Русская латимерия
Давно было, сейчас уж, честное слово, не упомню, кого спрашивал, зачем и о чем, только посоветовали мне читать журнал сельского священника evgent'а.
Интерес к русской культуре теперь носит характер, скорее, антикварный. Наскоро записываем увиденное, как византийцы античных авторов: успел - хорошо, а нет - значит пропало. Одним из последних этим занимался Юрий Коваль. В его Шергине и Соколове-Микитове, в его прозе видишь людей, с которыми мы родня только наполовину, своей темной, порочной, если угодно, стороной. Избавиться от нее нельзя - попытки отскрести русскость не удаются даже бывшим советским евреям, но и обрести вторую половину, светлую, уже невозможно. Глядя на тех людей, понимаешь, почему вера в будущее Руси зародилась тогда, когда она еще не могла опереться ни на Толстого, ни на Гагарина, ни на Сталинград. Понимаешь, что они - хозяева своей земли и своей истории, а мы - гости, туристы и квартиросъемщики.
У тех людей было какое-то совершенно неизвестное нам отношение к жизни - уверенное, спокойное, соразмерное и даже любовное. Это не восточная гармония с бытием, а что-то другое. Подыскивая слово, я вспомнил, что Коваль назвал очерк о Шергине "Веселье сердечное", именно потому назвал, что в воспоминаниях об угасающем старике не может быть никакого веселья, оно в другой сфере, воспринимать которую мы разучились.
После этого встретить вдруг в наше время, да еще в интернете человека, до сих пор живущего в том мире, было настолько удивительно, что я несколько раз сомневался: не подделка ли? Нет, такое не подделаешь. Правдивость чувств сообщает пишущему человеку редкую силу, которую не спутаешь с обычным мастерством, ремеслом или творческой изощренностью, он уже не боится ни простоты, ни глубины, мочит ноги в каждой луже, а потом идет по морю, как посуху.
"Мы делаем крестный ход вокруг центра посёлка. Утром служу утреню, без литургии (всё равно причастников нет) и выходим из храма. Площадь в посёлке уникальна, она объединяет администрацию, милицию, военкомат, Дом культуры, ресторан, почту, банк, роно, отдел сельского хозяйства. Посреди - Ленин руки в карманы, изобретатель странного сего государства. ... Маршрут около километра, бедные бабушки мои. Весь ход не идёт в здания, только я, матушка с корзиной и пономарь с чашей. Дочка моя раз ходила, а уж большая, говорит: «Не пойду ещё, как дебилы ходим». Я разругал её за вольнодумство, а ведь что: права. Благоволил Бог юродством проповеди спасти верующих. Вот мы и юродствуем Христа ради, пожалуй, я и дебилом готов прослыть в дни сии. Только чрезмерное бывает плодотворно, всё умеренное бесплодно - сказал умный человек.
А сейчас пойду к куму, водку пить. С праздником!"
"И вот районная администрация. Не люблю я нашего мэра. Обещает много, не делает ничего. За восемь лет власти ничем церкви не помог, но распишет будущее - заслушаешься. Но, однако, сегодня сунул тысячу в церковную кружку.
- Мы вот собираемся площадь украсить фонтаном, напротив вашей церкви.
- Знаю, - отвечаю,- а скульптуры обнажённые будут?
- Нет, что Вы!
- Жаль, - говорю.
Увы, в таком кабинете чувства юмора нет ни у кого. Застыли напряжённо заместители".
"Мысли о смерти приходят просто, без боязни, без паники или беспокойства. Утром, когда проснёшься раньше всех в доме, лежишь в тишине и солнце ещё только краснит потолок и стены, проблема жаворонков, только они поют сейчас радостно. Снов не бывает, таких утешительных, свежих, дарительных, забыл в секунду, а после ходишь до полудня с полуулыбкой прощёного человечка, даже не простили, а просто забыли провинности, дескать, детская шалость, иди погуляй, радость моя. Вот их нет давно. Прохладно и спокойно приходят такие мысли, трезво напоминая: всё закончено, завершено, исполнено, «свершилось и приклонь главу…»
"А у нас сады цветут, всё белое, с розовыми оттенками. Волнами тёрн, слива, вишня, яблони, каштаны, черёмуха.
И запели соловьи, вчера вечером слышал.
Запахи-то какие! Медленно гуляем по улице и наслаждаемся видом, воздухом, ароматами. Они истинно российские, трёхсоставные: цветами, шашлыками и навозом. Переходим от одной волны к следующей.
Пошел я шашлыки пробовать".
Старушка деревенская: "Ох, мужик-то мой какой золотой стал. Кажную ночь мне снится. Исправился. Раньше, как живой был, пил, ругался, мне нисколько по дому не помогал. А теперь во сне приходит, огород копает, за скотиной ходит, такой жаланный. Ему 14 числа всегда пенсию приносили, так теперь 15-го снится, деньги протягивает. А раньше-то пропивал, ничего не давал. «Бери, - говорит, - Маруся, купи себе, чего хочешь». Какой же стал хороший, дай ему Бог тама здоровья!"
"Отпел на могиле пасхальный тропарь, ектению, Вечную память. От могилы батюшки пошёл по рукам: все приглашают к своим захоронениям. Матушка подпевает, улыбается подружкам и церковным старушкам, детишки тащат мешок с яйцами и куличами, иых надавали люди.
Покойники-то все знакомые. Вот семья разбилась на машине вся разом, вот алкоголика убила жена топором, генерал из Москвы, парня задавило плитой, певчая мой бывшая, а это та, что писала на меня в епархию и в Москву жалобы многостраничные, вот армян сгорел от рака. Фото, фото..."
"Вчера в праздник собирали первые весенние грибы: сморчки. Урожайные, чистые и вкусные грибочки. Лес засыпан клейкой чешуёй тополиных почек, их аромат перебивает запахи тёплой опавшей листвы и зелёной травки. Сила природная властно тянет вверх былинки, распускает листочки и нас веселит. Любимое моё время года. Жизненная энергия весенней природы, я думаю, одного происхождения с благодатью Божией. Та, как живая вода, питает наши души, даёт способность сопротивляться искушениям, главным и злейшим из которых я почитаю уныние".
Интерес к русской культуре теперь носит характер, скорее, антикварный. Наскоро записываем увиденное, как византийцы античных авторов: успел - хорошо, а нет - значит пропало. Одним из последних этим занимался Юрий Коваль. В его Шергине и Соколове-Микитове, в его прозе видишь людей, с которыми мы родня только наполовину, своей темной, порочной, если угодно, стороной. Избавиться от нее нельзя - попытки отскрести русскость не удаются даже бывшим советским евреям, но и обрести вторую половину, светлую, уже невозможно. Глядя на тех людей, понимаешь, почему вера в будущее Руси зародилась тогда, когда она еще не могла опереться ни на Толстого, ни на Гагарина, ни на Сталинград. Понимаешь, что они - хозяева своей земли и своей истории, а мы - гости, туристы и квартиросъемщики.
У тех людей было какое-то совершенно неизвестное нам отношение к жизни - уверенное, спокойное, соразмерное и даже любовное. Это не восточная гармония с бытием, а что-то другое. Подыскивая слово, я вспомнил, что Коваль назвал очерк о Шергине "Веселье сердечное", именно потому назвал, что в воспоминаниях об угасающем старике не может быть никакого веселья, оно в другой сфере, воспринимать которую мы разучились.
После этого встретить вдруг в наше время, да еще в интернете человека, до сих пор живущего в том мире, было настолько удивительно, что я несколько раз сомневался: не подделка ли? Нет, такое не подделаешь. Правдивость чувств сообщает пишущему человеку редкую силу, которую не спутаешь с обычным мастерством, ремеслом или творческой изощренностью, он уже не боится ни простоты, ни глубины, мочит ноги в каждой луже, а потом идет по морю, как посуху.
"Мы делаем крестный ход вокруг центра посёлка. Утром служу утреню, без литургии (всё равно причастников нет) и выходим из храма. Площадь в посёлке уникальна, она объединяет администрацию, милицию, военкомат, Дом культуры, ресторан, почту, банк, роно, отдел сельского хозяйства. Посреди - Ленин руки в карманы, изобретатель странного сего государства. ... Маршрут около километра, бедные бабушки мои. Весь ход не идёт в здания, только я, матушка с корзиной и пономарь с чашей. Дочка моя раз ходила, а уж большая, говорит: «Не пойду ещё, как дебилы ходим». Я разругал её за вольнодумство, а ведь что: права. Благоволил Бог юродством проповеди спасти верующих. Вот мы и юродствуем Христа ради, пожалуй, я и дебилом готов прослыть в дни сии. Только чрезмерное бывает плодотворно, всё умеренное бесплодно - сказал умный человек.
А сейчас пойду к куму, водку пить. С праздником!"
"И вот районная администрация. Не люблю я нашего мэра. Обещает много, не делает ничего. За восемь лет власти ничем церкви не помог, но распишет будущее - заслушаешься. Но, однако, сегодня сунул тысячу в церковную кружку.
- Мы вот собираемся площадь украсить фонтаном, напротив вашей церкви.
- Знаю, - отвечаю,- а скульптуры обнажённые будут?
- Нет, что Вы!
- Жаль, - говорю.
Увы, в таком кабинете чувства юмора нет ни у кого. Застыли напряжённо заместители".
"Мысли о смерти приходят просто, без боязни, без паники или беспокойства. Утром, когда проснёшься раньше всех в доме, лежишь в тишине и солнце ещё только краснит потолок и стены, проблема жаворонков, только они поют сейчас радостно. Снов не бывает, таких утешительных, свежих, дарительных, забыл в секунду, а после ходишь до полудня с полуулыбкой прощёного человечка, даже не простили, а просто забыли провинности, дескать, детская шалость, иди погуляй, радость моя. Вот их нет давно. Прохладно и спокойно приходят такие мысли, трезво напоминая: всё закончено, завершено, исполнено, «свершилось и приклонь главу…»
"А у нас сады цветут, всё белое, с розовыми оттенками. Волнами тёрн, слива, вишня, яблони, каштаны, черёмуха.
И запели соловьи, вчера вечером слышал.
Запахи-то какие! Медленно гуляем по улице и наслаждаемся видом, воздухом, ароматами. Они истинно российские, трёхсоставные: цветами, шашлыками и навозом. Переходим от одной волны к следующей.
Пошел я шашлыки пробовать".
Старушка деревенская: "Ох, мужик-то мой какой золотой стал. Кажную ночь мне снится. Исправился. Раньше, как живой был, пил, ругался, мне нисколько по дому не помогал. А теперь во сне приходит, огород копает, за скотиной ходит, такой жаланный. Ему 14 числа всегда пенсию приносили, так теперь 15-го снится, деньги протягивает. А раньше-то пропивал, ничего не давал. «Бери, - говорит, - Маруся, купи себе, чего хочешь». Какой же стал хороший, дай ему Бог тама здоровья!"
"Отпел на могиле пасхальный тропарь, ектению, Вечную память. От могилы батюшки пошёл по рукам: все приглашают к своим захоронениям. Матушка подпевает, улыбается подружкам и церковным старушкам, детишки тащат мешок с яйцами и куличами, иых надавали люди.
Покойники-то все знакомые. Вот семья разбилась на машине вся разом, вот алкоголика убила жена топором, генерал из Москвы, парня задавило плитой, певчая мой бывшая, а это та, что писала на меня в епархию и в Москву жалобы многостраничные, вот армян сгорел от рака. Фото, фото..."
"Вчера в праздник собирали первые весенние грибы: сморчки. Урожайные, чистые и вкусные грибочки. Лес засыпан клейкой чешуёй тополиных почек, их аромат перебивает запахи тёплой опавшей листвы и зелёной травки. Сила природная властно тянет вверх былинки, распускает листочки и нас веселит. Любимое моё время года. Жизненная энергия весенней природы, я думаю, одного происхождения с благодатью Божией. Та, как живая вода, питает наши души, даёт способность сопротивляться искушениям, главным и злейшим из которых я почитаю уныние".