Три стратегии писательства
Глядя, на то, что делается вокруг под названием "стихи" и "проза", я всё больше склоняюсь к выводу. что я точно не делаю того, что делают вокруг. Ещё проще: то, что делают другие под этими рубриками - это совсем, совершенно другое.
Здесь, собственно, на волне различных интервью, когда неожиданно нужно было делать вид, что ты - "поэт", очертились три стратегии поведения (вариант "всё бросить", само собой не рассматривается). В чистоте они выглядят так:
1. Стратегия "заодно". Продолжать делать то, что и как делаешь ты, при этом делая вид, что ты - заодно со всеми. То есть - делать вид, что ты не заметил различия, показывая всем наивное полагание, что "все вместе и все заодно". При этом следует обладать огромным терпением и великодушием таких размеров, что уже за это можно ставить памятник нерукотворный.
2. Стратегия "подлинности". Начать говорить, что то, что делают другие - это не "стихи" и "проза", потому что "стихи" и "проза" - это совершенно другое, трудное, не банальное умение рифмовать "палку" и "селёдку", но ещё имение-что-сказать, зачем-сказать, ответственность, аккуратность - и проч. и проч. При этом все начинают думать, что - в этой бесхитростной форме - ты отстаиваешь своё собственное право стать первым среди тех, кто пишет "стихи" и "прозу", то есть все аргументы за "стихи" и "прозу" будут адресованы говорящему. При этом о "стихах" и "прозе" никто не будет думать (по-прежнему). Для этой стратегии требуется огромное желание вести длинные и пустые разговоры со всеми, кто пишет "стихи" и "прозу", доказывая им, что ты - не верблюд. Рекомендуется всем, у кого есть свободное время и желание попиздеть пообщаться. Недостаток применения этой стратегии очевиден - со временем, все эти беседы переформатируют твои собственные представления, и ты будешь - сам того не зная - писать так, чтобы, глядя на твою работу, твои "собеседники" могли "что-то понять". Творчество перестаёт быть предметом завоевания, оно становится - средством риторического убеждения.
3. Стратегия "отказа от имён". Продолжать делать то, что делаешь, никак это не называя, отдав право щеголять именами "проза" и "поэзия" всем этим людям, пусть они печатаются, дерутся, побеждают, также старательно изыскивают способы внимательно не читать друг друга, поскольку - если они прочтут внимательно хоть что-то из своего - то они погибнут. Человеческий дух не способен внимать такому, а если его заставить, то он сыграет со своим тираном злую шутку (стоит подумать о механизмах литпремий как о способах "иметь дело с произведениями, нисколько к ним не приближаясь, не дай бог"). При этом, само собой, полнейшая безвестность и забвение, а также - смятение при неожиданном обращении на тебя внимания со стороны кого-либо. К примеру, пишешь ты "неназываемое", отдав имена всем остальным, а к тебе обращаются как к "поэту" или к "прозаику", ты теряешься. Конечно, лучше отослать журналистов к тем, кто легко щеголяет этими именами, даже ничего не порождая; ведь, в конце-то концов, журналистам глубоко наплевать на то, что именно породил тот или иной "поэт" и "прозаик", важна сама возможность обратиться к кому-либо как к "поэту" или "прозаику". Придерживающийся третьей стратегии для этих целей обращения становится фактически непригодным. Также он становится невидимым для всех остальных. Кажется, что он - изолированный графоман. Возможно и так. Но, возможно, он входит в неописуемое и ненаблюдаемое сообщество тех, кто сам пишет и наблюдает - всех величайших мастеров слова. Что мешает мне вести диалог с Флобером сегодня, вместо того, чтобы доказывать "прозаику" Васе Ж. из соседнего дома, что его "фэнтезийный роман о вселенной ФоллАут" - не очень тебе нравится? Вася Ж., пока ты подбираешь аргументы и способ объясниться с ним (вторая стратегия), уже забросил роман и женился-спился.
Каждая из этих стратегий позиционирует, задаёт, несёт на себе особое настроение творчества. Скажу по себе, что ни одной из них длительно придерживаться естественно нельзя, да и невозможно. Другое дело, что каждый из пишущих склоняется преимущественно то к одной, то к другой, то к третьей. Публичное пространство принадлежит только тем, кто ставит на вторую. Фон публичного пространства составляют те, кто склоняется к первой. Третьих вообще нигде нет, но, зреет у меня такая догадка - вторые и первые - лишь паразитируют на незримом господстве третьих. Ницше говорил о великих истинах на голубиных лапках, а Бибихин сказал о невидимках так:
"Выход из метрического, мерного пространства в свободное незаметный, человек словно проваливается как Фалес в погреб, нечаянно, и сразу становится ненаблюдаемым, на этом основании невидимость и невидимки, и невидимка становится заметен: самое бросающееся в глаза это неведимка, вот уж кому не удастся остаться скромно незаметным" (Лес, С.99).
То же самое относится и к современной гуманитарной науке, но там так всё паршиво в этом отношении, что даже и писать об этом противно. Пишущий и копающийся в этом должен был бы у самого себя вызывать отвращение.
Здесь, собственно, на волне различных интервью, когда неожиданно нужно было делать вид, что ты - "поэт", очертились три стратегии поведения (вариант "всё бросить", само собой не рассматривается). В чистоте они выглядят так:
1. Стратегия "заодно". Продолжать делать то, что и как делаешь ты, при этом делая вид, что ты - заодно со всеми. То есть - делать вид, что ты не заметил различия, показывая всем наивное полагание, что "все вместе и все заодно". При этом следует обладать огромным терпением и великодушием таких размеров, что уже за это можно ставить памятник нерукотворный.
2. Стратегия "подлинности". Начать говорить, что то, что делают другие - это не "стихи" и "проза", потому что "стихи" и "проза" - это совершенно другое, трудное, не банальное умение рифмовать "палку" и "селёдку", но ещё имение-что-сказать, зачем-сказать, ответственность, аккуратность - и проч. и проч. При этом все начинают думать, что - в этой бесхитростной форме - ты отстаиваешь своё собственное право стать первым среди тех, кто пишет "стихи" и "прозу", то есть все аргументы за "стихи" и "прозу" будут адресованы говорящему. При этом о "стихах" и "прозе" никто не будет думать (по-прежнему). Для этой стратегии требуется огромное желание вести длинные и пустые разговоры со всеми, кто пишет "стихи" и "прозу", доказывая им, что ты - не верблюд. Рекомендуется всем, у кого есть свободное время и желание попиздеть пообщаться. Недостаток применения этой стратегии очевиден - со временем, все эти беседы переформатируют твои собственные представления, и ты будешь - сам того не зная - писать так, чтобы, глядя на твою работу, твои "собеседники" могли "что-то понять". Творчество перестаёт быть предметом завоевания, оно становится - средством риторического убеждения.
3. Стратегия "отказа от имён". Продолжать делать то, что делаешь, никак это не называя, отдав право щеголять именами "проза" и "поэзия" всем этим людям, пусть они печатаются, дерутся, побеждают, также старательно изыскивают способы внимательно не читать друг друга, поскольку - если они прочтут внимательно хоть что-то из своего - то они погибнут. Человеческий дух не способен внимать такому, а если его заставить, то он сыграет со своим тираном злую шутку (стоит подумать о механизмах литпремий как о способах "иметь дело с произведениями, нисколько к ним не приближаясь, не дай бог"). При этом, само собой, полнейшая безвестность и забвение, а также - смятение при неожиданном обращении на тебя внимания со стороны кого-либо. К примеру, пишешь ты "неназываемое", отдав имена всем остальным, а к тебе обращаются как к "поэту" или к "прозаику", ты теряешься. Конечно, лучше отослать журналистов к тем, кто легко щеголяет этими именами, даже ничего не порождая; ведь, в конце-то концов, журналистам глубоко наплевать на то, что именно породил тот или иной "поэт" и "прозаик", важна сама возможность обратиться к кому-либо как к "поэту" или "прозаику". Придерживающийся третьей стратегии для этих целей обращения становится фактически непригодным. Также он становится невидимым для всех остальных. Кажется, что он - изолированный графоман. Возможно и так. Но, возможно, он входит в неописуемое и ненаблюдаемое сообщество тех, кто сам пишет и наблюдает - всех величайших мастеров слова. Что мешает мне вести диалог с Флобером сегодня, вместо того, чтобы доказывать "прозаику" Васе Ж. из соседнего дома, что его "фэнтезийный роман о вселенной ФоллАут" - не очень тебе нравится? Вася Ж., пока ты подбираешь аргументы и способ объясниться с ним (вторая стратегия), уже забросил роман и женился-спился.
Каждая из этих стратегий позиционирует, задаёт, несёт на себе особое настроение творчества. Скажу по себе, что ни одной из них длительно придерживаться естественно нельзя, да и невозможно. Другое дело, что каждый из пишущих склоняется преимущественно то к одной, то к другой, то к третьей. Публичное пространство принадлежит только тем, кто ставит на вторую. Фон публичного пространства составляют те, кто склоняется к первой. Третьих вообще нигде нет, но, зреет у меня такая догадка - вторые и первые - лишь паразитируют на незримом господстве третьих. Ницше говорил о великих истинах на голубиных лапках, а Бибихин сказал о невидимках так:
"Выход из метрического, мерного пространства в свободное незаметный, человек словно проваливается как Фалес в погреб, нечаянно, и сразу становится ненаблюдаемым, на этом основании невидимость и невидимки, и невидимка становится заметен: самое бросающееся в глаза это неведимка, вот уж кому не удастся остаться скромно незаметным" (Лес, С.99).
То же самое относится и к современной гуманитарной науке, но там так всё паршиво в этом отношении, что даже и писать об этом противно. Пишущий и копающийся в этом должен был бы у самого себя вызывать отвращение.