Цукумогами, или ожившие зонтики
В японской демонологии есть понятие «цукумогами» - вещь, приобретшая душу. Считается, что цукумогами становятся вещи, которые живут больше ста лет, тогда они приобретают индивидуальность и начинают жить своей жизнью. Японцы знают много видов таких духов вещей, например, дзоригами - старые часы, бакэ-дзори - старые соломенные сандалии и мориндзи-но окама, старые чайники. Про цукумогами много чего хорошего написано на Википедии.
У меня есть свои цукумогами - не такие древние, зато точно одушевленные. Это мои первые беговые кроссовки, по прозвищу "Ботинки Фореста Гампа"; это кухонные ножи - первая вещь, которая появилась в моем отдельном доме, это несомненно все мои краски и кисточки. Вообще все предметы творческого труда цукумогами по праву рождения.
Коллаж из одушевленных предметов. Особенно одушевлено байковое одеяло.
Вот например пианино, на котором играла моя мама. Она играла на нем, когда училась в музыкальной школе, много лет назад, тогда пианино еще стояло в квартире прадеда с печкой. Я плохо помню эту квартиру, помню только, что она была в двухэтажном белокирпичном доме, у которого на заднем дворе были курятники, а с левога яблоневый сад. Потом прадед переехал в другой двухэтажные белокирпичный дом - тоже с курятниками, но без яблонь. У этого дома были клумбы с бархатцами, астрами и физалисом, а посреди клумб рос дуб, беспечно посаженный моим дядькой. Вслед за прадедом переезжало пианино - это пришлось уже на мое детство. Я помню семейные советы по поводу перевозки пианино и того странного мастера, который был вызван его настраивать. После переезда у пианино была частичная занятость: когда приезжала мама, на нем играли вступление к лунной санате, я его мучала Собачим вальсом (безуспешно весьма), а дядька играл партию «звук приезда метро на кольцевой линии». Сейчас пианино снова в деле - на нем музицирует моя младшая двоюродная сестра, пианино послушно выдает гаммы, этюды Черни и вальсы Моцарта. И у пианино есть характер! Оно любит детей, запах кофе и кошек, не любит телевизор и большие вазы с цветами, потому что они на него когда-то часто падали. При виде большой вазы пианино сразу расстраивается и играть на нем гораздо сложнее.
Или другая история, про кисточки. У меня дома они жили в литровой банке, покрытой слоями краски и наклеек, которую я очень любила крутить и рассматривать. Культурные слои наклеек на ней нарастали как кораллы, где-то раз в два месяца она целиком покрывалась новым слоем. Потом, при переезде, кисточки стали жить в медной турке, не пригодной для варки кофе из-за плохоприваренной ручки. Сейчас они живут в белом молочнике, который жалко покрывать слоями наклеек. Каждый раз, когда я вижу молочник кисточек, хочется взять лист и рисовать, все что угодно, хоть сами кисточки. А недавно ко мне приехали кисточки для китайского рисунка. Даже по их фотографиям было видно, что они цукумогами. У них богатая художественная история, феерические материалы и романтические названия. Например, кисть из волчьего ворса «Мышиные усы», кисть из куриных перьев «Перышко», кисть из шерсти молодой козы «Снежная». Все кисти любят, когда ими рисуют, и терпеть не могут, когда их моют под холодным душем.
А еще некоторые книги цукумогами, особенно старые академические словари и детские книжки. Детские книжки самые добрые, они разрешают на себе рисовать, несмотря на то, что все остальные это запрещают.
У меня есть свои цукумогами - не такие древние, зато точно одушевленные. Это мои первые беговые кроссовки, по прозвищу "Ботинки Фореста Гампа"; это кухонные ножи - первая вещь, которая появилась в моем отдельном доме, это несомненно все мои краски и кисточки. Вообще все предметы творческого труда цукумогами по праву рождения.
Коллаж из одушевленных предметов. Особенно одушевлено байковое одеяло.
Вот например пианино, на котором играла моя мама. Она играла на нем, когда училась в музыкальной школе, много лет назад, тогда пианино еще стояло в квартире прадеда с печкой. Я плохо помню эту квартиру, помню только, что она была в двухэтажном белокирпичном доме, у которого на заднем дворе были курятники, а с левога яблоневый сад. Потом прадед переехал в другой двухэтажные белокирпичный дом - тоже с курятниками, но без яблонь. У этого дома были клумбы с бархатцами, астрами и физалисом, а посреди клумб рос дуб, беспечно посаженный моим дядькой. Вслед за прадедом переезжало пианино - это пришлось уже на мое детство. Я помню семейные советы по поводу перевозки пианино и того странного мастера, который был вызван его настраивать. После переезда у пианино была частичная занятость: когда приезжала мама, на нем играли вступление к лунной санате, я его мучала Собачим вальсом (безуспешно весьма), а дядька играл партию «звук приезда метро на кольцевой линии». Сейчас пианино снова в деле - на нем музицирует моя младшая двоюродная сестра, пианино послушно выдает гаммы, этюды Черни и вальсы Моцарта. И у пианино есть характер! Оно любит детей, запах кофе и кошек, не любит телевизор и большие вазы с цветами, потому что они на него когда-то часто падали. При виде большой вазы пианино сразу расстраивается и играть на нем гораздо сложнее.
Или другая история, про кисточки. У меня дома они жили в литровой банке, покрытой слоями краски и наклеек, которую я очень любила крутить и рассматривать. Культурные слои наклеек на ней нарастали как кораллы, где-то раз в два месяца она целиком покрывалась новым слоем. Потом, при переезде, кисточки стали жить в медной турке, не пригодной для варки кофе из-за плохоприваренной ручки. Сейчас они живут в белом молочнике, который жалко покрывать слоями наклеек. Каждый раз, когда я вижу молочник кисточек, хочется взять лист и рисовать, все что угодно, хоть сами кисточки. А недавно ко мне приехали кисточки для китайского рисунка. Даже по их фотографиям было видно, что они цукумогами. У них богатая художественная история, феерические материалы и романтические названия. Например, кисть из волчьего ворса «Мышиные усы», кисть из куриных перьев «Перышко», кисть из шерсти молодой козы «Снежная». Все кисти любят, когда ими рисуют, и терпеть не могут, когда их моют под холодным душем.
А еще некоторые книги цукумогами, особенно старые академические словари и детские книжки. Детские книжки самые добрые, они разрешают на себе рисовать, несмотря на то, что все остальные это запрещают.