Гопники и Сирано де Бержерак, сказка и литература
Почему у нас после Гоголя нет Флобера?
Вопрос звучит странно лишь на первый взгляд. Почему никто (или почти никто - в сравнении с общим количеством "литераторов") не ставит себе интересных, захватывающих, радикальных стилистических и композиционных задач? Почему мы едем по накатанной - написать роман как в туалет сходить (делюсь впечатлениями после посещения книжного магазина, в которые стараюсь давно уже не заглядывать - за исключением "Фаланстера", но там иные цели и сроки)?
Пришло мне ещё одно - помимо очевидных - решение этих вопросов - можно сказать, приснилось. Спешу поделиться.
Скажем так. Детский сад, школа, неграмотные или уставшие от жизни родители, учителя, университетские преподаватели, церковники, государственные мужи, соседи по даче, родственники - все до единого ведут - знают они или нет - одну и ту же борьбу: битву за господство над воображением. Социальная движуха может быть рассмотрена через призму попыток распределить это самое господство. Но - кто услышит меня? - это всё, всё вместе, целиком и полностью - вторично, паразитарно, ни о чём. Меня явно никогда не услышат те, кто рвут свои виртуальные задницы ради Майдана или за Кремль. И много кто ещё.
Предположим, что способность воображать неистребима. Вопрос только в том, куда её направить. С самого начала нам предлагают различные варианты: сказки, стихи, картинки, теперь - видео и компьютерные игры (музыку теперь вообще не предлагают под эту способность, кстати сказать, поэтому музыка значительно трансформировалась). Самые сказочные люди - это не сказочники, напротив: те, кто вовсе атрофировал свою способность воображать в пользу той или иной сказки.
Одновременно с этими процессами человек социализируется (и пусть бы с этим, не это сейчас важно, социум как паразит выстраивает себя всегда на существенных вещах, делая их незначимыми, типа мыслей о судьбе и пр.) и - учится способам применения собственной способности, развивает её.
А дальше существенное расхождение: можно нечто воспринять в качестве лишь примера (и тогда, уже такое восприятие должно обладать смелостью усмотреть тот ландшафт, на котором поданное тебе единственное служит лишь одним из) - а можно воспринять нечто в качестве колейного образца, как задачку на нахождение единственно верного ответа. В последнем случае воображение необходимо лишь для того, чтобы приспособиться к условиям, в первом - для того, чтобы вообще впервые условия условить. Для последнего - условия всегда уже даны и надо им соответствовать, для первого - важно соответстветствовать тому, чему соответствуют любые возможные условия в принципе.
Мне-то думается, что Гоголя, например, можно читать в первом режиме, а можно и во втором. К сожалению, большая часть писателей (и читателей) прочла его в последнем режиме. Мы направили воображение - почему-то - на то, чтобы оно закупорило наше несоответствие прочитанному. И тогда можно сказать, что Чичиков в тарантайке мало чем отличается от Василия Петровича из соседнего подъезда на мерседесовском джипе. Ведь любому понятно - что я сказал?
Само свидетельство этой понятности - гарантия последнего использования воображения.
Но литература - это сказка, вымысел, фикция. Вся, от начала и до конца. И слово "сказка" здесь не следует читать с коннотацией типа: "ага, а где-то есть реальность". Нет, реальность (если есть) - нуждается в свободной сказке, без неё не может быть. Даже самый унылый гопник мнит себя на вечеринке, бия морду неправильно посмотревшему на "его" девушку чувака Сирано де Бержераком. Вот это - сказка. Попробуйте его лишить оной - следующим будете вы.
Беда не в том, что у писателей исчезла сказка. Беда в том, что определённая (не самая лучшая, кстати) сказка была водружена (не будем разбираться - кем) на хоругви, беда в том, что воображение брошено на её обслуживание. Какие Флоберы после Гоголя, если мы все работаем на то, чтобы не выходить из "Мёртвых душ", несмотря на айфоны в руках и машины под задом? Как раз последние обстоятельства лишь сильнее укореняют нас в чичиковщине, делая её вневременной, совсем уж безысходной.
Надо вернуть литературе сказочность, писателям - задачи, превышающие писательские способности (и тогда писатель впервые поймёт - на что он способен), реальности - её право быть сказочной.
Пока этого не произошло - никакого Флобера после Гоголя. И никакого Гоголя после Гоголя, кстати, тоже.
И до Гоголя, по-моему, тоже.
Вопрос звучит странно лишь на первый взгляд. Почему никто (или почти никто - в сравнении с общим количеством "литераторов") не ставит себе интересных, захватывающих, радикальных стилистических и композиционных задач? Почему мы едем по накатанной - написать роман как в туалет сходить (делюсь впечатлениями после посещения книжного магазина, в которые стараюсь давно уже не заглядывать - за исключением "Фаланстера", но там иные цели и сроки)?
Пришло мне ещё одно - помимо очевидных - решение этих вопросов - можно сказать, приснилось. Спешу поделиться.
Скажем так. Детский сад, школа, неграмотные или уставшие от жизни родители, учителя, университетские преподаватели, церковники, государственные мужи, соседи по даче, родственники - все до единого ведут - знают они или нет - одну и ту же борьбу: битву за господство над воображением. Социальная движуха может быть рассмотрена через призму попыток распределить это самое господство. Но - кто услышит меня? - это всё, всё вместе, целиком и полностью - вторично, паразитарно, ни о чём. Меня явно никогда не услышат те, кто рвут свои виртуальные задницы ради Майдана или за Кремль. И много кто ещё.
Предположим, что способность воображать неистребима. Вопрос только в том, куда её направить. С самого начала нам предлагают различные варианты: сказки, стихи, картинки, теперь - видео и компьютерные игры (музыку теперь вообще не предлагают под эту способность, кстати сказать, поэтому музыка значительно трансформировалась). Самые сказочные люди - это не сказочники, напротив: те, кто вовсе атрофировал свою способность воображать в пользу той или иной сказки.
Одновременно с этими процессами человек социализируется (и пусть бы с этим, не это сейчас важно, социум как паразит выстраивает себя всегда на существенных вещах, делая их незначимыми, типа мыслей о судьбе и пр.) и - учится способам применения собственной способности, развивает её.
А дальше существенное расхождение: можно нечто воспринять в качестве лишь примера (и тогда, уже такое восприятие должно обладать смелостью усмотреть тот ландшафт, на котором поданное тебе единственное служит лишь одним из) - а можно воспринять нечто в качестве колейного образца, как задачку на нахождение единственно верного ответа. В последнем случае воображение необходимо лишь для того, чтобы приспособиться к условиям, в первом - для того, чтобы вообще впервые условия условить. Для последнего - условия всегда уже даны и надо им соответствовать, для первого - важно соответстветствовать тому, чему соответствуют любые возможные условия в принципе.
Мне-то думается, что Гоголя, например, можно читать в первом режиме, а можно и во втором. К сожалению, большая часть писателей (и читателей) прочла его в последнем режиме. Мы направили воображение - почему-то - на то, чтобы оно закупорило наше несоответствие прочитанному. И тогда можно сказать, что Чичиков в тарантайке мало чем отличается от Василия Петровича из соседнего подъезда на мерседесовском джипе. Ведь любому понятно - что я сказал?
Само свидетельство этой понятности - гарантия последнего использования воображения.
Но литература - это сказка, вымысел, фикция. Вся, от начала и до конца. И слово "сказка" здесь не следует читать с коннотацией типа: "ага, а где-то есть реальность". Нет, реальность (если есть) - нуждается в свободной сказке, без неё не может быть. Даже самый унылый гопник мнит себя на вечеринке, бия морду неправильно посмотревшему на "его" девушку чувака Сирано де Бержераком. Вот это - сказка. Попробуйте его лишить оной - следующим будете вы.
Беда не в том, что у писателей исчезла сказка. Беда в том, что определённая (не самая лучшая, кстати) сказка была водружена (не будем разбираться - кем) на хоругви, беда в том, что воображение брошено на её обслуживание. Какие Флоберы после Гоголя, если мы все работаем на то, чтобы не выходить из "Мёртвых душ", несмотря на айфоны в руках и машины под задом? Как раз последние обстоятельства лишь сильнее укореняют нас в чичиковщине, делая её вневременной, совсем уж безысходной.
Надо вернуть литературе сказочность, писателям - задачи, превышающие писательские способности (и тогда писатель впервые поймёт - на что он способен), реальности - её право быть сказочной.
Пока этого не произошло - никакого Флобера после Гоголя. И никакого Гоголя после Гоголя, кстати, тоже.
И до Гоголя, по-моему, тоже.