевого пути воинской части". И те, кто воевал против Фридриха, по всей Восточной Европе оставили могильные холмики под безымянными крестами, где лежали самые дорогие для них люди - те, с кем вместе рисковали жизнью "за веру Православную да за матушку государыню", те, с кем ели из одного котла, с кем делили последний кусок хлеба, те, кто, может быть, в прошлом бою вытащил тебя из-под огня, а в этом - не уберёгся. Для этих людей завоевания в Восточной Пруссии были не просто территориями, не просто разменной монетой в геополитическом торге, не просто славой - они своей кровью заплатили за эти квадратные километры территории, которую теперь новый император широким жестом подарил прусскому королю, недавнему врагу, по приказу которого раненых русских солдат, подобранных на поле боя, живьём закапывали в землю. Подарил, ничего не объясняя, никак не мотивируя, из одной личной симпатии к этому "величайшему полководцу своего времени". По сути, Пётр III вытер ноги о кровь русских солдат и о слёзы вдов и сирот, оставшихся в России [2].
Русская армия Семилетней войны
Дальше - больше. Заключив предательский Петербургский мир, отрекшись от всех жертв, принесённых Россией в Семилетней войне, Пётр не упускал ни единого случая продемонстрировать, что Фридриха он считает не просто своим кумиром - но своим непосредственным повелителем. Он вырядился в прусский мундир [3], щеголял в прусских орденах (а о русском ордене Андрея Первозванного, положенном ему по статусу русского самодержца, вспомнил лишь в день переворота, лишившего его престола), очевидцы не раз слышали от него заявления, что он звание прусского генерала, пожалованное Фридрихом, ставит выше, чем звание российского императора. Прусский посол Бернгард Гольц сразу же по прибытии своём в Петербург сделался императорским фаворитом. Злые языки передавали из уст в уста сплетню, будто Пётр лично отдаёт своих фрейлин пылкому немцу [4] в наложницы и стоит по ночам на часах при дверях спальни пруссака. Рассказывали, будто придворный секретарь Волков принёс Петру на подпись проект очередного указа и ... не был принят: государь стоял с обнажённым палашом, карауля спальню Гольца и заявил ошарашенному Волкову: "Завтра! Сейчас здесь нет императора, здесь только солдат". Трудно сказать, что было в этих сплетнях правдой, а что - присочинялось недоброжелателями царя с подачи Екатерины, но факт в том, что Пётр Фёдорович сам давал повод для таких сплетен своим оголтелым пруссофильством. В общем первую причину для всенародной ненависти к Петру III и к его правлению весьма точно сформулировал М.В. Ломоносов:
Знавал ли кто из в свет рождённых,
Чтоб победителей народ
Предался в руки побеждённых?
О стыд! О странный оборот!
Пруссофильские высказывания императора, унизительные для русских вообще и для русской армии в особенности заговорщики активно подхватывали и тиражировали, по ходу присочиняя всё новые и новые подробности, в результате армия, всегда очень щепетильно относившаяся к вопросам воинской чести, видела в императоре банального предателя. А бывалые ветераны, участвовавшие в Семилетней войне с самого начала, помнили ещё, как после победной Гросс-Егерсдорфской битвы, в которой главнокомандующий Апраксин фактически бездействовал, а победу у пруссаков вырвал молодой и инициативный Румянцев, русская армия начала стремительное и ничем не объяснимое отступление к русским границам, лишившее её всех стратегических преимуществ от выигранного сражения. Это странное отступление оказалось неожиданностью даже для пруссаков, которые целую неделю не смели поверить в свою фантастическую удачу. В этом оступлении армия единодушно винила Петра Фёдоровича с его пруссофильскими симпатиями. Поговаривали, что императрица при смерти, а наследнику судьба Пруссии куда дороже, чем честь России, вот Апраксин и решил подстраховаться ну, как умрёт государыня, тогда как бы эта победа не вышла бы ему боком... Данное объяснение действиям Апраксина, правда, было не единственным, но если бы не раболепное обожание Фридриха наследником, оно вообще не появилось бы ни в чьём воспалённом воображении.
Степан Фёдорович Апраксин
Вторая причина, тесно связанная с первой - это планируемая Петром Фёдоровичем война против Дании за оккупированный Шлезвиг. Спору нет - война справедливая, освободительная. Вот только русским национальным интересам ни в малейшей степени не соответствующая. Русской армии, только что вышедшей из горнила Семилетней войны, предстояло лечь навозом в землю ради интересов Голштинского герцогства и без малейших выгод для самой России. А это уже прямо заставляло русских людей чувствовать свою страну оккупированной, а себя - колониальными рабами. С каковой ролью русские люди, естественно, мириться не желали. Из уст в уста передавалась шутка известного балагура гетмана Кирилла Разумовского. В ответ на предложение царя возглавить армию, отправляющуюся в поход против Дании, гетман заметил: "Ваше величество, тут две армии нужны: одна пойдёт вперёд, а другая - караулить первую, чтобы та не разбежалась по дороге". Шутки - шутками, но эти слова как нельзя лучше характеризовали отношение русского общества к затеваемой Петром III войне.
Кирилл Григорьевич Разумовский
Не стоит сбрасывать со счетов и церковный вопрос. Даже в весьма лояльной к Петру III книге Александра Мыльникова Пётр выставлен типичным протестантом, противопоставляющим Бога Церкви (пусть и с притянутым за уши Ломоносовым). В его планы входило переменить весь строй русского богослужения ради сближения его с более понятными для него лютеранскими традициями. В частности, упразднить все иконы, кроме изображений Христа и Богородицы. А также переодеть священство в короткие кафтаны по образцу немецких пасторов. Но эти планы так и остались только в набросках (потому некоторые исследователи и пытаются их оспаривать). А вот конфискацию монастырских и церковных земель Пётр Фёдорович начал. И совсем не случайно практически все архиереи Русской Православной Церкви поддержали переворот в пользу Екатерины и одними из первых явились ей присягать. Для кого-то это будет поводом поговорить про "попов-христопродавцев" и "народ - хранитель Православия" [5]. Для кого-то - повод вспомнить о пресловутых "попах на мерседесах" и лишний раз обвинить священство в патологическом корыстолюбии. Но давайте задумаемся над простой вещью. Вот, умирает набожный христианин. За неимением родственников кому он может завещать своё имущество? Разумеется, Церкви, чтобы она во исполнение Евангельских заповедей могла бы с этого имущества помогать бедным. Государство же, налагая руку на церковные имущества, по сути лишает этого христианина законного права распорядиться им после смерти по своему усмотрению. Тем более, что земельные угодья, доход с которых обращался Церковью на помощь самым социально-незащищённым слоям населения, государство пустит совсем на другие цели - например, на подарки фаворитам очередного царя. Не торопитесь осуждать: именно таковы были аргументы против секуляризации священномученика Арсения Мациевича.
Кто-то может возразить, что всё вышеизложенное ни в малейшей степени не оправдывает покушения на законные права помазанника Божия. На первый взгляд, всё так... Но ведь помазанником Божиим был и Юлиан Отступник, сознательно отвергший христианство. Что же, будем теперь обвинять святых отцов за то, что те массово радовались гибели этого коронованного палача Церкви? Что же касается непосредственно Петра III, то как раз он никаким помазанником Божиим и не был. Несмотря на неоднократно делавшиеся ему представления, он всё откладывал и откладывал свю коронацию (соответственно, и таинство помазания на царство), следуя в этом примеру обожаемого Фридриха. Но Фридрих был формально - протестантом, не верящим в силу Церковных Таинств, фактически же - просто безбожником. Пётр же Третий правил православной империей. И тут мы оказываемся перед простой дилеммой. Если мы считаем Петра III "помазанником Божиим", то мы - протестанты, полагающие, что Бог - отдельно, а Церковь - отдельно и считающие, что Таинства никакой роли не играют. Если же мы православные и исповедуем спасительную силу и необходимость Таинств, то нам придётся признать, что Пётр III от своего помазанничества сознательно отрёкся. Что, думается, сыграло не последнюю роль в той лёгкости, с которой войска в 1762 году переходили на сторону мятежников.
Можно, конечно, порассуждать о том, что Бог не случайно свёл в один день убийства св. Андрея Боголюбского, св. императора Николая II и Петра III. Но тогда придётся задаться и вопросом, почему Господь попустил, чтобы Пётр Фёдорович лишился престола именно в день своих именин. Не за то ли самое, что, оставаясь в душе протестантом, он не чтил святых и планировал упразднить их почитание в Русской Церкви? И вообще, почему Промысл Божий не допустил России закончить Семилетнюю войну на своих условиях, разменяв "взятую на шпагу" Восточную Пруссию с Польшей на освобождение оккупированных западнорусских земель? Почему Россия поделила Польшу с Пруссией, а не Пруссию - с Польшей? Чем протестанты-немцы во главе с королём-безбожником богоугоднее католиков-поляков? Про то, что освобождение западнорусских земель по екатерининскому сценарию осталось неполным, оставив Галицию в иноземных руках, я уж и не говорю. И тут у нас остаётся только два пути. Либо замереть в благоговейном молчании перед непостижимой тайной Промысла Божия, либо попытаться постичь Божий Замысел во всех описанных выше событиях, а не выборочно. Подгонять же искусственно бесконечную Премудрость Божию под наши слишком земные, слишком человеческие идеологические рамки, цензурируя историю, - дело и неблагодарное, и неблагочестивое.
Пётр III. На портретах он везде с орденом Андрея Первозванного.
Но, по единодушному свидетельству современников, надевал он его неохотно.
В конце концов, и Священная История знала примеры, когда по грехам царя Бог не просто отнимал у него царство, но и прямо благословлял - через явных и заведомых пророков - перевороты против царя-богопротивника. И отнюдь не всегда в Библии новоявленный помазанник Божий, явившийся на трон по такому вот чудесному призванию, оказывался набожнее своего отвергнутого предшественника. И если Библия не склонна оправдывать грехами Ииуя отступничество Ахава, то, очевидно, и грехи Екатерины не могут служить оправданием аналогичным грехам её незадачливого супруга.
Добавим ещё один штришок, который кому-то может показаться малозначимым, но на самом деле имел очень большое значение. Стремясь во всём подражать Фридриху Великому, Пётр III распорядился переодеть русскую армию по прусскому образцу. Неизменным остался лишь прежний зелёный цвет мундиров, в остальном же и фасон их, и знаки различия были подогнанны под прусские стандарты. Не говоря уже о том, что новые мундиры были неудобны и тесны, один их вид возмущал как самих военных, так и обывателей - слишком уж явственно эти мундиры напоминали форму врага, с которым Россия только что воевала. Кровь погибших на полях Семилетней войны не успела забыться - а император со всей возможной суровостью насаждал порядки врага, демонстрировал своё этим врагом восхищение, да ещё и армию переодел во вражеские мундиры, чтобы Россия совсем уж восчувствовала себя оккупированной.
А что же Екатерина? Вряд ли её, циничную до мозга костей, волновал вопрос об итогах Семилетней войны и русских могилах. Она сыграла на чувствах солдат в своих интересах - но войны с Фридрихом не возобновила и от условий Петербургского мира не отказалась. Ещё менее вероятно, чтобы её заботили обиды духовенства: меру, лишившую Петра поддержки Церкви, она впоследствии провернула сама, не остановившись даже перед неправедной казнью сщмч. Арсения. Назначаемые же ею обер-прокуроры Священного Синода с завидным постоянством оказывались то масонами, то атеистами.
Пётр III и Екатерина II. Кто бы сказал по этому портрету, что изображённые на нём супруги
со временем станут друг другу смертельными врагами?
Екатерина действительно во многом продолжала линию своего незадачливого супруга. Ею в первую очередь владели личные обиды. Поначалу, направляясь в Россию, она постановила для себя нравиться во-первых императрице Елизавете, во-вторых - своему мужу и, как ей тогда казалось, будущему соправителю, в-третьих - народу. Однако у мужа она почти сразу же оказалась в пренебрежении: Пётр, которого женили против его воли, женой не интересовался [6]. Даже сын у них появился спустя почти десять лет после свадьбы (что и породило сплетни о незаконном происхождении Павла). Одиночество толкнуло великую княгиню к чтению серьёзной философской и политической литературы. Екатерина была умна, многие вещи схватывала на лету, увлекалась... И очень быстро, сопоставляя политические теории модных философов со своими наблюдениями за российской жизнью, приходила к выводу о том, что страной управляют в корне порочно и что систему необходимо менять. А отсюда рождалось стремление к единоличной власти. В конце концов Екатерина сказала самой себе: "Умру или буду царствовать". Но на пути этих амбиций стоял законный наследник престола - Пётр Фёдорович.
С другой стороны, честолюбие Екатерины и её любвеобильность (великая княгиня очень быстро научилась компенсировать нехватку внимания со стороны мужа увлечениями "на стороне") начинали раздражать Петра Фёдоровича. А подмеченное им (он же не идиот всё-таки был!) стремление жены нравиться подданным уже не только раздражало, но и настораживало. К моменту 1761 года, когда, после смерти Елизаветы Пётр вступил на престол, отношения между супругами успели стать непримиримо враждебными. Доходило до того, что Пётр позволял себе публичные оскорбления по адресу жены: мог при всём дворе громко назвать её дурой или заявить, что его семья - это его голштинские дяди. А после того, как Пётр встретился в Шлиссельбурге с заточённым там Иоанном Антоновичем [7], Екатерина поняла, что наступает пора действовать быстро - иначе судьба Иоанна Антоновича вполне может ожидать и её, и её малолетнего сына.
Свои личные причины ненавидеть нового императора были и у гвардейцев. Царствование Елизаветы Петровны приучило гвардейский корпус к мысли, что его место - при особе монарха, в столице - а не на полях сражений. Пётр же отнюдь не собирался потакать изнеженным елизаветинским гвардейцам, сперва заставив их усиленно заниматься строевой подготовкой по новым, прусским уставам, а потом и вовсе вознамерившись отправить это вечно ропщущее и бунтующее воинство с глаз долой - на войну с Данией, заменив его своими голштинцами. Кружили головы и карьерные перспективы: успех переворота обещал, что благодарность новой царицы будет безмерна, чины, деньги и поместья посыплются на тех, кто поможет ей занять престол, как из рога изобилия. Эти корыстолюбивые надежды подогревались деньгами, которые Орловы получали непосредственно от императрицы и щедро раздавали солдатам. И никто не задумался об источнике этих средств, между тем, получены они были... от иностранных дипломатов. Так что путч, затеваемый во имя оскорблённого национального чувства русских, фактически направлялся из-за рубежа.
В общем, заговор против Петра III явился результатом причудливого переплетения объективных факторов с субъективными, реальных ошибок и преступлений императора - с малодостоверными слухами, а чистых патриотических побуждений - с самой низкой корыстью, честолюбием и личными обидами. Разобраться в этом клубке Петру Фёдоровичу было не под силу - и он пал.
Чего же в итоге добились те, кто спешил утром 28 июня 1762 года присягать новой императрице, кто приветствовал её воцарение радостными кликами и усиленно пинал память о низверженном монархе и его коротком правлении? На первый взгляд, Екатерина Вторая проводила патриотическую политику, и Россия при ней добилась впечатляющих внешнеполитических успехов. Отразила натиск шведов на севере, решила проблему с Польшей и освободила из-под католического ига западноукраинские и западнобелорусские земли на западе, овладела Северным Причерноморьем и прочно обосновалась там на юге, сломив сопротивление Турции. Но за этими действительно впечатляющими успехами как-то забылась горечь от предательского Петербургского мира, который Екатерина так и не расторгла. Забылись "украденные победы" России в Семилетней войне [7]. То есть - тот лозунг, который антиголштинское восстание 1762 года выдвинуло в качестве главного, так и остался сотрясанием воздуха.
Тесные прусские мундиры, введённые Петром III, и абсолютно неприменимые для России прусские уставы были отставлены, Но тут же собралась новая комиссия по реформированию армии, которая... снова вернула в русскую армию всё те же прусские порядки, жёстко насаждавшиеся Петром III. Обмундирование также подверглось перекройке по прусской моде - правда, в гораздо менее заметной, чем при Петре III, степени. И пришлось русской армии маяться с прусскими уставами и полупрусскими мундирами ещё долгие годы до 1786-го, когда энергичный и предприимчивый князь Потёмкин таки привёл армию в удобный и практичный вид.
О Церкви я уже говорил. Екатерина изображала из себя набожную христианку в период траура по императрице Елизавете - когда её печально-молитвенный настрой, резко контрастировавший с доходящим до неприличия поведением супруга, привлекал к ней симпатии солдат и духовенства. Но после прихода к власти в поддержке Церкви Екатерина больше особо не нуждалась - и секуляризация церковных земель, начатая Петром III, была ею доведена до конца со всей вообразимой строгостью.
И лишь придворные честолюбцы могли считать себя достойно вознаграждёнными. Все участники переворота получили внеочередные чины и огромное количество крепостных душ (розданных в частное владение из государственных крестьян). А кое-кто - и высокие посты в государстве. Екатерина умела ценить оказанные ей услуги.
Народ же не получил ничего. И со временем вспомнил, что Пётр III бывал к нему милостив. Отсюда - и многочисленные самозванцы, выступавшие под его именем, самым известным из которых, безусловно, является Емельян Пугачёв. Правда, это уже совсем другая история.
В общем, получилось в очередной раз так, как неоднократно предупреждали умные люди - что революции делают романтики, а пользуются их плодами одни негодяи. И именно поэтому в конфликте между Петром III и Екатериной трудно найти однозначно правую сторону.
_________________________________________
Примечания
[1] Екатерина, восставая против Петра Фёдоровича, нарушала и свои супружеские клятвы, и свои клятвы как верноподданная.
[2] Понятно теперь, почему Пётр III не мог последовать совету фельдмаршала Миниха и отправиться к действующей армии просить у неё защиты? Да стоило бы ему заикнуться о том, что в столице против него возмущение - и армия в лучшем случае воткнула бы штыки в землю и разбрелась по домам. А скорее всего - подняла бы на эти самые штыки самого императора-изменника.
[3] Не в мундир прусского образца, в которые он вырядил свою армию, нет - именно в прусский, специально для него пошитый и присланный из Берлина.
[4] Гольцу не было ещё 30 лет.
[5] На что можно логично возразить: не бывает, чтобы всё священство дружно заблуждалось. Неложно обетование Спасителя: "Созижду Церковь Мою и врата ада не одолеют её".
[6] Екатерина в своих мемуарах рисует Петра эдаким инфантильным подростком, которого женщины просто не интересуют как таковые. В действительности, у Петра было много любовниц. Помимо всем известной Лизки Воронцовой, в этой роли засветилась и дочь печально известного Эрнста Бирона Гедвига. И желчь, которую Екатерина выплёскивает на страницы своих мемуаров по адресу Петра Фёдоровича - это обида отвергнутой женщины.
[7] Пётр III имел глупость поделиться с Екатериной своими планами объявить этого несчастного принца своим наследником и таким образом примирить две ветви рода Романовых - "Ивановичей" и "Петровичей".
[8] Её наиболее выдающийся полководец - П.С. Салтыков - доживал свой век в опале