Непериодический вестник. За гатью - гать, или Самозавершающийся гештальт
Дня три мы склоняли "Усть-Камурастуй". То есть сначала не могли выговорить, потом просклонять... Камурастуй - название ручья и артикуляционная проблема. А если учесть, что существуют ещё два ручья с названиями Камур-Ясдо и Камурястый, и у каждого по несколько вариантов написания и произношения... то десять отличий не найдено и тридцать три корабля точно не вылавировали. В общем, решительно собрались туда, невзирая на топонимический троллинг и проблемы с дикцией. А на скальники Олхинского плато в этот раз решили не ходить, оно у нас как-то криво получается.
Я напекла пирожков: поход с пирожками - совсем другое дело, чем поход без пирожков. Завербовала подростка - я всегда говорю "пошли с нами, там такая красота", и она верит, а потом говорит, что впредь как только услышит про красоту, сразу будет отказывать в грубой форме, возможно даже пнёт. Но раз за разом соглашается - юна, наивна. С нами увязалась собака Тайга - она не знала, что мы собираемся ходить целый день, и тоже жестоко раскаялась, когда было уже поздно. Время от времени собака убегала, и мы начинали орать "Тайга! Тайга!", стоя как раз в тайге. Выглядели будто просто не можем молчать и сейчас заорём "Ручей! Ручей! Бревно! Бревно!"
Сначала мы познали гать и всё хорошее, что можно о ней сказать: что это не повелительное наклонение, что наша задача - не ударить в гать лицом, что возможен призыв "Ой ты гать еси, добрый молодец", призывающий добра молодца обеспечить переправу беспечным кукушкам, что за гатью - гать...
- Под гатью топь, над топью гать, - пыталась идеально сформулировать Дашка, но проблемы с дикцией как начались с "Камурастуя", так и не покидали нас до самого конца. "Над Катью топь, под топью Кать... я иду искать!" - так прозвучала ее идеальная формулировка, и мне ничего не оставалось, кроме как пожаловать к жабе - такова сила слова, подкреплённая фирменной вестибулярностью. "Сразу видно - всю ночь искусством занималась!" - почему-то подытожила Дашка - возможно, это как-то было связано с тем фактом, что вместо "Камурастуй" я пару раз сказала "Камасутра" - и мы пошли дальше.
Солнце светило в левый глаз, мы шли ольховыми коридорами, узкими, зелёными, уходящими вниз, маленькая рыжая собака выглядела как идеальная лиса, из леса нам махали энты, под ногами росли грибы. "Не будем торопиться! - говорила Дашка. - Мы идём хорошо. Давайте время от времени задаваться вопросом, хорошо ли мы идём. И отвечать себе: мы идём хорошо".
Мы шли хорошо. Ольховые коридоры сменились колоннадами сосен, мхи были зелены, грибы изобильны. А вот цели мы достигли наполовину. Камурастуй - да, Усть - нет. Мы стояли на берегу среди нестерпимой яркости. Камурастуй был как крепкий-крепкий чай - ярко-тёмно-солнечно-коричневый. С берега на носочках сходили в воду жёлтые цветы. Вокруг нас торжествовала царская, королевская, беспросветная грязюка. "Мы успели! В гости к жабе не бывает опозданий!" - с брутальными интонациями Высоцкого произнёс Кирилл, и мне ничего не оставалось, кроме как пожаловать к жабе снова. Мы не дошли до места, где ручей впадает в Большую Олху: один из нас сказал, что не для того он на свет родился, чтоб вот в этих вот кроссовках идти по колено в грязи, а потом ещё одиннадцать километров обратно с ней же в тесном контакте (и это была не я, я-то давно уже была в тесном контакте). Поэтому он предложил нам пойти другим путём и выйти на станцию Санаторный - когда-нибудь, в перспективе. Мы любим перспективу, поэтому немедленно согласились. Тут был эпический момент. Кирилл посмотрел в телефон, где у него была программа maps.me, которая у меня в голове называется почему-то "НЭП-СМИ", и сказал: вот это зимняя дорога, а это летняя. Мы напрасно ринулись на зимнюю. Пойдёмте по летней! Это был красивый момент - развилка времён года, выбор между зимой и летом... Мы пошли по летней. Потом оказалось, что всё было наоборот: Кирилл смущённо признался, весьма уже постфактум, что всё это время мы шли по лыжне! Такое у нас хреновое лето - вроде выбираешь его среди прочих сезонов, выбираешь, а всё равно лыжня тебе, товарищ.
Количество грибов зашкаливало. Лозунг "Скажи наркотикам нет" был среди нас очень популярен, только вместо наркотиков было собирательство. Маслята росли группами штук по тридцать, подосиновики все до одного можно было отправлять на конкурс красоты, мельчайшие волнушки утопали во мхах... За час мы прошли четыреста метров, почти не разгибаясь. У меня была с собой спец-торба, и казалось, её хватит на любые урожаи... И тут пошли белые. Лозунг "Скажи грибам - иногда!" стал неактуален. Супер-торба тоже стала неактуальна, с верхом наполнившись за пару припадков собирательства. "Я себя Щорсом каким-то чувствую!" - сообщил нам Кирилл, в очередной раз кидаясь к нам на крик "Белые!"
- Вы тоже это заметили? У нас то белые, то красные!
- Вы, девушки, Зыгаря обчитались?
- Давайте скажем грибам нет! Хотя мы должны были это сказать намного раньше!
- Почему ты призываешь нас сказать грибам нет, а сам в это время неудержимо режешь грибы?
- Я, как и вы, сказал грибам - иногда.
- В первую очередь сказать нет должна Катька. По-моему, она их прямо из кармана достаёт.
- Не пускайте её в лес! Она же там ещё чего-нибудь найдёт!
Белые были хороши, красными тоже нельзя было пренебречь. Импровизированная торба-2 тоже довольно быстро выполнила свою миссию, но тут пошли чёрные грузди - в этом раскладе они, видимо, представляли анархию, и нам было уже всё равно, куда их складывать - мы себя не контролировали. Собака Тайга втайне думала, что лично она свою миссию выполнила уже часа три назад, и где же вознаграждение за перевыполненное? Я думала "здесь такая красота", подросток думала "ещё раз скажут про красоту - сразу в буй пошлю". Тут выяснилось, что куда бы мы ни пошли, а проект "Рандомные скальники Олхинского плато" по-прежнему с нами - это самозавершающийся гештальт, и теперь, куда бы мы ни пошли, скальники неизбежны. Хотели леса и ручьёв - получите скальник Олхинского плато. Мы вышли на Камень-Шахтай, прошли сквозь заросли рябины и полезли вверх. Все леголасили по камням, а мы с Тайгой ползли по ним же, я - потому что фотоаппарат и вестибулярность, Тайга - потому что упитанное коротколапое животное. Иногда я подсаживала Тайгу, иногда она меня. Наверху было по-великански. Человеческие силуэты казались очень маленькими, а Тайгу вообще нельзя было отличить от мухи. Леса клубились до горизонта, сквозь них шли тёмно-синие дороги. Вдалеке виднелась скала Белая Церковь, давний объект моих смутных желаний. По ней сразу было видно, что там такая красота, такая... хорошо, что не пошли, ещё семь км были бы явно лишними - хором подумали мы с подростком. "Вы от меня теперь курятиной не отделаетесь! Будете балык подносить и лапки массировать", - подумала Тайга.
- Инда поскакы! - воззвал Кирилл, призывая нас успеть на электричку.
- Что за язык? Инда-европейский? Праэльфийский?
Грамматика народа-ушеносца стала предметом дискуссии. Обсуждение первой палатализации привело нас к расколу на сторонников "инда поскакы" и "инда поскаком". Наверное, именно научная дискуссия помогла нам сохранить вертикальное положение, и даже как-то успеть на электричку, и даже успешно затащить туда собаку, у которой на морде было написано, что теперь мы должны сделать её владычицей морскою, а моральный ущерб оплатить не сможем никогда. Усть-Камурастуй остался в списке непознанного, в котором и без него было так много пунктов, что остаток лета казался на его фоне ещё короче. Зато мы познали гать, и ольховые коридоры, и скальник, и полчища белых, и грамматику народа-ушеносца. Они пополнили список познанного, в котором и без них было столько пунктов, что прожитое лето казалось ещё длиннее.