Недоросли
Читаю "Дорожный дневник" Фонвизина. Костерит французов почем зря. Потом вдруг: "Коли что здесь действительно почтенно и коли что всем перенимать здесь надобно, то, конечно, любовь к отечеству и государю своему". Апрель 1778. Через 14 лет Людовик XVI будет низложен, а вскоре казнен. Впрочем, сам Фонвизин умрет сорока семи лет от роду, за два месяца до того как голову короля покажут царелюбивым парижанам с эшафота.
Еще из дневника: "Удивиться должно, друг мой сестрица, какие здесь невежды. Дворянство, особливо, ни уха ни рыла не знает. Многие в первый раз слышат, что есть на свете Россия и что мы говорим в России языком особенным, нежели они. Человеческое воображение постигнуть не может, как при таком множестве способов к просвещению здешняя земля полнехонька невеждами" (Монпелье, 20 ноября 1777). Через пять лет Фонвизин напишет "Недоросля", по которому в России уже третий век учатся судить о беспросветной тупости русского дворянства.
Во Франции, пишет Фонвизин в дневнике, стоит "мерзкая вонь", поскольку "о чистоте не имеют здесь нигде ниже понятия, - все изволят лить из окон на улицу". В Лионе будущий родоначальник русской сатиры с ужасом обнаружил французов, затеявших прямо посреди улицы опалить зарезанную свинью. "Подумай, какое нашли место, и попустила ли б наша полиция среди Миллионной улицы опаливать свинью!" - пишет Фонвизин. Этот эпизод потряс его настолько, что он возвращается к нему и в другом письме.
А в "Недоросле" Митрофанушка привязан душой к свиньям: "как был еще трех лет, так, бывало, увидя свинку, задрожит от радости", да что Митрофанушка, в здешнем околотке, как утверждает Скотинин, "и житье одним свиньям".
Во Франции Фонвизин, увидев у французов "прекрасные кружевные манжеты", попросил показать и рукав, "чтоб увидеть тонкость полотна", - и остолбенел. "Не утерпел я, чтоб не спросить их: для чего к такой дерюге пришивают они тонкие прекрасные кружева? На сие, в извинение, сказали мне, que cela ne se voit pas ["Этого не видно снаружи"]", - пишет Фонвизин.
Но "Недоросль" откроется рассуждением Простаковой о том, что не надо быть портным, чтобы уметь сшить кафтан.
Не возьмусь судить о чистоте французских и российских улиц, по которым ходил Фонвизин, не могу сравнить умственные способности русского и французского дворянства. Но почему самому Фонвизину удобнее было создавать своим творчеством ту картину, которая ему самому казалось расходящейся с наблюдаемыми реалиями? Художественная правда? Стремление подогнать действительность под строгие рамки, заданные французской просветительской мыслью? Канон давил на всех, но если западная культура не боялась смотреть на себя sub specie aeternitatis, то русская стремилась увидеть себя глазами западной.
Вероятно, у народов тоже есть пора детства, когда формируется характер. Песенка няни, родительский подзатыльник - все то, о чем потом и не вспомнишь, может повлиять, направить или перенаправить. Но как создавалась Россия, та, какой мы ее знаем - это ж, как говорят в Одессе, что-то особенного...
См. также "Россия в рококошнике".
Еще из дневника: "Удивиться должно, друг мой сестрица, какие здесь невежды. Дворянство, особливо, ни уха ни рыла не знает. Многие в первый раз слышат, что есть на свете Россия и что мы говорим в России языком особенным, нежели они. Человеческое воображение постигнуть не может, как при таком множестве способов к просвещению здешняя земля полнехонька невеждами" (Монпелье, 20 ноября 1777). Через пять лет Фонвизин напишет "Недоросля", по которому в России уже третий век учатся судить о беспросветной тупости русского дворянства.
Во Франции, пишет Фонвизин в дневнике, стоит "мерзкая вонь", поскольку "о чистоте не имеют здесь нигде ниже понятия, - все изволят лить из окон на улицу". В Лионе будущий родоначальник русской сатиры с ужасом обнаружил французов, затеявших прямо посреди улицы опалить зарезанную свинью. "Подумай, какое нашли место, и попустила ли б наша полиция среди Миллионной улицы опаливать свинью!" - пишет Фонвизин. Этот эпизод потряс его настолько, что он возвращается к нему и в другом письме.
А в "Недоросле" Митрофанушка привязан душой к свиньям: "как был еще трех лет, так, бывало, увидя свинку, задрожит от радости", да что Митрофанушка, в здешнем околотке, как утверждает Скотинин, "и житье одним свиньям".
Во Франции Фонвизин, увидев у французов "прекрасные кружевные манжеты", попросил показать и рукав, "чтоб увидеть тонкость полотна", - и остолбенел. "Не утерпел я, чтоб не спросить их: для чего к такой дерюге пришивают они тонкие прекрасные кружева? На сие, в извинение, сказали мне, que cela ne se voit pas ["Этого не видно снаружи"]", - пишет Фонвизин.
Но "Недоросль" откроется рассуждением Простаковой о том, что не надо быть портным, чтобы уметь сшить кафтан.
Не возьмусь судить о чистоте французских и российских улиц, по которым ходил Фонвизин, не могу сравнить умственные способности русского и французского дворянства. Но почему самому Фонвизину удобнее было создавать своим творчеством ту картину, которая ему самому казалось расходящейся с наблюдаемыми реалиями? Художественная правда? Стремление подогнать действительность под строгие рамки, заданные французской просветительской мыслью? Канон давил на всех, но если западная культура не боялась смотреть на себя sub specie aeternitatis, то русская стремилась увидеть себя глазами западной.
Вероятно, у народов тоже есть пора детства, когда формируется характер. Песенка няни, родительский подзатыльник - все то, о чем потом и не вспомнишь, может повлиять, направить или перенаправить. Но как создавалась Россия, та, какой мы ее знаем - это ж, как говорят в Одессе, что-то особенного...
См. также "Россия в рококошнике".