Мария Нестерович-Берг - об одном антибольшевицком заговоре
Мария Антоновна Нестерович-Берг - сестра милосердия и агент Алексеевской Организации, участница Белого Движения на Юге России. В 1931 года она опубликовала в эмиграции воспоминания о своей личной борьбе с большевиками в годы Гражданской войны и о том, чему свидетельницей она была. Среди прочего, есть в этих воспоминаниях и такой вот любопытный эпизод. Время действия - декабрь 1917 года.
Мария Нестерович-Берг
"Вернулись члены петроградского союза, один унтер-офицер и два матроса, из Финляндии. Матрос постарше сказал:
- Марья Антоновна, просим вас съездить к Алексееву и рассказать, что в первых числах декабря состоялся в Петрограде всероссийский съезд комиссаров в Смольном Институте (во Вдовьем Доме). Мы - члены солдатской организации, к нам присоединились недавно летчики и инженеры, среди них - инженер Евгений Васильев. Так вот решили мы все здание Смольного Института, в день этого съезда, взорвать. Конечно, будут невинные жертвы, но ничего не поделаешь. Если бы взрыв не удался, летчики забросают сверху здание Смольного бомбами. У нас все готово. Есть люди, которые в день заседания сумеют пройти вовнутрь. Одного недостает - согласия ген. Алексеева. Расскажите ему все подробно. Нужно ехать сегодня-же.
- Да ведь я только что приехала . . . Дайте хоть день отдышаться ...
- Нельзя, Марья Антоновна. Будете почивать на лаврах позже, а сейчас поезжайте. Очень важно. Писать об этом нельзя. Вы должны на словах передать ген. Алексееву и сейчас же назад, с ответом. А мы тут подождем. Ведь все налажено, авось удастся похитить самого Ленина, вот был бы славный заложник! Словом, поезжайте сегодня же. К тому же надо отвезти офицеров. Собралось в команде около трехсот человек.
Я посмотрела на Андриенко:
- Ну что, Андриенко, едем?
- Что ж, если надо, едем, - покорно согласился он.
Мы стали готовиться в дорогу. Так я и не попала к себе домой....
Было около часу, когда зашел за мною кап. Козин из Георгиевского полка, прося отправиться тотчас же к ген. Эрдели. На Барочной я застала ген. Алексеева. Минут через 15 пришел и ген. Корнилов. Поздоровавшись, сказал, что от ген. Эрдели много слышал о моей работе и горд за солдат, бежавших из плена: всегда знал, что молодцы! Я рассказала генералам о предложении из Петрограда взорвать Смольный Институт во время заседания народных комиссаров. Ген. Алексеев, как всегда, спокойным и тихим голосом сказал:
- Нет, этого сейчас делать нельзя, за такое дело пострадают ни в чем не повинные люди. Начнется террор, поплатится население Петрограда.
Но ген. Корнилов был другого мнения, он говорил, что, уничтожив главных вождей большевизма, легче совершить переворот.
- Пусть надо сжечь пол-России, - запальчиво сказал он, - залить кровью три четверти России, а все-таки надо спасти Россию! Все равно когда-нибудь большевики пропишут неслыханный террор не только офицерам и интеллигенции, но и рабочим, и крестьянам. Рабочих они используют, пока те нужны им, а потом начнут тоже расстреливать. Я лично сторонник того, чтобы намеченный план привести в исполнение.
Бесспорно: согласия относительно действий против большевиков между Алексеевым и Корниловым не было. Корнилов стоял за крутые меры, Алексеев хотел бороться, не применяя террора.
- Передайте, пожалуйста, кому следует, - закончил нашу беседу Алексеев, - в Смольном: нельзя подводить мирных жителей . . .
Корнилов встал и, еще раз поблагодарив меня за работу, сказал:
- Продолжайте работать, как работали до сих пор. Передайте от меня бежавшим привет. Я напишу им несколько слов.
Он написал на клочке бумаги: «До глубины души тронут вашей ко мне любовью. Желаю сил и энергии для дальнейшей работы на благо России. Ваш Корнилов».
Передав мне эту записку, Корнилов ушел, недовольный. Ген. Алексеев спросил меня, когда я уезжаю.
- Сегодня же вечером.
- Так скажите, - еще раз повторил Алексеев, - что я, ген. Алексеев, против террора, хотя и не жду ничего хорошего" (конец цитаты).
И небольшие замечания от хозяина блога. Что обращает на себя внимание в этом повествовании? Во-первых, мы видим, что антибольшевицкий заговор составили не офицеры-белогвардейцы, а простые солдаты, вчерашние крестьяне и рабочие. Причём настроены заговорщики более, чем решительно: им всё равно, что от их диверсии могут пострадать невинные люди - главное уничтожить большевиков. То есть, отнюдь не все солдаты-фронтовики в том 1917-м были охвачены революционным экстазом, помноженным на классовый эгоизм. Среди них тоже находились и идейные борцы, категорически не согласные с предательской политикой захвативших власть путчистов-русофобов, и люди, верные своей воинской присяге. Правда, это были специфические солдаты - те, кто пережил немецкий плен, вдоволь насмотревшись на зверства "братьев по классу", чётко осознавших, какой враг до сих пор занимает русские земли и что этот враг будет там творить, если его не прогнать. И потому большевицкая пропаганды о "штыках в землю" и "справедливом мире без аннекЦЫй и контрибуцЫй" не встречала в их сердцах никакого отклика.
Во-вторых, очень характерна реакция Алексеева. Михаил Васильевич ненавидит большевиков не менее, чем солдаты-заговорщики - как раз в это время он занимается на Дону сколачиванием белогвардейских частей. И настроен не менее решительно, чем заговорщики. Однако он, как истинный стратег, просчитывает на несколько ходов вперёд и понимает, что даже в случае успеха заговора он не уничтожит всех большевиков. А значит, советская власть быстро придёт в себя, сформирует новое правительство - и обрушит, по своему обыкновению, массовый террор на всех жителей Петрограда без разбора. Да и жертвовать невинными жизнями ради удачного теракта он считает морально невозможным. Алексеев в этом эпизоде - сама осторожность.
Вот и судите: мог ли человек с таким вот осторожным характером, с такой вот привычкой просчитывать последствия своих действий на много ходов вперёд, возглавить в разгар войны какой-то антицарский заговор? Мог ли Алексеев, находящийся фактически во главе действующей армии (на время отсутствия государя в Ставке) и искренне стремящийся к победе, предпринимать действия, ближайшим следствием которых гарантированно станет развал тыла? Так что версия В.Ж. Цветкова о непричастности Алексеева к каким бы то ни было планам заговорщиков-февралистов получает неожиданное, пусть и косвенное, подтверждение в мемуарах Марии Нестерович-Берг.
И, кстати, упреждая возможные возражения, оговорюсь сразу, что Нестерович-Берг не имела никаких причин "оправдывать" или "выгораживать" Алексеева. Темы Февральского переворота она касается вскользь и без особых эмоций: как римо-католичку, её не особо заботило существование православной монархии. Так что свидетель она в данном вопросе беспристрастный.
Мария Нестерович-Берг
"Вернулись члены петроградского союза, один унтер-офицер и два матроса, из Финляндии. Матрос постарше сказал:
- Марья Антоновна, просим вас съездить к Алексееву и рассказать, что в первых числах декабря состоялся в Петрограде всероссийский съезд комиссаров в Смольном Институте (во Вдовьем Доме). Мы - члены солдатской организации, к нам присоединились недавно летчики и инженеры, среди них - инженер Евгений Васильев. Так вот решили мы все здание Смольного Института, в день этого съезда, взорвать. Конечно, будут невинные жертвы, но ничего не поделаешь. Если бы взрыв не удался, летчики забросают сверху здание Смольного бомбами. У нас все готово. Есть люди, которые в день заседания сумеют пройти вовнутрь. Одного недостает - согласия ген. Алексеева. Расскажите ему все подробно. Нужно ехать сегодня-же.
- Да ведь я только что приехала . . . Дайте хоть день отдышаться ...
- Нельзя, Марья Антоновна. Будете почивать на лаврах позже, а сейчас поезжайте. Очень важно. Писать об этом нельзя. Вы должны на словах передать ген. Алексееву и сейчас же назад, с ответом. А мы тут подождем. Ведь все налажено, авось удастся похитить самого Ленина, вот был бы славный заложник! Словом, поезжайте сегодня же. К тому же надо отвезти офицеров. Собралось в команде около трехсот человек.
Я посмотрела на Андриенко:
- Ну что, Андриенко, едем?
- Что ж, если надо, едем, - покорно согласился он.
Мы стали готовиться в дорогу. Так я и не попала к себе домой....
Было около часу, когда зашел за мною кап. Козин из Георгиевского полка, прося отправиться тотчас же к ген. Эрдели. На Барочной я застала ген. Алексеева. Минут через 15 пришел и ген. Корнилов. Поздоровавшись, сказал, что от ген. Эрдели много слышал о моей работе и горд за солдат, бежавших из плена: всегда знал, что молодцы! Я рассказала генералам о предложении из Петрограда взорвать Смольный Институт во время заседания народных комиссаров. Ген. Алексеев, как всегда, спокойным и тихим голосом сказал:
- Нет, этого сейчас делать нельзя, за такое дело пострадают ни в чем не повинные люди. Начнется террор, поплатится население Петрограда.
Но ген. Корнилов был другого мнения, он говорил, что, уничтожив главных вождей большевизма, легче совершить переворот.
- Пусть надо сжечь пол-России, - запальчиво сказал он, - залить кровью три четверти России, а все-таки надо спасти Россию! Все равно когда-нибудь большевики пропишут неслыханный террор не только офицерам и интеллигенции, но и рабочим, и крестьянам. Рабочих они используют, пока те нужны им, а потом начнут тоже расстреливать. Я лично сторонник того, чтобы намеченный план привести в исполнение.
Бесспорно: согласия относительно действий против большевиков между Алексеевым и Корниловым не было. Корнилов стоял за крутые меры, Алексеев хотел бороться, не применяя террора.
- Передайте, пожалуйста, кому следует, - закончил нашу беседу Алексеев, - в Смольном: нельзя подводить мирных жителей . . .
Корнилов встал и, еще раз поблагодарив меня за работу, сказал:
- Продолжайте работать, как работали до сих пор. Передайте от меня бежавшим привет. Я напишу им несколько слов.
Он написал на клочке бумаги: «До глубины души тронут вашей ко мне любовью. Желаю сил и энергии для дальнейшей работы на благо России. Ваш Корнилов».
Передав мне эту записку, Корнилов ушел, недовольный. Ген. Алексеев спросил меня, когда я уезжаю.
- Сегодня же вечером.
- Так скажите, - еще раз повторил Алексеев, - что я, ген. Алексеев, против террора, хотя и не жду ничего хорошего" (конец цитаты).
И небольшие замечания от хозяина блога. Что обращает на себя внимание в этом повествовании? Во-первых, мы видим, что антибольшевицкий заговор составили не офицеры-белогвардейцы, а простые солдаты, вчерашние крестьяне и рабочие. Причём настроены заговорщики более, чем решительно: им всё равно, что от их диверсии могут пострадать невинные люди - главное уничтожить большевиков. То есть, отнюдь не все солдаты-фронтовики в том 1917-м были охвачены революционным экстазом, помноженным на классовый эгоизм. Среди них тоже находились и идейные борцы, категорически не согласные с предательской политикой захвативших власть путчистов-русофобов, и люди, верные своей воинской присяге. Правда, это были специфические солдаты - те, кто пережил немецкий плен, вдоволь насмотревшись на зверства "братьев по классу", чётко осознавших, какой враг до сих пор занимает русские земли и что этот враг будет там творить, если его не прогнать. И потому большевицкая пропаганды о "штыках в землю" и "справедливом мире без аннекЦЫй и контрибуцЫй" не встречала в их сердцах никакого отклика.
Во-вторых, очень характерна реакция Алексеева. Михаил Васильевич ненавидит большевиков не менее, чем солдаты-заговорщики - как раз в это время он занимается на Дону сколачиванием белогвардейских частей. И настроен не менее решительно, чем заговорщики. Однако он, как истинный стратег, просчитывает на несколько ходов вперёд и понимает, что даже в случае успеха заговора он не уничтожит всех большевиков. А значит, советская власть быстро придёт в себя, сформирует новое правительство - и обрушит, по своему обыкновению, массовый террор на всех жителей Петрограда без разбора. Да и жертвовать невинными жизнями ради удачного теракта он считает морально невозможным. Алексеев в этом эпизоде - сама осторожность.
Вот и судите: мог ли человек с таким вот осторожным характером, с такой вот привычкой просчитывать последствия своих действий на много ходов вперёд, возглавить в разгар войны какой-то антицарский заговор? Мог ли Алексеев, находящийся фактически во главе действующей армии (на время отсутствия государя в Ставке) и искренне стремящийся к победе, предпринимать действия, ближайшим следствием которых гарантированно станет развал тыла? Так что версия В.Ж. Цветкова о непричастности Алексеева к каким бы то ни было планам заговорщиков-февралистов получает неожиданное, пусть и косвенное, подтверждение в мемуарах Марии Нестерович-Берг.
И, кстати, упреждая возможные возражения, оговорюсь сразу, что Нестерович-Берг не имела никаких причин "оправдывать" или "выгораживать" Алексеева. Темы Февральского переворота она касается вскользь и без особых эмоций: как римо-католичку, её не особо заботило существование православной монархии. Так что свидетель она в данном вопросе беспристрастный.