"Горбунов и Горчаков", ГИТИС. 09.06, 17.06.16
Снег за окном торжественный и гладкий,
пушистый, тихий.
Поужинав, на лестничной площадке
курили психи.
Стояли и на корточках сидели
без разговора.
Там, за окном, росли большие ели -
деревья бора.
План бегства из больницы при пожаре
и все такое.
...Но мы уже летим в стеклянном шаре.
Прощай, земное!
Всем все равно куда, а мне - подавно,
куда угодно.
Наследственность плюс родовая травма -
душа свободна.
Так плавно, так спокойно по орбите
плывет больница.
Любимые, вы только посмотрите
на наши лица!
Борис Рыжий, 1997
Режиссёр - Семён Шомин
Художник - Натали-Кейт Пангилинан (Школа студия МХАТ)
Художник по свету - Софья де Лорейн (Школа студия МХАТ)
"Горбунов и Горчаков" - спектакль по Бродскому, поставленный в ГИТИСе на курсе Хейфеца. Как ни удивительно, студентом не режиссерской, а актерской группы, если я ничего не путаю. На всякий случай поясню - на режиссёрском факультете режиссеры и актеры учатся и работают совместно.
Этот выпуск вообще крайне интересен (опыт для сравнения уже какой-то накапливается), посмотрела всё, куда удалось попасть. Причем, лишь один спектакль из увиденных мною был поставлен педагогом. Все прочие - работы студентов, достойные внимания и текстов. Но совсем не пишется сейчас... Так что начну с одного, о котором промолчать никак не могу. Очень уж сильное эстетическое и эмоциональное впечатление осталось после повторного просмотра.
Вызывающая настоящее уважение постановка, точно продуманная, не смотря на сложность первоисточника. Чувствуется, как все выверено. Переход от эпизода к эпизоду, от главы к главе. Акценты зрительского внимания. Актерские работы стоят отдельного разбора, но я тот ещё мастер в этом... Так что просто скажу, что в самих Горбунова и Горчакова (Матвей Черных и Семён Шомин) буквально влюбилась. Отдельно хочется выделить ещё Мицкевича (Данил Иванов) с его местом между зрителей. И врачей (Надежда Калеганова и Владимир Зомерфельд) с их взглядами.
Глубокая работа с источником, литературным и реальным контекстом. Из более раннего стихотворения Бродского пришла слепота Мицкевича, а костюмы артистов - настоящие пижамы из больницы Кащенко, куда были совершены поездки в процессе подготовки спектакля.
При этом сценография в целом скорее символисткая, сочетающая конкретные детали со значительной долей условности.
У меня никогда не получалось нормально осознать "Горбунова и Горчакова", но вдруг картина собралась. По крайней мере, в рамках спектакля Семёна Шомина и в данный конкретный момент.
Так просто - не один человек, не два, а процесс перерождения. Момент в промежутке между стенами. Один пропадает, другой появляется.
Пройдет 40 дней, второй сойдет с креста, а первый растворится в море. Они есть друг для друга, но вряд ли для окружающих. Да и существуют ли на самом деле сами окружающие в этом условном чистилище?
Похоже, что остальные персонажи - просто осколки той же личности. Судя по рассказу в другом отзыве, Мицкевич в одном из эпизодов, танцуя (или не танцуя) с девушкой, всё говорит, говорит ей про их ребенка, о том, что больше не покинет её в темноте. Но эта темнота - она за окном, за морем, за звездами... И ещё дальше. Туда уйдет в финале Горбунов ("Вот вам новость - спутник на орбите"). Вернется в обычный мир оставшийся в одиночестве Горчаков. Останется где-то на окраине вечности между вдохами сумасшедший дом с его обитателями. За окном никогда не светит луна, только звезды. Этого места нет. Хотя оно, конечно, есть.
Первая сцена, заплаканная женщина с коляской уходит и вокруг возникает дом, от которого никак не убежать. Потом в финале та же точка, та же одежда, но человек иной.
Он попал в сумасшедший дом из-за лисичек, ведь после этих слов ушла жена. Возможно, она вообще умерла при родах, вспоминая слова Мицкевича (кстати, коляска с ребёнком - единственный откровенно ненастоящий предмет в спектакле). По сути, на бытовом уровне можно получить историю разбитого и вновь собранного сердца. Хотя смыслов и ракурсов восприятия намного больше, конечно. Это история и о боге.
"Любовь есть предисловие к разлуке". "Бог есть любовь". Тогда... Бог - это пауза между словами. Момент преображения лица и духа. Потеря половины от себя и обретение взамен иного. Взгляд через окно, когда за спиной закрылись двери.
Вообще весь спектакль - это именно такое окно при закрытых дверях. Пространство раздвигается. Заключенное в круг зрительских мест, за мутным стеклом в сложносочинённой раме оно уходит куда-то в бесконечность.
Зрители то ли пациенты, то ли какая-то комиссия. У каждого на руках папка с делом. Рассадка по кругу, за вычетом проходов и оконной рамы. Рама как опора мира. Маятник Фуко, обозначающий вращение Земли.
Любовь есть у тех, кого нет. Кто уходит, исчезает. Приходит воображаемая жена к Горбунову. Находят своих избранниц прозревший Мицкевич и исцелившийся Бабанов. Любят друг друга врачи. Процедуры - это иногда переход куда-то в другое пространство, где любовь существует. А Горчаков уже почти реален и нет ему любви, нет бога, лишь сон.
В первой сцене Горчаков в столь же мокрой пижаме, как и Горбунов. Он словно только что появился, как тень. Приходит он снизу, из люка и там не раз скрывается. Возможно, это подсознание.
А в последней главе поэмы звучат следующие слова:
"Спи, спи, мой друг. Я посижу с тобой.
Не над тобой, не под - а просто рядом."
Перед финалом Горчаков выглядывает Горбунова уже не за окном, а где-то во внутреннем пространстве. Сумасшедший дом пропал, море заняло всё вокруг, чтобы вскоре тоже исчезнуть. И останется лишь вытянутый в струну раскачивающийся силуэт человека - стрелка, вышедшая за пределы своего циферблата и несущаяся вперед.
P.S.
...Кто тебе приснился? Ёжик!
Ну-ка, ну-ка расскажи.
Редко в сны заходят всё же к
нам приятели ежи.
Чаще нам с тобою снятся
дорогие мертвецы,
безнадёжные страдальцы,
палачи и подлецы.
Но скажи, на что нам это,
кроме страха и седин:
просыпаемся от бреда,
в кухнях пьём валокордин.
Ёжик - это милость рая,
говорю тебе всерьёз,
к жаркой ручке припадая
и растроганный до слёз.
Борис Рыжий, 1997