Мордобой по-старомосковски
Самым массовым и, можно сказать, кровавым видом развлечений в старой Москве являлись кулачные бои. В середине XIX века они происходили в разных местах Москвы. Кто-то на них наживал деньги, славу. В Преображенском особенно славились два глухонемых брата: Афоня и Вася, глухонемые, привыкшие доводить свои мнения и мысли до своих товарищей с помощью рук, жестов, вообще отличаются драчливостью. Когда-то, в конце 1940-х - начале 1960-х годов, автор книги, из которой взята эта статья, жил недалеко от Сретенки. В одном из ее переулков, точнее между Сретенкой и Цветным бульваром, находился Дом культуры глухонемых. Так возле него, по окончании "культурных" мероприятий, иной раз можно было увидеть массовую драку. Причем драка эта не сопровождалась матерщиной. Слышны были только какие-то странные звуки и шум возни. Возможно, немота - единственное, что может заставить русского человека не распускать язык.
Участникам кулачных боев выражаться не возбранялось. Бывало, еще кто-нибудь крикнет: "Угощай!" Вот что запрещалось, так это бить лежачего. Хотя были случаи, что и эти неписаные правила нарушались. Однажды зимой, перед Рождеством Христовым, у Спасской Заставы возникла "стенка" между фабричными и мастеровыми из Крутиц (район Новоспасского монастыря, Крестьянской Заставы) и ломовыми извозчиками вкупе с крестьянами из Рогожской. Всего участников набралось до двух тысяч, а зрителей в два раза больше. И хоть зима в тот год была теплая или, как тогда говорили, "сиротская", этот день выдался морозным и солнечным, вполне подходящим для такого "мероприятия".
Уже в начале боя спасская сторона загнала рогожскую к Покровскому монастырю (ныне Таганская улица, 58. Там, где мощи Матронушки покоятся). Дошло до того, что рогожские присели. Это значило, что они признали себя побежденными. Спасские закричали "ура!", стали, радуясь победе, подбрасывать шапки. Но в этот момент подъехал на розвальнях какой-то купец из Новой деревни. Сбросив шубу, он бросился на спасских, и опять завязалась драка. Отчаянно дрался купец, но не знал он, что на его погибель на стороне спасских в драке участвовал Титка - огромный мужик с пудовыми кулаками. Когда Титка направился к нему, купец понял, что дела его плохи, но отступить или присесть ему гордость не позволила, и он двинулся навстречу Титке. Тот опустил на него свой тяжелый, как молот, кулачище. Купец сначала завертелся на одном месте, а потом замертво рухнул на землю. За купца вступился Артемов, богатырь из рогожских, под стать Титке. Расстроившись упущенной победой и гибелью купца, рогожские дошли до того, что стали бить лежачих. Это так возмутило зрителей, что они не стерпели и набросились на нарушителей закона. Рогожские испугались и побежали, стали прятаться в домах, но возмущенные противники их оттуда вытаскивали и зверски били, а потом загнали в Дубровку. Там участники боя стали ломать изгороди, заборы и бить друг друга кольями и вообще чем попало. Не на шутку испугавшись, рогожские стали кричать: "Сожжем, если будете лежачих бить, ни проходу, ни проезду не дадим!" Пришлось спасским дать слово, что никогда это больше не повторится. Артемов же не простил Титке убийства купца. Он подстерег его в Сыромятниках, где у него жила зазноба Настя, и убил.
Да, "были люди в наше время", - могли бы сказать в начале XX века москвичи о своих предках словами поэта. Многим тогда казалось, что народ мельчает. Вот с каким восхищением и тоской по славному прошлому вспоминал сын одного купца мужиков, служивших у его отца. "Дяде Ване, - рассказывал он про одного из работников, - ничего не стоило поднять с земли за один конец огромную русскую дугу, подлезть под лошадь и на спине снести ее в конюшню, все равно что поросенка под мышкой. У Скрябина были пудовые кулаки, он таскал восемнадцатипудовые мяса на бойне, словно ранец гимназист. В "стенке" был страшен, вшибал по пояс в землю. Появление его в кулачном бою наводило ужас на противников: бил он не щадя. Говорили, что там, где на четвереньках ползают, там, значит, "ватошник работает". А Михайло из Даниловки так тот, вообще, прямо бил, ничего не говоря. Из-за этого часто попадал в полицию. Был еще у его папаши работник Фома - огромный мужик, в его халат можно было спокойно завернуть лошадь. Так он таскал волоком за хвост дохлых лошадей для корма собак и медведей на "травле", а когда однажды в ручье застряла лошадь, он вынес ее на себе. Один из этих мужиков поднял как-то четырнадцатипудовый колокол на колокольню, так Фома, что лошадей за хвост таскал, проворчал еще: "Есть о чем говорить" и сладко зевнул".
В 1890-х годах на Тверской можно было увидеть мужчину, который на три головы был выше других. Называли его Святогор. Другим московским гигантом был некий Климов. Рост его составлял 3 аршина и 4 вершка, то есть примерно 2 метра 30 сантиметров, а вес 12 пудов, то есть 182 килограмма. Он спокойно носил на спине груз весом 45 пудов, то есть 720 килограммов. Вокруг этих гигантов всегда собиралась толпа. В кулачных боях они, правда, не участвовали.
Зато народ помельче, а особенно мальчишки, старую забаву не забывали. Устраивали "стенки" в Каретном Ряду, на Красносельской, на Водоотводном канале близ Кокоревского бульвара. Теперь в тех местах, в большом сквере, можно увидеть композицию Михаила Шемякина "Дети - жертвы пороков взрослых" и памятник И. Е. Репину. А вот в 90-е годы XIX века, там каждый праздник собирались мальчишки и взрослые. Одни из них кучковались на бульваре, другие - у реки. Драку начинали мальчишки. Подобного рода общественный мордобой происходил и на 2-й Мещанской улице, и в Бутырках. Здесь вообще местный народ никогда не обращался ни к городовому, ни к мировому. Все споры и обиды решали сами с помощью драк и убийств. На тамошней грязной улице можно было услышать такие грозные заявления, как: "Погоди, я тебе чапельник-то расколю!" или: "Я тебе плюну в едало!" Все это означало "дать в морду". В боях "стенка на стенку" жители Бутырок всегда выходили победителями: уж очень злые были, да к тому же предками их были солдаты.
Постепенно полиция стала пресекать кулачные бои: нельзя было терпеть такие безобразия на столичных улицах, не в деревне все-таки. Кстати, порядки наводились не только на улицах, но и на уличных представлениях.
* * *
Источник: Г. В. Андреевский Повседневная жизнь Москвы на рубеже XIX - ХХ веков. М.: "Молодая гвардия", 2009 г.
Участникам кулачных боев выражаться не возбранялось. Бывало, еще кто-нибудь крикнет: "Угощай!" Вот что запрещалось, так это бить лежачего. Хотя были случаи, что и эти неписаные правила нарушались. Однажды зимой, перед Рождеством Христовым, у Спасской Заставы возникла "стенка" между фабричными и мастеровыми из Крутиц (район Новоспасского монастыря, Крестьянской Заставы) и ломовыми извозчиками вкупе с крестьянами из Рогожской. Всего участников набралось до двух тысяч, а зрителей в два раза больше. И хоть зима в тот год была теплая или, как тогда говорили, "сиротская", этот день выдался морозным и солнечным, вполне подходящим для такого "мероприятия".
Уже в начале боя спасская сторона загнала рогожскую к Покровскому монастырю (ныне Таганская улица, 58. Там, где мощи Матронушки покоятся). Дошло до того, что рогожские присели. Это значило, что они признали себя побежденными. Спасские закричали "ура!", стали, радуясь победе, подбрасывать шапки. Но в этот момент подъехал на розвальнях какой-то купец из Новой деревни. Сбросив шубу, он бросился на спасских, и опять завязалась драка. Отчаянно дрался купец, но не знал он, что на его погибель на стороне спасских в драке участвовал Титка - огромный мужик с пудовыми кулаками. Когда Титка направился к нему, купец понял, что дела его плохи, но отступить или присесть ему гордость не позволила, и он двинулся навстречу Титке. Тот опустил на него свой тяжелый, как молот, кулачище. Купец сначала завертелся на одном месте, а потом замертво рухнул на землю. За купца вступился Артемов, богатырь из рогожских, под стать Титке. Расстроившись упущенной победой и гибелью купца, рогожские дошли до того, что стали бить лежачих. Это так возмутило зрителей, что они не стерпели и набросились на нарушителей закона. Рогожские испугались и побежали, стали прятаться в домах, но возмущенные противники их оттуда вытаскивали и зверски били, а потом загнали в Дубровку. Там участники боя стали ломать изгороди, заборы и бить друг друга кольями и вообще чем попало. Не на шутку испугавшись, рогожские стали кричать: "Сожжем, если будете лежачих бить, ни проходу, ни проезду не дадим!" Пришлось спасским дать слово, что никогда это больше не повторится. Артемов же не простил Титке убийства купца. Он подстерег его в Сыромятниках, где у него жила зазноба Настя, и убил.
Да, "были люди в наше время", - могли бы сказать в начале XX века москвичи о своих предках словами поэта. Многим тогда казалось, что народ мельчает. Вот с каким восхищением и тоской по славному прошлому вспоминал сын одного купца мужиков, служивших у его отца. "Дяде Ване, - рассказывал он про одного из работников, - ничего не стоило поднять с земли за один конец огромную русскую дугу, подлезть под лошадь и на спине снести ее в конюшню, все равно что поросенка под мышкой. У Скрябина были пудовые кулаки, он таскал восемнадцатипудовые мяса на бойне, словно ранец гимназист. В "стенке" был страшен, вшибал по пояс в землю. Появление его в кулачном бою наводило ужас на противников: бил он не щадя. Говорили, что там, где на четвереньках ползают, там, значит, "ватошник работает". А Михайло из Даниловки так тот, вообще, прямо бил, ничего не говоря. Из-за этого часто попадал в полицию. Был еще у его папаши работник Фома - огромный мужик, в его халат можно было спокойно завернуть лошадь. Так он таскал волоком за хвост дохлых лошадей для корма собак и медведей на "травле", а когда однажды в ручье застряла лошадь, он вынес ее на себе. Один из этих мужиков поднял как-то четырнадцатипудовый колокол на колокольню, так Фома, что лошадей за хвост таскал, проворчал еще: "Есть о чем говорить" и сладко зевнул".
В 1890-х годах на Тверской можно было увидеть мужчину, который на три головы был выше других. Называли его Святогор. Другим московским гигантом был некий Климов. Рост его составлял 3 аршина и 4 вершка, то есть примерно 2 метра 30 сантиметров, а вес 12 пудов, то есть 182 килограмма. Он спокойно носил на спине груз весом 45 пудов, то есть 720 килограммов. Вокруг этих гигантов всегда собиралась толпа. В кулачных боях они, правда, не участвовали.
Зато народ помельче, а особенно мальчишки, старую забаву не забывали. Устраивали "стенки" в Каретном Ряду, на Красносельской, на Водоотводном канале близ Кокоревского бульвара. Теперь в тех местах, в большом сквере, можно увидеть композицию Михаила Шемякина "Дети - жертвы пороков взрослых" и памятник И. Е. Репину. А вот в 90-е годы XIX века, там каждый праздник собирались мальчишки и взрослые. Одни из них кучковались на бульваре, другие - у реки. Драку начинали мальчишки. Подобного рода общественный мордобой происходил и на 2-й Мещанской улице, и в Бутырках. Здесь вообще местный народ никогда не обращался ни к городовому, ни к мировому. Все споры и обиды решали сами с помощью драк и убийств. На тамошней грязной улице можно было услышать такие грозные заявления, как: "Погоди, я тебе чапельник-то расколю!" или: "Я тебе плюну в едало!" Все это означало "дать в морду". В боях "стенка на стенку" жители Бутырок всегда выходили победителями: уж очень злые были, да к тому же предками их были солдаты.
Постепенно полиция стала пресекать кулачные бои: нельзя было терпеть такие безобразия на столичных улицах, не в деревне все-таки. Кстати, порядки наводились не только на улицах, но и на уличных представлениях.
* * *
Источник: Г. В. Андреевский Повседневная жизнь Москвы на рубеже XIX - ХХ веков. М.: "Молодая гвардия", 2009 г.