Современная японская поэзия: письмо Юри господину Хироши
(начало ранее)
Глаза мои наполнились слезами, господин Хироши, когда увидели Вас мёртвым.
Более всего стало мне грустно - оттого, что я не успела сказать Вам важные вещи,
но я сама не знала, что такие вещи могут существовать, и я, глупая Юри, могу
их говорить. Прежде, чем душа Ваша станет птицей - а кем ещё ей быть, как не птицей? -
у Вас всегда был птичий нос, и такой блестящий, яркий взгляд, как у синиц -
я скажу Вам важное-важное, и первое важное здесь - Вы меня точно слышите.
Синица в окне:
пока ещё ранняя,
глупая птица.
Бабушка Чо, пока душа её не обратилась к предкам, всегда говорила мне:
главное для хорошей девочки найти любовь, а любовь - это когда никому ничего
не надо друг от друга. Я удивлялась этим её словам, а она в ответ только улыбалась.
Чуть позже, когда бабушки Чо уже не было рядом, я поняла её слова. И не было
слишком поздно: до этого вполне ощутила я все-все человеческие надобности, которые
люди справляют друг другом. Теперь я точно знаю, что я всегда любила только Хироши.
Синие тени
ветер холодит арку:
магазин закрыт.
Вряд ли Вы помните этот вечер, когда я справилась у Вас о здоровье мамы, а я помню.
Мне стыдно признаться в этом, но моя подруга Ёри как-то уговорила меня заниматься
этими делами перед камерой, сказав такие слова: сейчас, Юри, нельзя уж как прежде
уповать на доверчивость при выборе жизненного пути, по которому шли наши матери;
кроме того, ничего всерьёз делать и не потребуется: всего-то при других гладить себя,
так же, как ты делаешь это одна, мечтая. И не говори, что ты не гладишь себя. Я не сказала.
Закрыв ей глаза,
больше не летать ввысь:
чужая себе.
Но Ёри меня обманула, и теперь я понимаю, почему её глаза всегда были грустными,
даже когда она веселилась и шумела в пригородном кафетерии: я больше не дружу с ней,
она умерла от наркотиков. Однажды ко мне пришёл её бывший друг, и остался на ночь.
Мы много пили с ним, вспоминая её, а затем он сделал эти дела со мной по-настоящему:
но мне не было хорошо, хотя моя мама Киши обозвала меня “шлюхой” и выгнала на улицу.
Мамору уверял меня, что такова жизнь. Но когда я была с ним, я представляла Вас.
Под веками скрыт
поток верной надежды:
не целуй меня.
Мне всегда становилось невыносимо, когда я заставала свою новую жизнь:
и мыслями уносилась в прошлое, где маленькая девочка ещё не знала о мире
ничего плохого. И если бы бабушка Чо была жива, она бы помогла мне, добавив:
дети видят мир настоящим, взросление - сон. Я уснула, господин Хироши,
и только в самые мрачные моменты я вспоминала Вас - такого спокойного, грустного,
помнящего меня ещё маленькой. Мне казалось, что мы с Вами разделяем тайну детства.
Позади тоски
проясняется небо:
идут холода.
У моих новых подруг здесь, в этом сонном царстве, одна на всех грусть. Иногда
они забываются, их забавляют желания мужчин, которых они даже не видели,
своего рода азарт, закрученный юлой вокруг одинокого тела в своей комнате:
но, даже когда они хотят этому отдаться, ощущают условность происходящего все -
это делает из них - и из меня - шлюх. Моя мама Киши была не права: когда я спала
с Мамору, я не была шлюхой, я просто была несчастной. Если бы не думала о Вас.
С берега в море
летит камень мечтаний:
рыбий рай полон.
Люди говорят, что Вы умерли большим начальником, но прямо на работе. Знаете,
мне кажется, что я тоже умру на работе, но только никем. И больше нет никакой
разницы в нас, остаётся только надежда, что там, где Вы с бабушкой Чо ждёте меня,
мир вернётся к детским глазам - не зря же они остаются у нас ясными до смерти,
помнящими о том, что видел ребёнок. Я донесу это к Вам, и Вы меня простите и ещё
полюбите, господин Хироши. Тело моё пока молодое, но ведь там нет времени и ожидания.
Снизу, под крылом,
люди швыряют камни:
летим над морем.
Глаза мои наполнились слезами, господин Хироши, когда увидели Вас мёртвым.
Более всего стало мне грустно - оттого, что я не успела сказать Вам важные вещи,
но я сама не знала, что такие вещи могут существовать, и я, глупая Юри, могу
их говорить. Прежде, чем душа Ваша станет птицей - а кем ещё ей быть, как не птицей? -
у Вас всегда был птичий нос, и такой блестящий, яркий взгляд, как у синиц -
я скажу Вам важное-важное, и первое важное здесь - Вы меня точно слышите.
Синица в окне:
пока ещё ранняя,
глупая птица.
Бабушка Чо, пока душа её не обратилась к предкам, всегда говорила мне:
главное для хорошей девочки найти любовь, а любовь - это когда никому ничего
не надо друг от друга. Я удивлялась этим её словам, а она в ответ только улыбалась.
Чуть позже, когда бабушки Чо уже не было рядом, я поняла её слова. И не было
слишком поздно: до этого вполне ощутила я все-все человеческие надобности, которые
люди справляют друг другом. Теперь я точно знаю, что я всегда любила только Хироши.
Синие тени
ветер холодит арку:
магазин закрыт.
Вряд ли Вы помните этот вечер, когда я справилась у Вас о здоровье мамы, а я помню.
Мне стыдно признаться в этом, но моя подруга Ёри как-то уговорила меня заниматься
этими делами перед камерой, сказав такие слова: сейчас, Юри, нельзя уж как прежде
уповать на доверчивость при выборе жизненного пути, по которому шли наши матери;
кроме того, ничего всерьёз делать и не потребуется: всего-то при других гладить себя,
так же, как ты делаешь это одна, мечтая. И не говори, что ты не гладишь себя. Я не сказала.
Закрыв ей глаза,
больше не летать ввысь:
чужая себе.
Но Ёри меня обманула, и теперь я понимаю, почему её глаза всегда были грустными,
даже когда она веселилась и шумела в пригородном кафетерии: я больше не дружу с ней,
она умерла от наркотиков. Однажды ко мне пришёл её бывший друг, и остался на ночь.
Мы много пили с ним, вспоминая её, а затем он сделал эти дела со мной по-настоящему:
но мне не было хорошо, хотя моя мама Киши обозвала меня “шлюхой” и выгнала на улицу.
Мамору уверял меня, что такова жизнь. Но когда я была с ним, я представляла Вас.
Под веками скрыт
поток верной надежды:
не целуй меня.
Мне всегда становилось невыносимо, когда я заставала свою новую жизнь:
и мыслями уносилась в прошлое, где маленькая девочка ещё не знала о мире
ничего плохого. И если бы бабушка Чо была жива, она бы помогла мне, добавив:
дети видят мир настоящим, взросление - сон. Я уснула, господин Хироши,
и только в самые мрачные моменты я вспоминала Вас - такого спокойного, грустного,
помнящего меня ещё маленькой. Мне казалось, что мы с Вами разделяем тайну детства.
Позади тоски
проясняется небо:
идут холода.
У моих новых подруг здесь, в этом сонном царстве, одна на всех грусть. Иногда
они забываются, их забавляют желания мужчин, которых они даже не видели,
своего рода азарт, закрученный юлой вокруг одинокого тела в своей комнате:
но, даже когда они хотят этому отдаться, ощущают условность происходящего все -
это делает из них - и из меня - шлюх. Моя мама Киши была не права: когда я спала
с Мамору, я не была шлюхой, я просто была несчастной. Если бы не думала о Вас.
С берега в море
летит камень мечтаний:
рыбий рай полон.
Люди говорят, что Вы умерли большим начальником, но прямо на работе. Знаете,
мне кажется, что я тоже умру на работе, но только никем. И больше нет никакой
разницы в нас, остаётся только надежда, что там, где Вы с бабушкой Чо ждёте меня,
мир вернётся к детским глазам - не зря же они остаются у нас ясными до смерти,
помнящими о том, что видел ребёнок. Я донесу это к Вам, и Вы меня простите и ещё
полюбите, господин Хироши. Тело моё пока молодое, но ведь там нет времени и ожидания.
Снизу, под крылом,
люди швыряют камни:
летим над морем.